Диссертация (1098185), страница 54
Текст из файла (страница 54)
Ядернаякатастрофа, несущая страх, боль и смерть, становится немыслимой, ибоневозможной как связный нарратив. Парадоксальность ядерной катастрофы,Апокалипсиса и смерти заострена в размышлениях Ж. Деррида, которыйутверждает ядерный апокалипсис как «феномен, сущностной чертой которогоявляется его фантастический вербальный план <…>. С другой стороны, егоневозможно представить иначе, чем в фантастическом, условном пространстветекста» 574 . Само осуществление ядерной катастрофы кладет конец наррации,поискам причин и следствий исторического процесса, версиям истории, памяти,человеческим смыслам.В романе Г.
Свифта «Земля воды» рассказчик, школьный учитель историиТом Крик, моделирует разные версии истории, повествуя историю прогресса(возвышение Аткинсонов), историю бесконечных возвращений (уроки оФранцузской революции), эсхатологическую модель истории (библейскиеаллюзии). Все эти модели представлены им как нарративы, существующие длячеловека – «животного, которое взыскует смысла», человека, бегущего ввымыслы от хаоса смерти и насилия. Один из учеников Тома Крика не желаетслушать «байки» о прошлом.
Прайс – член Холокост-клуба, и лицо его покрытогустым слоем белого грима, который символизирует страх перед смертью«будущего» в ядерной катастрофе. Ядерный апокалипсис становится символомпроизвола универсума, реальности вне слов, откровением чистого ужаса.Тема фабуляции – байки звучит и в главе «Уцелевшая» романа Дж. Барнса«История мира в 10 ½ главах».
Героине, бежавшей на необитаемый остров послеядерной катастрофы, снятся сны, в которых психиатры объясняют ей, что история572См., к примеру: Bernard С. Dismembering / Remembering Mimesis: Martin Amis, Graham Swift / C. Bernard; ed. byTh. D‘haen, H. Bertens // British Postmodern Fiction. Amsterdam: Rodopi, 1993. P. 127; Connor S. The English Novel inHistory: 1950 to the Present. London: Routledge, 1995. P.
201; Derrida J. No Apocalypse, Not Now (full speed ahead,seven missiles, seven missives) // Diacritics. 1984. № 14. P. 23; Schwenger P. Writing the unthinkable // Critical Inquiry.1986. № 13. Pp. 33-48.573Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: «Добросвет», 2000. С. 47.574Derrida J.
No Apocalypse, Not Now (full speed ahead, seven missiles, seven missives) // Diacritics. 1984. № 14. P. 23.239с островом и ядерной войной – выдумка, фабуляция, причиной которой являетсяжелание уйти от мыслей о разрыве с мужем. Однако читатель так и остается вневедении, какой из фрагментов («реальность» или «сон») считать фабуляцией.Последние сентиментальные выражения надежды уцелевшей женщины читаютсякак иронический экивок в сторону религиозной концепции – текста о текстеАпокалипсиса, дарующего надежду на Спасение.«Монстры Эйнштейна» («Einstein‘s Monsters», 1987) Мартина Эмисарисуют ядерную войну как символ тотального страха, угрозу одновременновсегда присутствующую и почти мистическую, наивысшее воплощение смерти –еепугающуюбессмысленность.Изображаемаявфантастическойапокалипсической литературе жизнь после взрыва, как и жизнь до него,семантически уравнена страхом, отсутствием привычной временной перспективы,распадом связей, мутацией человеческого.
Примечательно, что во всех текстахвозникает так называемый «ненадежный» рассказчик. Если в «Лондонских полях»Эмис борется с энтропией распада, создавая сложные текстовые структуры потипу «короткого замыкания» (Д. Лодж), то Д.М. Томас в романе «Сфинкс»(«Sphinx», 1986) предпочитает обернуть трагедию в карнавальный фарс.Вместе с тем обнаруживается включение апокалипсических мотивов висториографические размышления, имеющие отчетливую этическую доминанту.Воспользуемся точным наблюдением С. Коннора: «Существует крепкая связьмежду потенциальным разрушением мира в результате ядерной катастрофы и ужесвершившимся фактом массового уничтожения людей в истории – еврейскимХолокостом Второй мировой. И эта связь еще более очевидна благодаря тому, чтооба события названы ―Холокостом‖»575.
Так, в спорах со своим знаменитым отцомКингсли Эмисом об угрозе ядерной катастрофы Эмис-младший напоминает, «чтона протяжении 100 лет мира после поражения Наполеона в 1815 г. не было ниодной глобальной войны. [И наша] защита уже разрушается изнутри»576. Так Эмисуказывает на преступное забвении ужасов Второй мировой. Тогда неслучайно575576Connor S.
The English Novel in History: 1950 to the Present. London: Routledge, 1995. P. 201.Amis M. Einstein‘s Monsters. NY: Vintage, 1990. P.14.240ядерная катастрофа в его футуристическом рассказе «Бессмертные» («TheImmortals») назначена на 2045 год – сто лет спустя бомбардировки Хиросимы иНагасаки.Замалчивание правды о ядерной угрозе, угроза массового уничтоженияневинных так же аморальны, как и замалчивание самых страшных событийистории человечества – фабрик смерти концентрационных лагерей и стирания слица земли Хиросимы и Нагасаки.
Обращение к истории, ее реинтерпретация впостмодернистском романе оказывается не столько игровым приемом, скольконеобходимостью соотнести немыслимый в своей чудовищной бесчеловечностиопыт истории с таким же немыслимым и, на сей раз окончательным, проектомбудущего. В этом отношении особенно интересны уже упомянутые нами романы«Земля воды» Г. Свифта, «История мира в 10 ½ главах» Дж. Барнса, «Стрелавремени» М.
Эмиса.Последний демонстрирует предательство языка, теперь разрушающегокоммуникацию главных смыслов жизни. Возможно, поэтому спор между отцом исыном – Кингсли и Мартином Эмисами – о Холодной войне и гонке вооружений,в котором старший Эмис продолжал настаивать на необходимости наращиванияядерного потенциала, был всегда обречен на риторическое фиаско. Но вотглавное: «Наш спор завершается по-дружески. Мы начинаем восхищаться моимгодовалым сыном»577. Понимание между человеческими поколениями ещевозможно, пока взрослые любят и берегут детей.
Мотив хрупкости человека, егобеззащитности перед лицом угрозы физического насилия вырастает у Эмиса иззлободневности, но никогда не теряет исповедально-философского измерения.Ужасные «крики младенцев», появляются то в одном, то в другом романеписателя, аккумулируя энергию бессловесного отчаяния перед угрозой рожденияв неумолимо деградирующий мир.
Образ «кричащих младенцев» долгие годыпреследуетставшегосоучастникомуничтожениялюдейвфашистскихконцлагерях врача-нациста из романа «Стрела времени». Убитые и растерзанные577Amis M. Einstein‘s Monsters. NY: Vintage, 1990. P. 16.241дети неоднократно появляются в полицейской хронике воспоминаний МайкХулигэн, героини «Ночного поезда».Вновь и вновь из крайностей эмисовского гротеска возникает образ ребенка, насей раз образ автобиографический: «Я родился 25 августа 1949 года: через четыредня русские успешно провели испытания своей первой атомной бомбы, иначалась угроза (deterrence). <…> Я не знал, зачем в моей жизни ядерное оружие<…>.
Я не знал, что с ним делать. Я не хотел думать о нем. И меня тошнило»578.Перед нами зеркальное, перевернутое и в этом обесчещенное бытие уженаступившего Апокалипсиса, от которого «тошнит». Эмис видит чудовищные«жанровые» и человеческие мутации в современности, превращение детскойидиллии в трагедию футуристического ужастика: «На многонациональномдетском чаепитии гости стали вести себя, возможно, немного лучше, с тех пор каким представили Хозяев. …Хозяева поддерживают на лужайке относительныйпорядок, но нормы этикета по-прежнему «троглодитские» <…>. Рост Хозяев –тысяча футов, они покрыты гелигнитом и бритвенными лезвиями, онипредставляют собой мутацию огнеметов и пулеметов, ножей мясника и вертелов,и они кишат штаммами бешенства, сибирской язвы, чумы.
Довольно любопытно,но они совсем не смотрят на детей. Они смотрят друг на друга налитыми кровьюглазами адских псов, изрыгая грязные ругательства и потрясая кулаками.<…>Тишина опускается на лужайку. Праздник был не очень долгим и долженпродолжиться до конца света. Дети стали плаксивыми, их знобит. Их всех тошнити они хотят домой»579.Такмотиватомногоапокалипсисаужев1980-хначинаеттрансформироваться в мотив мутации человека и культуры, не менее страшногоисчезновения человеческого в человеке. Если роман 1980-х создавался висторической ситуации, когда память о войне во Вьетнаме и Холодной войнеформировала основной вектор общественных тревог, то роман рубежа вековзамещает атомный апокалипсис мирным апокалипсисом генной инженерии,578579Amis M.
Einstein‘s Monsters. NY: Vintage, 1990. P. 1.Amis M. Einstein‘s Monsters. NY: Vintage, 1990. P. 28-29.242миром клонов. Однако еще в 1987 году, называя свой сборник «МонстрыЭйнштейна», Эмис говорит о том, что обращается не столько к теме «ядерногооружия, сколько к современному человеку»: «Мы – Эйнштейновы монстры, ужене совсем люди, уже нет» 580 . Современный мир болен «патологией ядерноговека»581.Эссе«Способностьмыслить»начинаетсяизавершаетсянеинтеллектуальным, а физиологическим ответом миру страха – тошнотой. Мотив«лучевой болезни», часто наследственной, появится в четырех из пяти рассказовсборника и в романе «Лондонские поля».Апокалипсические мотивы присутствуют и в прозе К. Исигуро. Обратимвнимание, что психологический подтекст в первом романе Исигуро «Там, где вдымке холмы» связывается с мотивом атомного апокалипсиса, тогда какпоследний – «Не отпускай меня» – вводит мотив клонирования.
В «Там, где вдымке холмы» рассказ ведется от лица давно живущей в провинциальной Англиияпонки Эцуко. Память рассказчицы будто произвольно обращается к событиям1946 года, времени, когда она еще не покинула Нагасаки. Рассказ Эцуко, вкоторый, вопреки воле героини, прорываются воспоминания о бомбежках,указывает и на невозможность эскапизма. Эцуко бежит от страшныхвоспоминаний, но ее судьба, как и судьба будущих поколений, предрешена:старшая дочь повесилась, младшая не желает иметь детей. Последний романИсигуро «Не отпускай меня» эксплуатирует клише научно-фантастическойлитературы.
Исповедь Кэти, молодой женщины-клона, провоцирует этические ифилософские размышления. Что значит быть клоном? Что значит не иметь семьи,матери, отца? Не иметь возможности создать свою семью? Что значит бытьсозданным для «особых целей»? Есть ли у клона душа? Все эти вопросы –корневые в определении человека, его идентичности. Исигуро заостряет эту тему,доводя ее до гротеска – «человечность» клонов осуществляется через «миссию»,принятую ими необходимость пожертвовать собой – донорство. Трансплантациястановится буквальной и осознанной жертвой, закланием.