Диссертация (1098142), страница 56
Текст из файла (страница 56)
И после всего этого мы решим, что он – мужчина?Он ненавидит родителей, хотя он и сам не хотелУмирать! (955-959).Выходит, что жертва Алкесты, призванная спасти Адмета, на самомделе лишает его и счастья, и доброго имени:321τί µοι ζῆν δῆτα κέρδιον, φίλοι,κακῶς κλύοντι καὶ κακῶς πεπραγότι;Какой толк мне теперь жить, друзья,В бесславии и несчастье? (960-961).Грегори полагает, что переоценивается и поступок Алкесты: посколькурешение принести себя в жертву, принятое героиней некогда еще до началадействия драмы, и сама смерть ее, наступающая в момент действия,разнесены на неопределенное время, самопожертвование перестает бытьгероическим подвигом, а становится необходимостью и больше напоминаетобычную смерть.274 Эта идея не находит никакого подтверждения в тексте.Тем не менее, изображение жертвы Алкесты, безусловно, отличается от сценсамопожертвования других персонажей Еврипида – Макарии в«Гераклидах», Поликсены в «Гекубе», «Эвадны» в «Просительницах»,Менекея в «Финикиянках» и Ифигении в «Ифигении в Авлиде».275 Когдапрочие герои решают погибнуть, они произносят речи, в которых хотятубедить всех вокруг в предпочтительности для них смерти перед жизнью; вто же время Алкеста подчеркивает, как много теряет она, уходя из жизни.Например, Алкеста начинает свою прощальную речь (280-325) словами отом, что если бы она не умерла за Адмета, она могла бы вновь выйти замуж инаслаждаться положением царицы (285-286).
Точно так же смерть лишаетвозможности выйти замуж и Макарию в «Гераклидах»:ὁρᾷς δὲ κἀµὲ τὴν ἐµὴν ὥραν γάµουδιδοῦσαν ἀντὶ τῶνδε κατθανουµένην274Gregory 1979, 263-264.275Прекрасное сравнение предсмертной сцены Алкесты с топикой сцен самопожертвования в другихтрагедиях Еврипида см. в статье Lloyd 1985, 121-123.322Ты видишь, что и я за них отдаюМой брачный возраст, умирая (579-580).Однако для Макарии ее доблестная смерть станет достойной заменойбрака и детей:τάδ' ἀντὶ παίδων ἐστί µοι κειµήλιακαὶ παρθενείαςЭтот поступок – мое сокровище вместо детейИ девственности (591-592).Так и Ифигении ее подвиг и победа ахейцев, которую он принесет,заменит детей и брак:θύετ', ἐκπορθεῖτε Τροίαν. ταῦτα γὰρ µνηµεῖά µουδιὰ µακροῦ, καὶ παῖδες οὗτοι καὶ γάµοι καὶ δόξ' ἐµήПриносите меня в жертву, разрушайте Трою.
Это станет мнепамятникомНадолго, это будет и детьми, и браком, и моей славой («Ифигения вАвлиде», 1398-1399).Алкеста же воздерживается от высоких слов о своем поступке,подчеркивая скорее то, что она теряет, нежели то, что она получит.Сторонники психологического подхода, как, например, Виламовиц, хотятувидеть в ее словах даже сожаление о решении, принятом в беспечности и323которое она не в силах изменить.276 О своем решении она, конечно, несожалеет, ясно говоря о его причинах (οὐκ ἠθέλησα ζῆν ἀποσπασθεῖσά σου /σὺν παισὶν ὀρφανοῖσιν «Я не захотела жить, оторванная от тебя, с детьмисиротами», 287-288), и все же тон ее речи, призванной вызвать скореежалость к героине, чем восхищение ею, нуждается в объяснении.По мнению Ллойда, смерть предстает в речи Алкесты скорее злом, чемблагом, поскольку Алкесте предстоит воскреснуть, и странно былорадоваться ее возвращению к жизни после того, как мы убедились в том, чтогероине лучше умереть, чем жить.277 Однако я полагаю, что отношение ксмерти, выраженное в ее словах и во всей сцене ее гибели, обусловлено ещеодной, более важной причиной.
Хотя Еврипид ни в коей мере не хочетумалить ее героизм и превратить ее самопожертвование, как считает Грегори,в обычную нежеланную смерть, тем не менее он стремится подчеркнутьпарадоксальность ситуации, в которой подвиг Алкесты оказывается злом,несет не спасение, а одно лишь горе. Жертва Алкесты становится горем и дляАлкесты, оплакивающей те радости, которых она лишится вместе с жизнью,и для Адмета, чья жизнь теперь теряет всякий смысл.
Именно поэтому всцене прощания Адмета и Алкесты Еврипид заставляет своего героя такмного говорить о своих страданиях – отнюдь не для того, чтобы вывести егосамовлюбленным эгоистом, но для того, чтобы зрители ощутили всюглубину его горя.Парадоксальная амбивалентность жертвы Алкесты подчеркиваетсяпримечательным употреблением глагола προδοῦναι «предать».278 СначалаАлкеста объясняет свою смерть нежеланием предать брачное ложе и мужа:«Я умираю от того, что побоялась предать (προδοῦναι) тебя [ложе] и мужа»(180-1).
Этим же словом Адмет обвиняет своего отца, отказавшегося умеретьза него: «Ты не сможешь сказать, что ты предал (προύδωκας) меня за то, что я276Wilamowitz 1906, 86-87.277Lloyd 1985, 123.278Scodel 1979, 55 сл.324не уважал твою старость» (659). Но в то же время трижды предательствомназвана и сама смерть Алкесты: сначала служанка рассказывает хору отщетных мольбах Адмета к Алкесте не предавать его (µὴ προδοῦναι λίσσεται,202), а затем мы дважды слышим эти сетования от самого Адмета (ἔπαιρεσαυτήν, ὦ τάλαινα, µὴ προδῷς «Поднимись, бедная, не предавай», 250, и µὴπρός <σε> θεῶν τλῇς µε προδοῦναι «Ради богов, не смей меня предать», 275).
Вэтих случаях, конечно, Еврипид обращается к формульному употреблениюглагола, часто встречающегося в ситуации оплакивания и выражающегосожаление, а не упрек и тем более не обвинение (вроде русского «На кого тыменя оставляешь!»). Тем не менее эта естественная для оплакивания формуларезко и парадоксально противоречит ситуации, в которой Алкеста приноситсебя в жертву как раз для того, чтобы спасти Адмета.279 Сторонникипсихологической интерпретации полагают, что эта ее неуместность должнасвидетельствовать о нечуткости и неделикатности Адмета,280 однакоестественнее и разумнее иное объяснение. Еврипид намеренно обыгрываеттрадиционную формулу, прибегая к ней в совсем неподходящей для нееситуации для того, чтобы выразить двусмысленность ситуации инеожиданную неоднозначность жертвы Алкесты.
Получается, что героиняидет на смерть, чтобы не предавать своего мужа, и в то же время своейсмертью предает его.Итак, «мрачная» линия Алкесты представляет собой движение кдвусмысленности и парадоксам. Жизнь оказывается подобной смерти,добродетельный Адмет – бессовестным виновником смерти жены, подвигАлкесты лишается своего спасительного смысла. Какое значение можетиметь такое развитие действия?Грегори полагает, что причина «утраты разграничений» – в том дареАдмету, которого Аполлон добился от богинь судьбы, то есть в возможности279Ср.
точное замечание Нокса: «Публика должна чувствовать неуместность обращенных к жене просьбАдмета не умирать… Последний, кто мог бы умолять Алкесту не покидать его, – это ее муж Адмет» (Knox1979, 334).280Smith 199-203.325избежать смерти. Отсюда Грегори выводит главный урок «Алкесты»: человекне должен противодействовать судьбе, необходимо ведущей его к смерти.Как и фон Фритц, Грегори должна как-то соотнести со своей интерпретацией«мрачной» линии историю спасительного вмешательства Геракла исчастливый конец. В отличие от немецкого ученого, однако, она отрицаетсмысловой контраст между двумя частями и видит пьесу как «органическоецелое», а потому ей приходится найти тему неизбежности смерти также и вфинале, где, кажется, смерть наоборот преодолена.
Чтобы вычитать этотсмысл, Дж. Грегори предлагает совсем невозможное и абсурдноеистолкование финальной сцены. По ее мнению, спасение Алкесты означаетвозвращение к естественному ходу вещей, то есть вновь к неизбежнойсмерти Адмета!281 Нет нужды опровергать эту точку зрения. Разумеется, втексте драмы нет и намека на возможность такого развития событий;напротив, совершенное счастье, которое царит в конце, возможно лишьпостольку, поскольку Адмет и Алкеста продолжат жить вместе.Очевидно, что сколько-нибудь обоснованная интерпретация «Алкесты»невозможна без правильного определения ее частей, выявления ключевыхтем и объяснения отношений между ними, то есть без описания структурыпьесы.
К такому описанию сейчас и стоит обратиться.Пролог трагедии начинается речью Аполлона, излагающегопредысторию событий, которые предстоит увидеть зрителям. Первые словаего – о череде последовательных актов отмщения и возмездия: Аполлон былнаказан службой у Адмета за убийство циклопов, являвшееся местью Зевсуза убийство сына Аполлона Асклепия.