Диссертация (1098185), страница 60
Текст из файла (страница 60)
Исписавшийся Ричардсвязывает свой личный крах с крахом творческих амбиций. Он признается, что неможет бросить писать романы, потому что тогда «он остался бы один на один сосвоими переживаниями, не переведенными на литературный язык <…>, оностался бы один на один с жизнью»621.
Но именно способность в акте творчества«освоить» абсурд оставляет его – последний роман Ричарда «Без названия»представляет собой непонятный бред, вызывающий у читателей физическоенедомогание. Роман никем не замечен, а в планах написание книги с не менееговорящим заглавием «История прогрессирующего унижения» по заказуиздательства «Танталус пресс».Там же. С. 233.Там же. С. 174.620Там же. С. 305.621Там же.
С. 99.618619264Но возвратимся к концепции кризиса среднего возраста в ее упрощеннойлогике: если экзистенциальные муки спровоцированы осознанием неизбежностисмерти, то только преодоление ее конечности может оправдать бессмысленныежизненные усилия. Перед человеком раскрываются два пути вечной жизни –оставить себя в потомках или в искусстве, которое будет жить вечно. Эта мысльсо всей очевидностью обнажается в романе: «Ричарду казалось, что все то время,что он тратил раньше на сочинительство, теперь у него уходит на умирание.
И этобыла правда. И она потрясла его. Когда Ричард увидел эту неприкрытую правду,он был потрясен. Писательство для него было не просто образом жизни.Литература была для него возможностью спрятаться от смерти»622.Трудно судить, насколько эта мысль подвергается иронии у Эмиса.Постмодернистская ускользающая исповедальность с «оглядкой» лишь позволяетнащупать болевые точки. В романе «Информация» травматический пересмотроснов личностного и творческого самоопределения соотнесен с идеей краха. Какмы уже отмечали выше, избежать его безоговорочного признания повествователю«Мартину Эмису» позволяют двойники: «Чтобы преобразиться, нужно первымделом придумать себе новое имя. Романисты на страницах своих произведенийзанимаются этим постоянно» 623. Разного рода связи между Ричардом Таллом идругими персонажами романа оказываются в центре исповедального поиска вромане.Обратим внимание на появляющийся в романе лейтмотив сизигии.
Каксвоего рода метафизическая метафора сизигия здесь выступает одновременно инепреложным законом универсума (отсюда связь с астрономией), и принципомсамопознания – узнавание себя в со- и противопоставлении с «Другим».Напомним, что сизигия означает положение Луны, когда ее долгота либосовпадает с долготой Солнца (при этом наблюдают новолуние), либо отличаетсяот долготы Солнца на 180 градусов (при этом наблюдают полнолуние). В самом622623Там же. С. 519.Там же.
С. 297.265широком смысле сизигия означает пару связанных или коррелятивных вещей, илипару противоположностей.На первый план в сюжете романа выходят отношения писательской завистинеудачника Ричарда Талла и его успешного друга-соперника Гвина Барри. Романначинается в момент, биографически значимый для обоих: в день сорокалетияГвина,наканунесорокалетияпротивопоставленностьгероев,Ричарда.ведущиекСудьбоноснаясвязьсоперничеству,имаркированыминимальной временной астрономической разницей между днями рождения.Отсюда, возможно, вырастает и неудовлетворенность Ричарда тем, насколькоколоссален разрыв между ними теперь, в рубежный год. Автор мировогобестселлера «Амелиор» Гвин номинирован на премию «За глубокомыслие»; какчеловек, женатый на богатой красавице леди Деметре, он – популярная персонасветской хроники.
Отметим смысловой контраст, заложенный в названияхуспешного романа Гвина «Амелиор» (возможно, от ameliorate – улучшать) ипровалившегосяроманаРичарда«Безназвания»вкупес«Историейпрогрессирующего унижения», проецирующих противоположные траекториисудеб героев. Здесь также уместно вспомнить и о схеме так называемогохиазмического романа, которая уже использовалась Эмисом в романе «Успех».Ричард – отец близнецов Мариуса и Марко, чье сходство и различиепостоянно подчеркивается: имена близнецов начинаются одинаково, но,естественно, имеют различное продолжение; Мариус более предсказуем, Маркомыслит нестандартно.
Особо важно, что пара мальчиков-близнецов во многомдублирует пару Ричард – Гвин: «звезды» распорядились так, что близнецыродились до и после полуночи, а значит, в разные дни. Есть еще более значимоесходство: в одном из эпизодов романа дружные дети вступили в соперничество,желая «быть» единственным и исключительным предводителем братства роботовиз любимого обоими мультсериала. И уже через «три секунды зубы Мариусавпились в спину Марко» 624 . Любопытно, что в романе возникает образ двухдевочек, возможно, близнецов – Диандры и Дезире, за которыми время от624Там же. С.
37.266времени наблюдает преступник. Эта линия не разработана в романе, однакопринцип корреляции и противоположности сохраняется: Диандра и Дезире вместес Мариусом и Марко вызывают в сознании эмблему сизигии. Помимо игрыначальными буквами в именах, здесь возможна отсылка к еще одному значениюсизигии – любой комплементарной паре в ее единстве и противопоставленности.При этом возможно и другое сближение, подмеченное Дж.
Дидриком.Марко во многом выступает двойником своего отца и представляет собой«писателя в зародыше»: он плохо учится, но любит рассказывание и не хочет,чтобы сны заканчивались; он более чуток к неблагополучию любого свойства625.В этом отношении неслучайно и то, что именно жизни Марко угрожает насилиепреступного мира – в финале романа едва не происходит кража ребенка.Принцип сизигии распространяется и на реляции между образом РичардаТалла и уголовника Стива Кузенса. Обратим внимание на фамилию Кузенс (англ.cousins – двоюродные братья), демонстрирующую родство персонажей.
Кузенсчитает «Массу и власть» Э. Канетти, но остается лишь догадываться, какиеинтерпретационные повороты книги возникают в его преступном сознании,пропитанном виртуальными образами насилия. На первый взгляд, странносопоставлять его с Ричардом Таллом, эрудитом и интеллектуалом, подражающимДжойсу. Но Эмис дает читателю ключ: «Избитая истина, увы, остается истиной, ипреступник действительно подобен художнику (хотя вовсе не по тем причинам, окоторых обычно говорят): уголовник, как и художник, страдает тщеславием,проявляет дилетантизм и постоянно жалеет себя»626. Чувство личностнойсамопотери, остро переживаемое Ричардом, по сюжету романа приводит его кмыслям об организации нападения на соперника, сборе компрометирующихфактов на него, скандале вокруг предполагаемого плагиата в «Амелиоре» имногому другому.
Скуззи и Ричард действительно составляют пару.Большой поклонник Набокова, Эмис склонен к введению микросюжетов иигровых деталей, укрепляющих тематический стержень романа – эскалацию625Diedrick J. Understanding Martin Amis. Columbia, South Carolina: University of South Carolina Press, 2004. Pp. 154155. Перевод цит. наш – О.Д.626Эмис М.
Информация. М.: Эксмо; СПб.: Домино, 2008. С. 125.267двойничества. Вот некоторые из них. Ричард много лет назад записывалрифмованный сленг: «Единственно удачными ему казались ―джекиллы‖ (брюкиот Джекилла и Хайда)»627. В тексте романа возникают упоминания о «Бесах» и«Двойнике» Достоевского, продолжающих литературную традицию мотивадвойничества. После чтения романа Ричарда у редактора случился «приступдистопии, то есть у нее начало двоиться в глазах»628. Ричард знал, что«обонятельные галлюцинации – известный симптом шизофрении» 629 . Даже вномере американской гостиницы одинокого Ричарда настигают «двойники» – сэкрана телевизора появляются сначала Симпсоны, а затем Лимпсоны –порнографическая пародия на Симпсонов, квинтэссенция симулякра.По-видимому, подхвачен у Набокова и прием введения мотива спортивногосостязания как эмблемы соперничества, раздвоенности и закона универсумаодновременно.
Один из важнейших лейтмотивов романа Эмиса – состязанияРичарда и Гвина в видах спорта с обязательным соперником: бильярд, теннис,шахматы.Фигурамиусиленияидеидвойничества-сизигиистановятсямногочисленные персонажи второго плана. Преступник Дарко признается в том,что у него есть брат-близнец: «Он – хорват, а я – серб. На вид мы одинаковые, номежду нами нет ничего общего» 630 .
Учтем еще и очевидные межэтническиеимпликации. Этнические и «шахматные» ассоциации возникают при знакомствечитателя с преступниками-сообщниками: «Тринадцатому было семнадцать лет, ион был чернокожим. На самом деле его звали Бентли. Скуззи был тридцать одингод, и он был белым. И на самом деле его звали Стив Кузенс»631.Но не стоит забывать и о двойниках астрономического масштаба, дающихроманам Эмиса (среди которых «Лондонские поля», «Стрела времени», «Ночнойпоезд» и др.) заявку на универсальный философский пафос. Здесь это Солнце иЛуна, что вновь возвращает нас к сизигии, а также Солнце и Черная дыра. ВТам же. С.
223.Там же. С. 245.629Там же. С. 275.630Там же. С. 204.631Там же. С. 17.627628268одном из эпизодов романа образы Солнца и Черной дыры, возможно, соотносятсяс творческим порядком в методе Гвина и тотальной энтропией бессюжетного«ничто» повествования Ричарда. Важно и то, что оба эти принципа мыслятся каквзаимодополняющие, отражающие сизигию универсума: «<…> его книги противкниг Гвина в их связи со Вселенной <…>. А там, наверху, небо показывало, чтооно может изображать и черные дыры»632.Размышлениеоничтожностичеловекапередграндиозностьюастрономических величин вновь приводит нас к тематике романов Эмиса и кповествователю, носящему имя Мартин, к авторской маске в романе.Повествователь неоднократно возвращается к образу «желтой карлицы»,сопоставление которой с Солнцем, сравнительно маленькой звездой воВселенной, усиленное синтаксическим параллелизмом, все же выглядитгротескно: «Сегодня я видел желтую карлицу.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
