Диссертация (1098196), страница 97
Текст из файла (страница 97)
Его недовольствовызывает даже такое выражение, как «смрад земной» (I, 119). И уж, разумеется, неостаются без внимания такие отрывки, как, например, следующий:В повоях шелковых, – в ометах пестрыхПрислужники с низанками ключей,Допрашивать спешили погреба,И погреба отверстыми устамиКричали им: «нет более вина!»..(I, 298-299)Какие-то фрагменты Дмитриев отмечает как растянутые, повторяющиеся илипросто, на его взгляд, провальные и сопровождает уничтожающими репликами: «Что замногословие! Что за набор слов!» (I, 393), «экая гиль!» (II, 78), «Все одно и то же!» (I,397), «Все это описание для того, чтобы сказать, что пришла ночь» (II, 5), «Хоть быСушкову!» (I, 221), «Точно Зилова стихи» (I, 495)876.Большая группа заметок относится к географическим и историческим реалиям:«Лилеи, растущие в горах, как они устилают долины?» (I, 112), «У них не было шипучеговина» (I, 300), «Около Фавора нет скал» (I, 339), «На внутренних морях дельфинов нет»(I, 340), «Этот храм был уже не Соломонов» (II, 83), «Разве Сион вострый?» (II, 5),«Никогда в диадиме не хаживали в походы» (II, 226) и др.
Несколько раз отмечаютсяслучаи модернизации стиля, вторжения в поэму «не библейского» языка. Замечаниями«Совсем не библейский язык» и «trop modérne» сопровождаются выражения «крыльяразвязав мечтам» и «отдав поклон моим мечтам» (II, 42, 47). Особенно неуместнымикажутся Дмитриеву многочисленные «русские каламбуры» в устах «палестинскихразбойников» (см.
I, 188 и сл.) и слова вроде «дядюшка» (I, 216).И, наконец, последняя группа замечаний относится к случаям самочинноготолкования Евангелия и сомнительных домыслов, являющихся либо простой поэтическойвольностью, либо следствием неправоверия автора: «геенна будет после суда» (I, 121), «А876Николай Васильевич Сушков (1796–1871) и Алексей Михайлович Зилов (1798–1865) постояннобыли предметом насмешек и эпиграмм Дмитриева как своего рода эталонные бездарности (см. поуказателю: Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний…). По свидетельству П.И. Бартенева, Дмитриев даже«чуть ли не накануне смерти» сочинял эпиграмму на Сушкова: «Восхвалим истину от века и до века. / Насвете не было пустее человека…» (Русский архив.
– 1912. – Кн.1. – №3. – С.433).384шестого мужа как объяснит предание?» (I, 281), «Лучезарной главы, в земной жизни, уХриста не было» (I, 302), «Нет! уж прежней молодости Христос не возвращал» (I, 403),«Христос никогда не оказывал пылу, а всегда спокойствие» (II, 61) и др. Одно выражение,относящееся к Богородице, Дмитриев счел прямо уличающим автора в неправославныхвзглядах: «Таинственно-зачатая от Бога, / Таинственно зачавшая Его…» Замечание поэтому поводу, в виду его важности, торжественно вынесено на оборот переплета второйчасти с указанием страницы: «на стран. 15. Глинка верует в conception immaculé» (то естьв безмужнее зачатие самой Богородицы, католическое воззрение, принятое как догмат ужев XX веке).
Кто-то (возможно, именно Дмитриев) указал Глинке на подозрительностьэтого выражения, и в издании 1871 года он исправил стих таким образом, чтобы сомненийв православии его автора не возникало: «Сама быв дар родителям от Бога, / Таинственнозачавшая Его…» (с. 330).3Из заметок в берлинском издании поэмы видно, что Дмитриев как читатель весьмакритично отнесся к любимому детищу Глинки. Разбор поэмы, основанный на егомаргиналиях, если бы он был написан, мог бы завершаться примерно так, как в свое времяВ.К. Тредиаковский в «Письме <…> от приятеля к приятелю» (1750) завершил разборторжественной оды А.П.
Сумарокова 1743 года: «Видели мы, государь мой, что сияАвторова ода порочна сочинением, пуста разумом, темна и обоюдна составом слов, низкабезразборными речами, ложна повествованием бывших дел, непорядочна, наполнена безнужды повторением тех же самых слов, неисправна в мере стихов, безрассудна вупотреблении басноcлoвия, напоследок, а cиe всего прочего хуже, отчасти инеправоверна»877. Однако, в отличие от Тредиаковского, Дмитриев не имел ни конкретныхцелей, ни посторонних побуждений для того, чтобы выискивать в «Таинственной капле»недостатки. Его заметки делались не для публики.
Они действительно свидетельствуют осамом внимательном и заинтересованном чтении поэмы, и в письме к Глинке, говоря очистоте своего участия к его сочинению, Дмитриев, думается, не кривил душою.Читательские заметки на полях «Таинственной капли» говорят не о негативномотношении к поэме или ее автору, а о наличии у Дмитриева устоявшейся и определеннойсистемы убеждений и вкусов. В его замечаниях виден последовательный сторонникточности слога, ясности мысли, естественности чувств и сдержанности в их выражении,877С.72–73.Критика XVIII века / Сост., подг. текста, примеч. А.М. Ранчина, В.Л.
Коровина. – М., 2002. –385не приемлющий небрежности, грубости, вычурности и т.п. Иными словами – человеккарамзинистской культуры. В поэме Глинки, увиденной с этой точки зрения, бросаются вглаза черты, роднящие ее автора с архаистами начала XIX века, такими как Державин,Бобров, Шихматов и др.: грандиозность замысла, страсть к возвышенному и ужасному,местами иератическая темнота стиля, экспрессия, словотворчество и многословие,нежелание хранить чувство меры в желании быть оригинальным и, в результате, провалы,неотделимые от удач, интерес к народной речи, эклектичность...Пушкин в рецензии на «Карелию» Глинки (1830) дал блестящую и не лишеннуюдвусмысленностей характеристику его самобытной поэтической манеры:«Изо всех наших поэтов Ф.Н. Глинка, может быть самый оригинальный.
Он неисповедует ни древнего, ни французского классицизма, он не следует ни готическому, ниновейшему романтизму; слог его не напоминает ни величавой пышности Ломоносова, нияркой и неровной живописи Державина, ни гармонической точности, отличительной чертышколы, основанной Жуковским и Батюшковым. Вы столь же легко угадаете Глинку вэлегическом его псалме, как узнаете князя Вяземского в станцах метафизических илиКрылова в сатирической притче. Небрежность рифм и слога, обороты то смелые, топрозаические, простота, соединенная с изысканностью, какая-то вялость и в то же времяэнергическая пылкость, поэтическое добродушие, теплота чувств, однообразие мыслей исвежесть живописи, иногда мелочной, – все дает особенную печать его произведениям.Поэма «Карелия» служит подкреплением сего мнения.
В ней как в зеркале видныдостоинства и недостатки нашего поэта»878.Эти слова можно истолковать так, что в поэзии вообще нет достоинств инедостатков самих по себе, а есть их взаимообусловленное единство, явленное в личностипоэта и его творчестве. Поэтому на «небрежность», «вялость» и «однообразие мыслей»,отмечаемые критиком, Глинка не должен обижаться, раз они, наряду с другими егокачествами, дают «особенную печать его произведениям» и даже делают его «самыморигинальным».С такой широтой и великодушием и с такой изящной ироничностью отнестись кпозднему творению Глинки Дмитриев, конечно, не мог. Этому препятствовали некотораядогматичность его мышления и абсолютная серьезность отношения к задачам, которыеставил перед собой автор «Таинственной капли», и к условиям, которыми он себяограничивал.
В обширных прозаических пояснениях к поэме Глинка заявлял: «Все878Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. – М., 1964. – Т.7. – С.119–120.386выражения свои автор подчинял условиям предмета, он писал под условиями: a)Библейского предания; b) исторического порядка; c) местностей описываемого края инравов; d) эпох, имевших свой современный цвет (автор старался, чтоб на всем, повозможности, отражался местный колорит), и более всего: под условием догмы и строгоговоззрения Православной Церкви. <…> Словом, автор писал картину по заготовленнымуже рамам и часто (вопреки требованиям воображения и творчества) не мог выступить нина шаг из границ, ему указанных» (II, 434–436).Замечания Дмитриева, которые не относятся исключительно к стилю, как раз иобращены к тем местам произведения Глинки, где «колорит его грешит против эпохи,народности и местности»: они нацелены ровно на те аспекты поэмы, которые сам авторобозначил как принципиально для себя важные.
Решительно расходясь в вопросах «слога»и эстетических воззрениях, Дмитриев и Глинка оказались близки в пониманииобязанностей «священной поэзии» и ее значения.В последний раз Дмитриев писал Глинке 18 января 1866 года:«Напечатаны мои стихотворения879… <…> Теперь они изданы без цензуры, чегомы никогда не могли вообразить, да и во сне того не думали увидеть. Теперь можно бы вамнапечатать в России вашу Каплю. Но, говоря о нынешней нашей литературе, нельзянадивиться ее пустому и совратившемуся с пути направлению! В наше время, то есть когдаписали и Жуковский, и Мерзляков, и вы – ваши духовные гимны, можно ли быловообразить, что у нас будут любимые поэты Некрасов с братией? – Можно ли быловообразить, что наши журналы дойдут до публичного отрицания Бога, души, брака ибудущей жизни? – И все это совершилось!»880Н.А.
Некрасов, который назван здесь любимцем нового поколения, не способногопонимать духовную поэзию вообще и «Таинственную каплю» в частности, по ирониисудьбы оказался автором единственного журнального отклика на поэму, появившегося вмартовском номере «Современника» за 1866 год, – насмешливого, разумеется, отклика.Подводя «итоги деятельности стихотворствующих россиян начиная за полвека назад и донаших времен», в своей статье он устраивает братскую могилу для «Таинственной капли»и… «Стихотворений» Дмитриева.
Эти книжки, «которые еще шевелили сердца нашихбабушек и настраивали наших дедушек на патриотический и возвышенный лад», трогаютНекрасова своей безобидностью:879880Дмитриев М.А. Стихотворения. – М., 1865. – Ч.1–2.РГАЛИ. Ф. 141. Оп. 1. Ед. хр. 248. Л. 15–15 об.387«Какое, в самом деле, чувство может оскорбить «Таинственная капля», вдвух толстеньких томиках рассказывающая подробно и длинно, как подобаетстарости, стихами в рифмах и без рифм, в сценах прозою и без прозы, коротенькоепредание о разбойнике, покаявшемся Христу на кресте? Какое кому дело, что клегенде, созданной наивным воображением народа, автору вздумалось прилагатьпредание о падении трехсот идолов, беседы ада с сатаною и смертью, «песнь ошестодневном», говорящие стихами кометы, «тревоги в высшем воздухе отдвижения летящего мира» и т.п.