Диссертация (1098494), страница 18
Текст из файла (страница 18)
307 Norman D. In imitation of Saint Thomas Aquinas: art, patronage and liturgy within a Renaissance chapel // Renaissance studies. 1993. Vol. 7. P. 1–42.
308 Röttgen S. Ibid., p. 209.
309 Muther R. Geschichte der Malerei… S. 232.
ней части кафедры, в круглой раме, поддерживаемой крылатыми путто, помещена раскрытая книга с цитатой из Притч Соломоновых: «…ибо ис- тину произнесет язык мой, и нечестие мерзость для уст моих» (Прит. 8:7), которой открывается «Сумма против язычников» Фомы Аквинского. Два путто, стоящие над карнизом, держат таблички с текстом из Псалтыри:
«Откровение слов твоих просвещает, вразумляет простых» (Пс. 118:130)310,
которые К. Бертелли связывал с деятельностью Караффы в области дет- ского образования311. На переднем плане размещены фигуры оппонентов великого схоласта, еретиков, чьи имена частично подписаны, а также портреты главных доминиканских приоров. В надписях на книгах, лежа- щих у подножия кафедры, приведены ошибки, которые были допущены еретиками в их рассуждениях о Христе.
Восточная стена капеллы, по сообщению Вазари312, была занята сце-
ной, где «Вера берет в плен Неверие, всех еретиков и неверных; и подобно тому, как под Надеждой изображено Отчаяние, так изображены и многие другие Добродетели, смиряющие противоположные им Пороки». Фреска была разрушена в 1566 г. при сооружении гробницы папы Павла IV, также происходившего из рода Караффа. Единственным свидетельством о ней, помимо процитированного выше пассажа из «Жизнеописаний…», является лист из «Книги рисунков» Вазари (Флоренция, Кабинет рисунков и эстам- пов галереи Уффици, инв. 617 orn), о котором ее владелец отзывался как о
превосходной работе Филиппино313. На его лицевой стороне изображены и
подписаны рукой Филиппино аллегории Силы – мужская фигура в по- единке со львом – и Умеренности – женщина, сидящая на фоне зубчатой башни, ворота которой она открывает ключом, и попирающая тело Эпику- ра). На оборотной стороне листа представлены Благоразумие – женщина в
310 Все надписи, а также тексты пророчеств сивилл, приведены в соответствующих главах у Г. Гейгер, а также у Ш. Рёттген. (См.: Röttgen S. Italian Frescoes. The Flowering of the Renaissance... Р. 459–460.)
311 Bertelli C. Filippino Lippi riscoperto. Firenze, 1962. P. 61.
312 Vasari G. Le vite de’ più eccellenti architetti, pittori, et scultori italiani. Ed. G. Milanesi. Firenze, 1878. Vol. 3, р. 468. (Цит. по: Вазари Дж. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих. М., 1963. Т. 2. С. 584.)
313 Там же.
плаще и с книгой в руках, попирающая тело Сарданапала, и раскрытая книга в окружении символов четырех евангелистов, чьи имена также надписаны. То, что эти наброски имеют прямое отношение к римским фрескам Филиппино, предположил К. Бертелли, указав, что персонифика- ции Добродетелей были скопированы из так называемой “Libro di Giusto”314, книги образцов, созданной ок. 1450 г. и восходящей к фрескам Джусто де Менабуои в церкви Эремитани в Падуе. Подтверждает это дву- кратное изображение раскрытой книги на обороте: эта эмблема кардинала Караффы многократно встречается в росписях капеллы315. Г. Гейгер, напротив, сомневалась и в авторстве рисунка, и в возможности использо- вания книги образцов, а основным источником мотива борьбы добродете- лей и пороков предлагала видеть «Психомахию» Пруденция316.
М. Грассо317, предприняв детальное исследование рисунка, уточнил и
отчасти оспорил эти догадки. Было установлено, что в виде женской фигу- ры с книгой в руках, заключенной в кольцо (сферу), аллегория Благоразу- мия неоднократно изображалась в итальянской средневековой живописи. В качестве ближайшей аналогии Грассо приводит миниатюру Никколо ди Джакомо в «Декреталиях» Джованни ди Андреа (1353, Милан, Библиотека Амброзиана, Ms. B 42 inf., f. 1r). Во всех таких случаях с ней соседствует Умеренность с крепостной башней в качестве атрибута. По предположе- нию Грассо, эти типы восходят к античному литературному источнику – к пассажу в De inventione Цицерона (II LIII 160), где он описывает атрибуты Благоразумия, и в последующей традиции, разумеется, действительно бы-
314 Bertelli C. Appunti sugli affreschi nella Cappella Carafa alla Minerva // Archivium Fratrum Praedicatorium. 1965. Vol. 35. P. 118–119.
315 Reynolds A.The private and public emblems of Cardinal Oliviero Carafa // Bibliothèque d’humanisme et renaissance. 1983. Vol. 45. Р. 273–284. Э. Парлато отрицал авторство Филиппино в отношении этого листа и высказывал предположение, что в рисунках разрабатывались не мотивы для фрески на восточной стене, а развернутая версия эмблемы (с изображением тетраморфа и Добродетелей), которая в росписях
оказалась редуцирована. (См.: Parlato E. Il “cielo di Raffaellino del Garbo” alla Minerva. Artisti toscani e
decorazioni all’antica nella Roma del Quattrocento // Roma di fronte all’Europa al tempo di Alessandro VI. Vol. III. Roma, 2001. P. 842–843.)
316 Geiger G.L. Filippino Lippi’s Carafa Chapel… P. 117.
317 См.: Grasso M. Ipotesi per un disegno di Filippino Lippi per la Cappella Carafa // Figure. 2013. Vol. 1. P. 121–129.
ли неразрывно связаны с текстом Пруденция. Филиппино должен был быть знаком с этой изобразительной традицией, поскольку он ею пользу- ется. К тому же, Благоразумие было той добродетелью, которую считал наивысшей св. Фома Аквинский (Сумма теологии, 47, 5) и ценил Оливьеро Караффа – до такой степени, что сделал ее персонификацию своей эмбле- мой. В свою очередь, книгу в окружении тетраморфа, которая, как счита- лось, представляет собой развернутый и не перешедший в росписи капел- лы вариант кардинальской эмблемы, Грассо предпочитает связывать с апо- калиптической тематикой.
Восточная стена, которую определенно прорезал вход в погребаль- ную комнату, оставлявший не так много места для росписей, особенно для сюжетных сцен, целиком могла быть была занята изображениями Добро- детелей – по мнению Грассо, возможно, всех семи. Добавим, что использо- вание фигур Добродетелей как ключевого, программного элемента было одной из основных типологических черт неаполитанских скульптурных надгробий с момента формирования этой традиции в первой четверти XIV в.318, а кардинал Караффа был родом из Неаполя (и, в конечном счете, там же был похоронен), поэтому это предположение вполне правомерно. По- гребальная капелла кардинала, долгое время забытая, была вскрыта при реставрации 1960-х гг. На ее своде, прихотливо расчерченном, подобно потолкам Золотого дома Нерона, помещены фрески с историями Виргинии
и Лукреции, выполненные Раффаэллино дель Гарбо. В центральном круг- лом клейме потолка помещена фигурка сивиллы, которая также держит над головой раскрытую книгу.
Масштаб фресок в капелле Караффа по-прежнему остается некруп- ным, вполне в духе Раннего Возрождения, однако общая структура ансам- бля коренным образом меняется. Филиппино заимствует ее у Бернардино Пинтуриккьо, который применил ее в капелле Буффалини (1479–1485 гг.,
318 Aceto F. Status e immagine nella scultura funeraria del Trecento a Napoli: le sepolture dei nobili // Medioevo: immagini e ideologie. Milano, 2005. P. 597–607.
Рим, Санта Мария ин Арачели). Ее принципиальное отличие от традици- онной для Раннего Возрождения схемы построения росписи заключалось в том, что плоскость стены между цоколем и люнетом не членилась на не- сколько горизонтальных ярусов, а целиком отдавалась одному или не- скольким совмещенным сюжетам. Это было обусловлено стремлением к созданию единой большой композиции, со-масштабной архитектуре Рима, и диктовало совершенно иное отношение к пространственным проблемам как внутри самой сцены, так и между картинной плоскостью и простран- ством капеллы. При этом в отличие от Пинтуриккьо, который дробит ал- тарную стену капеллы Буффалини на несколько фрагментов (эпизодов), Филиппино рассекает по вертикали и по горизонтали единую по компози- ционному построению сцену Вознесения Богоматери, которая воспроизво- дит традиционное двухъярусное построение алтарных картин на этот сю-
жет319, и вписывает в нее пышно обрамленный алтарь. Следует признать,
что его решение представляется более удачным, нежели вариант, избран- ный Пинтуриккьо.
Вторая принципиально важная особенность римских росписей ху- дожника, которая неоднократно становилась предметом специального ин- тереса исследователей320, – это строго выверенные архитектурно- перспективные построения. Иллюзионистическая архитектура, как обрам- ляющая сцены, так и помещенная внутри них, резко уходящая в глубину и разделяющая картинное пространство на большое число планов и верти- кальных уровней, служит продолжением реальной архитектуры капеллы. Реальные и имитированные в живописи архитектурные элементы одинако- во декорированы, что придает пространству единство и гармонию. И хотя дальнейшего развития в творчестве Филиппино идея капеллы как единого архитектурно организованного пространства (spazialità architetturata) не
319 La Malfa C. A New Sketch by Filippino Lippi for the "Assumption of the Virgin" in the Carafa Chapel // Master Drawings. 2005. Vol. 43. P. 147.
320 Подробно см.: Vitiello M. Le architetture dipinte di Filippino Lippi. La capella Carafa a S. Maria Sopra Minerva in Roma. Roma, 2003.
получила, в ней принято усматривать прямую предшественницу компози- ционных решений зрелого Ренессанса, в частности, «Афинской школы» Рафаэля, а во фресках капеллы Караффа в целом – ключевой памятник
«новой живописи» в Риме321.
Иллюзионистические архитектурные элементы в капелле Караффа традиционно связывались не с античными, а с ренессансными памятника- ми, в том числе, работами Мино да Фьезоле и Джулиано на Майано. Их декоративное убранство, в свою очередь, зачастую имеет античное проис- хождение и перекликается с рельефным декором в постройках Джулиано да Сангалло и его рисунками. Так, фигурные капители пилястров, обрам- ляющих настенные композиции, восходят к многосоставным капителям колонн хора римской базилики Сан Лоренцо фуори ле мура или нефа церкви Санта Мария ин Космедин. Подобную композцию капители разви- вал в те же годы в декорации сакристии флорентийской церкви Санто Спирито Дж. да Сангалло, хотя Филиппино, бесспорно, был знаком и бо- лее ранний прецедент использования сложных фигурных капителей в ре- нессансной архитектуре – кафедра собора в его родном Прато, исполнен- ная Микелоццо (1428–1438 гг.). Рельеф, покрывающий нижнюю часть ил- люзорного антаблемента на западной стене капеллы, напрямую восходит к
убранству храма Марса Ультора на Форуме Августа322. Пилястры кафедры
св. Фомы украшены связками фасцев, которые были скопированы с гроб- ницы Марка Антония Люпа, вплоть до XVII в. стоявшей на дороге к Остии близ Понте дель Арка323 и зарисованной Сангалло в Сиенском кодексе324
321 Antal F. Breu und Filippino // Zeitschrift für bildende Kunst. 1928/29. Bd. 62. Heft 2. S. 34; Coliva A. Filippino Lippi nella capella Carafa: L’affermazione del nuovo spazio romano // Le due Rome del Quattrocento. Melozzo, Antoniazzo e la cultura artistica del ‘400 romano. Atti del convegno internazionale. A cura di S. Rossi, S. Valeri. Roma, 1997. Р. 151–152.
322 Geiger G. Ibid., p. 176.
323 Halm P. Das unvollendete Fresko des Filippino Lippis in Poggio a Caiano // Mitteilungen des Kunsthistori- schen Institutes in Florenz. 1931. Bd. 3. S. 408.
324 Более ранние примеры воспроизведения этого памятника в рукописях, в частности, в Моденском ко- дексе (fol. 16) и кодексе Гарретт (fol. 11) Джованни Маркановы не отличаются ни археологической точ- ностью, ни интересом к его архитектурной составляющей. (См.: Baily Lawrence E. The Illustrations of the Garrett and Modena Manuscripts of Marcanova // Memoirs of the American Academy in Rome. 1927. Vol. VI. Pl. 33 and 40.2.)
(fol. 32v с пометкой SEPOLTURA PER LA VIA DA OSTIA). Капители их, в то же время, заимствованы у Альберти: подобную форму можно видеть на фасаде флорентийского палаццо Ручеллаи. Саму форму кафедры св. Фомы
– монументальный киворий с нишей для трона – М. Витиелло связывает с ренессансными надгробиями и санктуариями, а также с табернаклем, вы- полненным Микелоццо для базилики Сан Миниато аль Монте325 (1448 г.). Таким образом, иллюзорная архитектура капеллы представляет собой уди- вительный сплав чистых античных форм, классических элементов, уже опосредованных ренессансными художниками, и их собственных декора- тивных изобретений.
Из стилистических черт этого цикла можно отметить очевидное нарастание экспрессии, остроту физиогномических характеристик, которая отчетливо проявляется в мимике и жестикуляции апостолов в сцене Возне- сения Девы и в гримасе «демона», которого победно попирает в сцене сво- его триумфа св. Фома Аквинский. Здесь же зарождается увлечение Филип- пино восточной экзотикой, эстетикой странного и причудливого, что отра- зилось в костюмах еретиков и в веренице стаффажных фигурок – кортеже волхвов – заполняющих дальний план сцены вознесения Богоматери. В де- талях: выступающих за пределы архитектурной рамы фигурах, в драпи- ровках, которые «подхвачены» лентами, опутывающими ножки сидящих на консолях путти, и пр. – проявилась страсть Филиппино к иллюзиони- стическим эффектам. В целом можно утверждать, что зрелый стиль масте- ра и его основные художественные интересы выкристаллизовались именно в этом ансамбле.
Своды капеллы занимают фигуры сидящих сивилл. Пришедшие из античного мира, эти героини были уподоблены ветхозаветным пророкам326 и наравне с ними появлялись в церковных росписях, держа в руках тексты
325 Vitiello M. Op. cit., p. 32.