Диссертация (1098185), страница 72
Текст из файла (страница 72)
Подобно тому, как растут и меняются города, так жезакономерно и трагическое отчуждение нового поколения, желающего построитьновые отношения в мире. Внук Оно Иширо на непонятном Оно языке имитируетголоса героев американских мультиков, подражает Богарту и играет в ковбоев. Вэтом плане символично и то, что к концу романа обе дочери рассказчика ждутдетей.320В заключительной части романа взор стоящего на мосту Оно направлен всторону строящихся многоэтажек, туда, где недалеко от берега двое мальчишекс удочками играют у воды. Сцена, на первый взгляд, ничем не примечательна,однако ее зеркальное отражение возникнет чуть позже, когда в саду Мацуды двастарика с палками, стоя у пруда с карпами, станут размышлять о былых амбицияхи обыкновеннейшей в своей неизбежности старости.
Открытое современноепространство и надежды молодости противопоставлены замкнутому, нарочито«японскому»пространствусадасглубокимпрудом,связанномуссозерцательностью стариков. Шутливый разговор Оно и Мацуды отражаетсознание неизбывной иллюзорности притязаний на широту в понимании мира.Пространственные противопоставления выражают антитезу прошлого и будущегов его вечной диалектике амбиций молодых и рефлексии стариков о былыхнадеждах.Само изменение пространства становится проявлением волевых притязаниймолодых на новый мир, при этом в романе происходит постоянная корреляцияситуаций, связанных с условным миром живописи и реальным миром городскойжизни.
Изменения в пространстве живописных сюжетов, смена перспективы,изображаемые визуальные ряды соотносятся с серьезными изменениями впространстве города, в котором на протяжении полувека происходят заметныеперемены. Лейтмотивом звучит упрек учителя своему амбициозному ученику,который осмеливается на «исследование сомнительных улиц». Визуализациянового в искусстве предстает метафорой самого нового мира будущего,создаваемого полной надежд молодежью.Последняя сцена-зарисовка, описываемая Оно, несомненно, символична.Герой направляется в некогда любимый им район развлечений, где теперь наместе бара миссис Каваками сооружено четырехэтажное здание с большимистеклянными окнами, предназначенное под офисы.
Атмосфера оживленногобизнес-центра, недавно проложенная широкая бетонная дорога, по которойдвижутся груженные строительные машины, полностью изменили расслабленныйритм района развлечений. Примечательно, что в округе нет ни одного бара.321Практичность и здравый смысл, проамерикански настроенная молодежь,спешащая из офиса в офис, – ей будто чужды иллюзии прошлого.На тротуаре, там, где когда-то стоял бар Миджи-Хидари, герой отдыхает наскамейке. Среди спешащих людей ни у кого нет времени, чтобы присесть, итолько Оно спокойным взглядом художника обозревает царящее вокругоживление.
Скамейка находится там, где когда-то стоял стол, за которымсобирались ученики Оно, славившие своего сенсея и мечтавшие завоевать мир.Теперь Оно один, он на островке прошлого плывет в новый, чуждый ему мир.Однако конец романа звучит двусмысленно. Оно наблюдает за молодымилюдьми из офисов, и они напоминают ему детей, наивных, открытых, честносмеющихся, дерзающих, как и те молодые люди, которые некогда окружали его.Зеркальные окна офисов видятся ему ярко освещенными витринами баровпрошлого, а молодые люди – такими же полными жизненной силы и добродушия,как и их когда-то молодые отцы. Обозревая великие перемены в городе, то, какбыстро он перестраивается, Оно чувствует, что душа его переполняетсяискренней радостью.
Он начинает верить в последнюю иллюзию о счастливомбудущем нации. Но финал романа указывает на едва заметную иронию,сквозящую в словах старика, желающего молодым удачи.Насколько реалистичны надежды молодых?Мотив алкоголя-иллюзий, недвусмысленно связывающий прошлое смнимостью свершений и в сценах на вилле Мори-сана, и в Миджи-Хидари,неслучайно возникнет в настоящем Оно. Рассказчик искренне полагает, что еговосьмилетнему внуку, как когда-то и его сыну, хочется попробовать саке иприобщиться духу самураев.
Но родители ребенка против, им куда ближе новаяидеология трезвой американской практичности, нежели уронивший себя во времяВторой мировой войны самурайский кодекс.В отказе от алкоголя видится отказ от вредных иллюзий, и все же в том, какпоказана современность, немало других проявлений извечных наивных иллюзий обудущем. Неоднократно звучит почти дословное повторение слов молодыхлюдей,верящихвреволюционныеизменения,носвязывающихихс322противоположнымиценностями.МолодойМацудавременяпонскогоимпериализма восторженно призывал к возрождению патриотического духа.
Стой же горячностью молодой Таро теперь ратует за американские ценности,основанные на политической и экономической свободе. Америка становитсяновым «сенсеем» для японцев.Изменяется и почерк нового искусства. Американский кинематограф,постер с доисторическими монстрами, разрушающими мегаполис, которыйперерисовывает маленький внук Оно Иширо, комиксы, мультики, наводняющиенастоящее в рассказе Оно, – такая же иллюзорная реальность, формирующаяпространство мышления молодых, как и прежний «патриотический дух». Привсемсходствепафосавеликихсвершенийочевиднодемонстративноепротивопоставление национальных ценностей англо-американскому мейнстриму,тому, что Исигуро в одном из интервью называет смертью культуры730.Так, изменение пространства города и пространства живописных сюжетов вромане соотносится с иллюзиями и смелыми амбициями молодых, наивноверующих в свою способность изменять мир.
Старикам же остается созерцатьиллюзорный мир красоты floating world, сознавая его эфемерность.Как представляется, Исигуро никогда не рассказывает лишь частнуюисторию. Целый комплекс лейтмотивов, система персонажей-двойников в этом идругих романах автора не только воспроизводят психологическую коллизиюрассказчика, но и выводят некую вечную формулу человеческой жизни, каждыйраз повторяющей свой цикл. Об этом недвусмысленно говорит сам автор,декларируя свой отказ от документальности: «Это вымышленный город <…>.Изображая его вне конкретики места, я могу рассказывать историю о людях и ихжизни вообще»731.Исигуро может показаться противоречивым, когда заявляет о том, что несклонен строго судить своих героев, напротив, его «интересуют те, кто имеет хотькакую-то долю таланта, страсти, подлинного стремления изменить мир иKazuo I.
Wave Patterns: a Dialoque / I. Kazuo, O. Kenzaburo // Grand Street. Denvill., NY. 1991. Vol. 10. № 2 (38). P.87.731Mason G. An Interview with Kazuo Ishiguro // Mississippi Review. 1991. Vol. 20. № 1-2. P. 340.730323подняться над людьми с обыденными взглядами <…>, сделать свой вклад в нечтобольшее» 732 , а затем утверждает, что жизнь таких, как Оно и Стивенс (геройромана «Остаток дня»), «испорчена, так как [герои] не обладали особым талантомвидеть суть жизни вокруг.
Они не были идиотами, они оказались обыкновеннымилюдьми»733.Даннаядвойственностьобъясняетсясвойственнымавторустремлением видеть историю шире, утверждать достоинство человека в егодерзаниях, амбициях, стремлениях изменить мир, но и в сознании ошибочностииллюзий. «Необходимость следовать за лидерами и необходимость властвоватьнад другими», этот «двигатель жизни» оказывается, по Исигуро, «не японским, аобщечеловеческим фактором» 734.
На первой своей самостоятельной работе Оноизображает лозунг, выражающий не только суть его личных художническихамбиций: «Молодые готовы сражаться за свое достоинство». Теперь, в концежизни, осознав всю мнимость собственных взглядов и тщету «великих дерзаний»,Оно начинает писать… дневник с зарисовками из собственной жизни и акварели –цветы и деревья для собственного удовольствия. И в том, и в другом для Исигурозаключены своя правда и свое достоинство.Монтажная склейка фрагментов прошлого и настоящего в сознании Оно нетольконеявляетсясемантическинейтральной,онауказываетнацеленаправленное движение к исповедальному признанию иллюзий и ошибок.Парадоксальное исповедальное молчание Оно о стыде утраты репутациикомпенсируется принципом объединения в лейтмотивные ряды фрагментовкадров, имеющих сходные, но не тождественные друг другу пространственные ивизуальные параметры.
Монтаж фрагментов художнического видения позволяетвыявить изменение в самосознании Оно, его попытку принять и пережитьтравматический опыт прошлого и настоящего, не прибегая к полномусамообнажению в слове.Vorda A. An Interview with Kazuo Ishiguro / A. Vorda, K. Herzinger // Mississippi Review. – 1991. – Vol. 20. P. 151152.733Там же. P. 152.734Mason G. An Interview with Kazuo Ishiguro // Mississippi Review. 1991. Vol.
20. № 1-2. P. 342.7323243.5 Mise-en-abymeВыстраивая сложные метапрозаические стратегии, прибегая к структурамad infinitum, tromple-l’oeil, «короткому замыканию» или металепсису735,постмодернисты обнажают не только саму конструктивную природу сознания, нои мучительные поиски «Я». Неслучайно постмодернистский субъект названКр. Нэшем «нарциссическим», маниакально вопрошающим о своей идентичностиипаническибоящимсясамообнаружения736.Понятиеmise-en-abyme,заимствованное литературоведами из искусствоведения и геральдики, оказалосьособо востребованным в связи с постмодернистской саморефлексией.Дадим определение, предложенное в работе Б.
Макхейла «Сознание бездны:модели, учебники, карты»: «В строгом смысле под mise-en-abyme следуетпонимать только такие произведения, которые парадоксальным образом содержатсами себя, такие как, скажем, ―Дон Кихот‖ или ―Фальшивомонетчики‖. В болеешироком смысле слова эта категория может включать все виды аналогий ихудожественного параллелизма среди более или менее автономных частей текста(например, ―рамочные‖ описания, вид из окна, и т.д.).
Понятая таким образомфигура mise-en-abyme сводится к общему принципу аналогии, в соответствии счем любая часть текста может быть построена по принципу аналогии с чемлибо» 737 . В самых очевидных примерах это вставная история, повествующая огерое, жизнь которого может быть соотнесена с жизнью или жизненныминамереньями протагониста.735McHale B. Postmodernist Fiction. New York & London: Routledge, 1987.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
