Диссертация (1098142), страница 43
Текст из файла (страница 43)
Parry 1966), западный предел знаменует границу,отделяющую жизнь от смерти. Эта гипотеза основана на нескольких соображениях. 1) Желание бегства втрагедиях часто тождественно желанию смерти, представляющейся единственным возможным убежать отгорькой реальности. 2) Сады Гесперид – тот самый изображаемый Еврипидом рай за пределами мира –возможно, ассоциировались также и с загробным миром (см.
также Fontenrose 1959, 346). 3) В композициисамого второго стасима воображаемый полет хора сопоставляется с плаванием Федры, которому посвященавторая строфическая пара; это плавание заканчивается смертью. Однако, текст трагедии не дает намникаких прямых оснований связывать сады Гесперид с царством мертвых, а сопоставление полета хора сплаванием Федры выявляет скорее контраст между ними, нежели сходство. Возможно, точнее было бысказать, что смерть является для человека своеобразным аналогом божественного рая; она естьединственный доступный для людей способ выбраться за пределы круга их существования, посколькудругой путь, в божественный рай, им заповедан.242πόντου κλῇδ᾽ ἀπέραντον.На другую сторону в ЭлладуПо ночному морю к непроходимомуМорскому затвору Понта (210-212).Переход Медеи через эту границу связывается с ее уходом из дома ещев одном пассаже, вновь в песни хора:σὺ δ᾽ ἐκ µὲν οἴκων πατρίων ἔπλευσαςµαινοµένᾳ κραδίᾳ, διδύµους ὁρίσασα πόντουπέτρας·Ты уплыла из отчего домаВ безумии сердца, разграничив двойныеСкалы Понта (431-435).Наконец, хор вспоминает о плавании Медеи через Симплегады вмомент, когда Медея убивает своих детей, так что это плавание выглядитпредысторией ее преступления:µάταν µόχθος ἔρρει τέκνων,µάταν ἄρα γένος φίλιον ἔτεκες, ὦκυανεᾶν λιποῦσα Συµπληγάδωνπετρᾶν ἀξενωτάταν ἐσβολάν.Попусту пропали родовые муки,Попусту родила ты милое потомство, ты,Покинувшая самый недружелюбный вход сквозьТемные Симплегады» (1261-1264).243Изначальной мифологической ролью Симплегад, как и Атлантовыхпределов, было размежевание привычной обыденной реальности и мирафантастического и сказочного.
Однако в «Медее» и «Ипполите» семантикаобразцовых мифологических пределов осмысляется в них по-разному,поскольку значимыми в них являются совсем разные разграничения. В«Ипполите» главная граница разделяет мир человеческий и мирбожественный – мир страданий и мир блаженства; эта границанепроницаема, что подчеркивает трагизм и безысходность человеческойжизни. В «Медее» важнейшую роль играет иная граница, граница междумиром эллинским и миром варварским, или между домом и чужбиной(причем для Ясона и Медеи домом являлись противоположные миры). Этуграницу можно, но не должно переходить. Ее нарушение – сначала Ясоном,затем в обратную сторону Медеей, для которой этот переход оборачиваетсяутратой дома, – показаны главными условиями, если не основной причиной,происходящих в пьесе трагических событий.Те же Симплегады являются сквозным образом и в «Ифигении вТавриде», где они, как и в «Медее», отмечают границу между миромэллинским и варварским.
Первое же их упоминание с помощью синекдохисвязывает эти скалы с негостеприимной и дикой варварской страной. Хоробращается к жителям Тавриды так, словно бы они жили на самихСимплегадах:εὐφαµεῖτ᾽, ὦπόντου δισσὰς συγχωρούσαςπέτρας ἀξείνου ναίοντες.Храните священное молчание,Живущие на двойных сходящихся244Скалах недружелюбного моря! (123-125).210Эту границу преступают Орест и Пилад:ἥκουσιν ἐς γῆν, κυανέας Συµπληγάδαςπλάτῃ φυγόντες, δίπτυχοι νεανίαι,Двое юношей, избежав своим веслом темных Симплегад,Прибыли в эту страну (241-242),что вызывает удивление хора:πῶς τὰς συνδροµάδας πέτρας,πῶς Φινεϊδᾶν †ἀΰπνους† ἀκτὰς ἐπέρασαν παρ᾽ ἅλιον αἰγιαλὸν ἐπ᾽ Ἀµφιτρίτας ῥοθίῳ δραµόντες,Как же сбегающиеся скалы,Как же безветренные берега Финея они преодолели,Промчавшись вдоль морского побережья по волне Амфитриты? (421426),и даже, как в «Медее», мысль об ошибке и нарушении – хор поначалупринимает их на купцов, отправившихся в погоню за неумереннымбогатством (γνώµα δ οἷς µὲν ἄκαιρος ὄλβου «У кого неумеренные помыслы обогатстве», 419-20).
Далее выясняется, однако, что путь этот был предписан210Ср. Cropp 2000, 183, прим. к ст. 124-125: «Скалы служат символической границей междуцивилизованным греческим миром и прочим миром за его пределами; в данном пассаже синекдохой ониотождествлены со всей областью Черного моря и таимыми ею опасностями»245им свыше и что он необходим как предварение обратного пути, пути отварварства к цивилизованному эллинству.
Смена направления обозначенафразой, обращенной к морякам в начале обратного плавания:Ὦ γῆς Ἑλλάδος ναύτης λεώς,λάβεσθε κώπης ῥόθιά τ᾽ ἐκλευκαίνετε·ἔχοµεν γὰρ ὧνπερ οὕνεκ᾽ ἄξενον πόρονΣυµπληγάδων ἔσωθεν εἰσεπλεύσαµεν.Моряки из эллинской страны! ВозьмитеВесла корабля и вспеньте волну.У нас есть то, ради чего мы плылиВ недружелюбный путь по эту сторону Симплегад (1386-1389).Преодоление варварства и движение сквозь варварство и дикость кцивилизованности является главным структурообразующим принципом в«Ифигении», и именно оно подчиняет себе и определяет спецификусемантики и функционирования здесь мотива границы.Мы видим, что образ моря и несколько сопряженных с ним мотивовобразуют своеобразный мотивный комплекс, встречающийся в несколькихтрагедиях Еврипида.
Этот комплекс предполагает существование более илименее постоянного пучка ассоциаций или коннотаций у входящих в негомотивов, однако каждая конкретная трагедия актуализирует этипотенциальные смыслы по-своему. В «Ипполите» образ моря благодарясвоим ассоциациям, с одной стороны, с человеческими бедами, страданиямии неведением, и, с другой стороны, с активной силой и волей богов позволяетвыразить отношения активности-пассивности, существующие между богамии людьми, а образ границы подчеркивает противоположность их уделов.246Эти смыслы в «Ипполите» являются смыслами статическими.
Онизадают постоянные параметры той реальности, в которой существуютперсонажи «Ипполита»; они не меняются с течением действия: никакойпереоценки образа моря, в отличие, скажем, от «Елены» или «Ифигении вТавриде», здесь не происходит. Контрапунктом к этому образу выступаетвторой сквозной образ, который, напротив, связан с драматическимдвижением и драматическим переворотом – образ девственной и дикойприроды.В прологе, впервые появляясь на сцене, Ипполит вместе ссопровождающими его слугами воспевает Артемиду и посвящает ей венок.Цветы для этого венка были собраны на нетронутом лугу, который получаетразвернутую образную характеристику в реплике Ипполита:σοὶ τόνδε πλεκτὸν στέφανον ἐξ ἀκηράτουλειµῶνος, ὦ δέσποινα, κοσµήσας φέρω,ἔνθ᾽ οὔτε ποιµὴν ἀξιοῖ φέρβειν βοτὰοὔτ᾽ ἦλθέ πω σίδηρος, ἀλλ᾽ ἀκήρατονµέλισσα λειµῶν᾽ ἠρινὴ διέρχεται,Αἰδὼς δὲ ποταµίαισι κηπεύει δρόσοις,ὅσοις διδακτὸν µηδέν, ἀλλ᾽ ἐν τῇ φύσειτὸ σωφρονεῖν εἴληχεν εἰς τὰ πάντ᾽ ἀεί,τούτοις δρέπεσθαι, τοῖς κακοῖσι δ᾽ οὐ θέµις.Тебе, госпожа, я несу этот сплетенный венок,Который я собрал на нетронутом лугу,Где пастух не решается пасти скот,Куда не пришло еще железо, но он нетронут,И весной по нему летает пчела,Стыд ухаживает за ним, поливая речной влагой,247Для тех, в ком нет ничего выученного, но у кого в самой их природеПолучила себе место добродетель во всем и навсегда –Чтобы там они срывали, а дурным нельзя (73-81).Описание луга прежде всего метафорически отсылает к качествам,присущим самому Ипполиту и богине Артемиде, которой он поклоняется.Ипполит и луг схожи в их главном качестве – «нетронутости» (словоἀκήρατος «нетронутый» в равной степени применимо и к девственностиприроды, и к девственности человека).
Таким образом, с одной стороны, лугсимволизирует целомудрие героя. Однако некоторые исследователиобращают внимание и на иной, дополнительный смысл, содержащийся вэтом описании. По мнению Бремера,211 изображение луга несет в себе чертытрадиционного для греческой поэзии топоса locus amoenus, в котором обычносовмещены ассоциации девственности и сексуальности.
В качествеближайших параллелей Бремер приводит описание священного лугаАфродиты у Сапфо (fr. 2 Lobel-Page) и стихотворение Ибика (fr. 286 PMG),обнаруживающее, на его взгляд, особенное сходство с текстом Еврипида.Ибик рисует картину нетронутого сада дев, с тем чтобы затем внезапноперейти от нее к изображению мучительной страсти, владеющей лирическимгероем:ἦρι µὲν αἵ τε Κυδώνιαιµηλίδες ἀρδόµεναι ῥοᾶνἐκ ποταµῶν, ἵνα Παρθένωνκῆπος ἀκήρατος, αἵ τ᾽ οἰνανθίδεςαὐξόµεναι σκιεροῖσιν ὑφ᾽ ἕρνεσινοἰναρέοις θαλέθοισιν· ἐµοὶ δ᾽ ἔροςοὐδεµίαν κατάκοιτος ὥραν.†τε† ὑπὸ στεροπᾶς φλέγων211Bremer 1975.248Θρηίκιος Βορέαςἀίσσων παρὰ Κύπριδος ἀζαλέαις µανίαισιν ἐρεµνὸς ἀθαµβὴςἐγκρατέως πεδόθεν †φυλάσσει†ἡµετέρας φρέναςВесною расцветают и КидонскиеЯблони, орошаемые течениемРек там, где нетронутыйСад Дев, и виноград,Растущий в тени побеговЛозы.
Но во мнеНи в какое время не успокаивается страсть.Как фракийский северный ветер,Пылающий молнией,Она обрушивается иссушающим бешенством,Черная, бесстрашная,И мощно до земли сотрясаетМою душу.Композицию этого фрагмента определяет неожиданный и резкийконтраст между мирным спокойствием сада дев и бушующей страстьюпоэта.212 Бремер, однако, заметил, что между первой и второй частямипомимо этого очевидного контраста существуют также и отношенияпричинности: «нетронутость» сада не исключает любви, но, напротив,обуславливает ее.213 Плоды созревают в нем для того, чтобы бытьсорванными и вкушенными,214 как и красота дев цветет и созревает, чтобы212См. анализ данного фрагмента в статье Davies 1986, 399-402.213Bremer 1975, 272.214См.
также Trumpf 1960, 14-22.249обратить на себя эрос. По словам Бремера, у Ибика, так же как и вообще втакого рода описаниях, изображается место, где «девственность обретаетсвое окончание и исполнение в сексуальности».215Те же ассоциации, по мнению Бремера, должны присутствовать и вописании луга Ипполита. Вместе с тем, Бремер находит в пассаже изЕврипида одну весьма примечательную особенность: луг, который долженбыл бы наводить на мысль об эросе и Афродите, тем не менее связываетсяИпполитом только с Артемидой и девственностью. Это противоречие,которое, как полагает Бремер, должно было показаться афинской публикенеожиданным и парадоксальным, служит психологической характеристикеИпполита.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
