Диссертация (1098185), страница 69
Текст из файла (страница 69)
Именно этоткотором,вопрекиEder R. «Staring at the Sun» // Los Angeles Times Book Review. 1987. № 5. P. 5.; Moseley M. Understanding JulianBarnes. South Carolina: University of South Carolina Press, 1997. P. 100-101.722306отсутствующему Богу и приговоренности к унылым социальным ролям, все жевозможна эпифания. Эпифания разрушенных иллюзий (история с гиацинтами),эпифания вопрошания и равнодушия небес («вопление»), эпифания удовольствиябольшего, чем супружеская любовь («шнурочная игра»), и многое другое,включая эпифанию «глупых» вопросов, на которые нет и не может быть ответа:«Откинуть голову и завопить в пустые небеса, зная, что там, вверху, вас некомууслышать.
А потом вы хлопались на спину, измученные, смущающиеся и чутьчуть довольные: пусть никто и не слушал, но вы свое так или иначе доказали»723.Барнс-парадоксалист вновь и вновь доказывает глухоту мира, доказывает он иправо человека на поступок, саму жизнь, не требующую никаких оправданий.Этот вывод позволяет понять, почему роман представляет собой исповедальныйопыт, в общем-то, малоинтересного персонажа. Когда-то, найдя в саду двигательот потерпевшего крушение игрушечного «Вампира», именно Джин поймет, что сдвигателем было все в порядке: «двигатель, безусловно, совершил полет»724.Таким образом, неразрешимость парадокса продолжения жизни в осознанииее конечности, положенная в основание романа Барнса и многообразноварьируемая на разных уровнях текста (сюжетном, риторическом, образном,мотивном), является одним из ресурсов саморефлексии героев романа,систематически ставящих под сомнение любые готовые интеллектуальныеконструкции(«доксы»,которымсопутствуетпафос),втомчислеэкзистенциальные идеи о мире как абсурде.
Установка на «скрытый» впротиворечии смысл приводит исповедального героя Барса к «эксцентричной»правде личного опыта – эпифании о смерти, крахе надежд, безответностивопрошания. Лейтмотивные связки, объединяющие подчас немыслимые вещи(например, солнце, мячики для гольфа и смерть), позволяют исповедальномугерою, обретающему достоинство не в «падении» (смерти), а в «полете»(персональном вопрошании длиною в жизнь), проговорить глубоко личнуюисторию опыта.723724Барнс Дж. Глядя на солнце. М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. C. 207.Там же. С. 113.3073.4 МонтажОсвоение литературой монтажа как композиционного приема пережило вХХ веке несколько этапов. От первых опытов авангарда 1910-х гг., когда монтаж,понимаемый скорее по аналогии с кубофутуристическим или дадаистскимколлажем, призван был обнажать стыки, границы различных стилевых, жанровыхфактур, к активному диалогу с кинематографическим монтажом в духеЭйзенштейна и Вертова и, наконец, к эстетизации монтажа как средстваактуализациипространственно-временныхлитературноготекста.Последнееракурсовсвойство–монтажпредметногокакмираактуализаторсубъективного времени (автора, рассказчика, персонажа) – напрямую связано соткрытием модернистским искусством внутреннего измерения художественногосознания, рознящегося с линейной хронологией.
В работах Ю. Тынянова,Б. Успенского, Ю. Лотмана, Н. Хренова, А. Тарковского725 кинематографическиймонтаж понимается весьма близко к литературно-художественному именно в этойспособности раскрывать в соположении гетерохронных «кадров» (сознания илифактуальной действительности) особый ритм, особую философию временифокализатора.Классическийпостмодернистскиймонтажработаетпопринципунивелирования семантических и формальных стыков, устранения самогокритериясемантическойнеопределенности.725границы,Однакоусиленияавторусэффектадезориентацииэкзистенциальнойипозицией,Тынянов Ю. Поэтика, история литературы, кино. М.: Наука, 1977. 576 с.; Успенский Б.
Поэтика композиции.СПб.: Азбука, 2000. 348 с.; Лотман Ю. Семиотика кино и проблемы киноискусства [Электронный ресурс]. Режимдоступа: http://lib.ru/CINEMA/kinolit/LOTMAN/kinoestetika.txt; Хренов Н. Художественное время в фильме // Ритм,пространство и время в литературе и искусстве. М., 1974. С. 248-261; Тарковский А. Лекции по кинорежиссуре:Монтаж [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.kinocafe.ru/theory/?tid=26514.308преодолевающейаксиологическуюиндифферентностьпостмодернистскойкартины мира, именно монтаж позволяет обнаружить напряженный ритмвнутреннего времени персонажа и рассказчика, запустить механизм личныхретроспекций.«Случайное»лейтмотивов-топосов,деталей,вмонтированиесклейкавэпизодызначимых«кадров»определенныхпрошлогоинастоящего – все эти ходы выступают одним из формальных ресурсов разработкистратегии исповедальности.
Усиление эффекта «непоследовательности» сюжетаобнажает субъективно-интроспективную направленность рефлексии рассказчика.Непоследовательный сюжет романа Кадзуо Исигуро «Художник зыбкогомира» отражает попытки рассказчика как можно дольше оставаться в комфортномзабвении стыда. Но логика монтажных стыков, совмещающих картины прошлогои настоящего при помощи пространственных лейтмотивов, обнаруживает личныйсюжет повествователя.Вполне реальная дилемма мотивирует рассказ Мацуи Оно: герою кажется,что его дочери связывают неудавшуюся прошлогоднюю помолвку Норико снекоторыми темными страницами биографии своего отца, а успех ее предстоящейпомолвки – с необходимостью предупреждающих шагов, которые долженпредпринять Оно.
Сложный выбор героя сопряжен с непростым решением: либосохранитьзасобойstatusquo,либо,пожертвовавмифическойсамодостаточностью, решиться на болезненное обнажение правды о том, что всюжизнь он свято верил в ложные ценности.Подчеркнем, что роман-исповедь становится транскрипцией сложного путиОно к новой «редакции» собственной жизни. Весьма важен комментарийИсигуро,которыйнеберетсявовниманиебольшинствомкритиков:«Повествование, данное в форме дневниковых записей, позволяет понять, чтокаждая новая запись делается в уже несколько измененном эмоциональномсостоянии. То, что [Оно] пишет в октябре 1948-го, имеет совершенно инуюподоплеку, нежели те записи, которые появляются позже <…>.
Мы видим309изменение его сознания и едва заметные изменения в его языке»726.Психологический подтекст исповеди Оно – сомнения рассказчика: то, что боитсяпроговорить в словах, он позволяет себе увидеть, но увидеть избирательно лишьто, что постепенно допускается в пространство его «беспамятства».В цитируемом выше интервью Исигуро поясняет, что Оно ему интересенкак персонаж, постоянно меняющий свой «мировоззренческий ландшафт» (mentallandscape), рассказчик, который во время нанесения все новых деталей на картувоспоминанийобнаруживает,что«утратилспособностьвидетьдальшеокрестностей, оказался вне реальности своего времени»727.Но способен ли Оно изобразить собственные иллюзии? Художественныйприем,позволяющийвизуализированныхпрояснитьфрагментовэтотвопрос,воспоминаний–Ономонтажнаяразныхлетсборкавихсоотношениях с настоящим героя. Отсутствие комментариев стыдящегося исомневающегося в себе Оно компенсируется лейтмотивными повторами идвойничеством персонажей, которые оказываются помещенными в пространствосходных мизансцен.
Но именно монтаж воспоминаний-зарисовок выявляетинтенцию героя: признать иллюзорность собственных представлений, ноизбежать постыдного признания ошибок, перепоручить свой опыт героямдвойникам, занять «философскую» позицию.В романе есть эпизодический персонаж – старый актер Гизабуро. Когда-тознаменитый, теперь он одет в лохмотья. Гизабуро не хочет знать «реальностьсвоего времени», ибо более всего ценит прекрасный мир иллюзий искусства. Ивсе же он доказывает, что не утратил таланта (he still has much of his old skill left).Гизабуро предстает одной из зеркальных проекций самого Оно, с мастерствомхудожника-импрессиониста воспроизводящего на страницах дневника образывоспоминаний в их двойственности и зыбкости. Мир его души и есть floatingworld, в центре которого сам Оно – художник, этот мир обозревающий.Mason G. An Interview with Kazuo Ishiguro // Mississippi Review.
1991. Vol. 20. № 1-2. P. 334. Перевод цит. наш –О.Д.727Там же.726310Мацуи Оно – художник, причем обретающий свой собственный стиль какхудожник-урбанист. Вполне закономерно, что концептуальная полнота романанаходит свое выражение в пространственных образах. Создаваемая ситуация,данная во множестве импрессионистических эскизов, будто иллюстрируетневыражаемые в вербальной форме сомнения рассказчика, его стыд, и, наконец,его аутичное восприятие мира.Огромное значение имеет та перспектива, куда устремлено видениехудожника.