Диссертация (1098713), страница 16

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 16)

Прежде всего, значительный интерес с этой точки зрения представляют высказывания русского физиолога И. П. Павлова²⁹⁹ о российской политической ментальности. Среди ее особенностей он выделял словоохотливость при отсутствии сосредоточенности, принятие решений при пренебрежении к фактам действительности, слепую привязанность к идее при игнорировании условий реальной жизни, безапелляционность

²⁹⁸ Smith M. B. A Map for the Analysis of Personality and Politics // Journal of Social Issues. – 1968. – Vol. 24. – P. 15 – 49.

²⁹⁹ Павлов И. П. О русском уме: Публичная лекция от 20.05.1918 (Петроград, Концертный зал Тенишевского училища) / Под ред. Ю. А. Виноградова, В. О. Самойлова // Лит. газ. – 1991. – 31 июл.

политических сентенций при нетерпимости к инакомыслию, интуитивное постижение истины при отказе от ее логического поиска, интеллектуальную гордыню при уверенности в собственной правоте.

Вышеуказанные исторические характеристики русского политического ума Ф. М. Бурлацкий³⁰⁰ дополняет изменениями, произошедшими в 1980 – 1990-х гг., в связи с очередным столкновением в общественном сознании трех основных идей – великодержавной русской, надэтнической евроазиатской и либеральной европейской. В результате возникло

«причудливое сочетание» общечеловеческих ценностей, таких как демократия, свобода, рынок, с традиционными социальными – государство, империя, равенство, а также религиозно-детерминированными – догматизм, аскетизм, нетерпимость.

Ф. М. Бурлацкий добавляет к ним комплекс неполноценности, идущий от осознания постоянного материально-технического и социально- политического отставания от передовых западных народов, ощущения собственной цивилизационной периферийности, а также болезненную зависть к преуспевшим соплеменникам и многовековой произвол, который превращает свободу в личную вседозволенность, неограниченную ни обществом, ни законами. Свои столь резкие оценки он пытается смягчить надеждой, связанной с перспективой прихода в российскую политику новой генерации лидеров, формирующихся сейчас в условиях демократизации и расширения тесных контактов с современным миром.

В свою очередь, коллектив исследователей под руководством Е. Б. Шестопал³⁰¹ отмечает, что для политико-культурного контекста функционирования высшей власти в России характерна мифологизация образа власти, который издревле закрепился в массовом сознании в архетипе сильного и могущественного правителя, чья легитимность освящена религией, символизируя единство народа и государства. Помимо

³⁰⁰ Бурлацкий Ф. М. Михаил Горбачев – Борис Ельцин: Схватка. – М.: Собрание, 2008. – С. 25 – 29, 285 – 287.

³⁰¹ Психология политического восприятия в современной России / Под ред. Е. Б. Шестопал. – М.: РОССПЭН, 2012. – С. 15 – 21.

персонификации власти в лице самодержца, другой особенностью является отчужденность народа от осуществления самой власти, что обычно ассоциируется с правящим сословием, безликой бюрократией, которую принято извечно обвинять в притеснениях простых людей, глухоте к их нуждам, безнравственности, безответственности, жадности, искажении на местах воли справедливого государя.

Между тем, В. В. Крамник³⁰² настаивал, что политическая элита

вопреки всему не утрачивает, но лишь усиливает свои позиции, поскольку, несмотря на транформационные процессы 1990-х гг., глубинные психокультурные установки россиян, живучи и неизменны. Среди них ключевое место этот автор отводит самовоспроизводящей политической лояльности, патернализму и этатизму, запросу на авторитаризм власти, базовому типу сознания, которому свойственны ригидный когнитивный стиль с низкой интегративной сложностью. Подобные характеристики, по мнению В. В. Крамника³⁰³, присущи широким слоям населения и самим политическим элитам России, что делает понятным бесконечную терпеливость у первых и лишенный рефлексии экспериментаторский реформизм у вторых. Именно эти особенности цементируют общество и

страхуют его от тотальных бунтов и масштабных протестов.

Необязательность обратной связи и отчетности избранных лиц перед их электоратом, нестабильность законодательства и перманентное реформирование государственных институтов, разобщенность народа и власти при массовой имперской державности выделяет среди отличительных характеристик российского политико-культурного контекста Т. С. Самохина³⁰⁴. Она отмечает исконный приоритет религиозности, правдоискательства и коллективизма над материальными ценностями,

³⁰² Крамник В. В. Путинская власть: психокультурные дилеммы второй инвеституры // Психологические аспекты политического процесса во «второй путинской республике» / Под ред. Е. Б. Шестопал. – М.: Аспект Пресс, 2006. – С. 52 – 57.

³⁰³ Крамник В. В. Ельцин: политико-психологический профиль // Политический имидж: «секреты» манипуляции массовым сознанием / Под ред. Д. П. Гавры. – СПб.: АНО «Горн. центр развития обществ. связей», 2000. – С. 81 – 88.

³⁰⁴ Самохина Т. С. Эффективное деловое общение в контекстах разных культур и обстоятельств. – М.:

Р. Валент, 2010. – С. 20 – 26.

житейской прагматикой и индивидуализмом. Специфику толкования свободы у граждан России Т. С. Самохина усматривает не в демократических идеалах и самостоятельности в принятии решений и действий, свойственных представителям западного мира, а в нравственной независимости, творческом поиске, эмансипации от внешних обязательств и любой власти. Патриотизм «по-русски», по ее мнению, связан не со свободой, демократией, конституционными и гражданскими установлениями, как, скажем, у американцев, а с любовью к Руси-матушке, природным богатствам и просторам родной земли, истории отечества и его культуре.

Этой логики придерживается и А. Д. Хлопин³⁰⁵, который считает, что в

иерархии ценностей россиян понятия о любви и доверии превалируют над принципами морали и права, что вообще характерно для религиозного мироощущения. Люди ждут от политических лидеров проявления заинтересованности, покровительства, заботы, а главное – любви и преданности. Поэтому правителям в своей каждодневной деятельности необходимо учитывать подобные ожидания населения и отвечать им, чтобы не натолкнуться на отчуждение, равнодушие, презрение, которые обычно выражаются в молчаливом протесте – невысокой явке избирателей на выборах всех уровней.

Данные особенности отечественного политико-культурного контекста укоренены в фольклоре, где устои православия причудливо переплетаются с традициями язычества. В частности, И. К. Владыкина и С. Н. Плесовских³⁰⁶ обращаются к истокам правового нигилизма в России, анализируя мифологию русских сказок, где фигура отца в доме, главы семьи, архетипически олицетворяющая закон, либо предстает слабой, зависимой от внешних обстоятельств, неспособной защитить свою семью от притеснений, либо отсутствует вовсе. Однако героев, как правило, детей, оставшихся без

³⁰⁵ Хлопин А. Д. Гражданское общество или социум клик: российская дилемма // Полития. – 1997. –

№ 1. – С. 7 – 27.

³⁰⁶ Владыкина И. К., Плесовских С. Н. Доверие к политическому лидеру и характеристики российской ментальности // Психологические аспекты политического процесса во «второй путинской республике» / Под

ред. Е. Б. Шестопал. – М.: Аспект Пресс, 2006. – С. 92 – 93.

попечения родителей, всегда выручают природные силы, артикулирующие нравственные основы жизни. Они помогают сиротам преодолевать препятствия волшебством, вселяют веру, приносят умиротворение. Также присутствует надежда на чудесное избавление от несправедливости и бесправия через внезапное появление героя-богатыря, сильного и умеющего сострадать. Апатия к сфере политики у россиян сочетается с готовностью доверять таким лидерам, которые проявляют серьезность в сочетании с оптимизмом, веселый нрав во взаимодействии с людьми, отзывчивость, участливость и справедливость.

Что касается модернистских элементов российского политико- культурного контекста, то Ю. С. Пивоваров³⁰⁷ связывает их с принятием Конституции РФ в 1993 г., провозгласившей Россию демократической республикой с президентским правлением, фактически явившейся

«властецентричным» типом общества, где монарха заменяет выборный глава государства, воплощающий традиционный архетип – власти отца.

Как показывает проведенный анализ, специфика отечественного политико-культурного контекста президентства состоит в персонификации высшей власти, в которой сильный лидер, объединяющий нацию, вынужден бороться с никчемной бюрократией, а также в идущем из религиозных традиций верховенстве понятий о справедливости, нравственности, общинности, духовности над законом, демократией, индивидуальной свободой, рассудочной прагматикой.

Можно без преувеличения сказать, что влияние политико-культурного контекста характеризуется высокой степенью устойчивости на протяжении длительных исторических отрезков времени для каждой страны с президентской или смешанной формой правления, и Россия не является исключением из данного правила.

³⁰⁷ Пивоваров Ю. С. Русская власть и исторические типы ее осмысления // Российская полития на рубеже веков: К десятилетию Фонда «Российский общественно-политический центр» / Под ред. И. М. Бунина, А. М. Салмина. – М.: Политеiа, 2001. – С. 6 – 42; Пивоваров Ю. С. Русская политика в ее историческом и культурном отношениях. – М.: РОССПЭН, 2006. – С. 32 – 49.

Между тем, немалую роль играет ситуационный контекст, который, по сравнению с предыдущим аспектом президентской роли, представляет собой фактор, подверженный постоянным изменениям. Еще в работах У. Мишела³⁰⁸, автора когнитивно-аффективной теории социального научения, было выявлено существенное воздействие ситуации на демонстрируемое поведение, когда на первый план выходит непосредственно индивидуальность человека, нивелируя влияние обобщенных, типологических свойств его личности.

Идея У. Мишела о том, что в нетипичных ситуациях люди могут вести себя менее последовательно, чем от них ожидают, получила свое развитие в политико-психологических исследованиях президентства у А. Джорджа³⁰⁹, Ф. Гринстайна³¹⁰, М. Дж. Херманн³¹¹, Т. Престона³¹², П. Т. Харта и его

соавторов³¹³. В трактовке силы воздействия ситуации на исполнение роли

президента и силы влияния его личности на формирующийся политический контекст эти авторы расходятся в некоторых нюансах. Но они демонстрируют единодушие в том, что ситуационный контекст задает основу, которая выявляет особенности взаимодействия президента со средой, предоставляя лидеру страны определенную свободу действий или создавая некие препятствия. Иными словами, когда глава государства обладает властными полномочиями, соответствующими его статусу, и внутриполитическая или международная ситуация позволяет ему применить свою власть для воздействия на политический процесс, тогда и имеет место влияние личностного компонента на исполнение роли президента.

³⁰⁸ Mischel W. Personality and Assessment. – N.Y.: Psychology Press, 1996. – 384 p.; Mischel W., Shoda Y., Ayduk O. Introduction to Personality: Toward an Integrative Science of the Person. – N.Y.: John Wiley & Sons, 2007. – 592 p.

³⁰⁹ George A. L. Presidential Decisionmaking in Foreign Policy: The Effective Use of Information and Advice. – N.Y.: Westview Press Inc., 1981. – 267 p.

³¹⁰ Greenstein F. I. Personality and Politics: Problems of Evidence, Inference and Conceptualization. – Princeton: Princeton University Press, 1992. – 246 p.

³¹¹ Hermann M. Assessing the Foreign Policy Role Orientations of Sub-Saharah African Leaders // Role Theory and Foreign Policy Analysis / Ed. by S. G. Walker. – Durham, NC: Duke University Press, 1980. – P. 161 – 198.

³¹² Preston T. The President and His Inner Circle: Leadership Style and the Advisory Process in Foreign Affairs. – N.Y.: Columbia University Press, 2001. – 355 p.

³¹³ Hart P.’t. Groupthink in Government: A Study of Small Groups and Policy Failure. – Baltimore, MD: Johns Hopkins University Press, 1994. – 344 p.; Boin A., Hart P.’t, t rn E., Sundelius B. The Politics of Crisis

Management: Public Leadership Under Pressure. – Cambridge: Cambridge University Press, 2006. – 191 p.

Что касается особенностей ситуационного контекста российского президентства, то обычно он характеризуется с точки зрения состояния политической системы: кризисного или стабильного. В коллективном исследовании восприятия российской власти, которое проводится в форме лонгитюда в течение двух десятилетий с начала 1990-х годов под руководством Е. Б. Шестопал³¹⁴, было показано, что при возникновении кризисов и разные слои населения, и государственные чиновники, и представители СМИ испытывают когнитивный диссонанс, способный привести к затяжной фрустрации, социальному дистрессу. Преодоление деструктивных последствий, как правило, сопровождается политической ресоциализацией, когда традиционные оценки событий и лидеров, усвоенные

Характеристики

Список файлов диссертации