Диссертация (1098132), страница 85
Текст из файла (страница 85)
Данное восстановление было обусловлено не механическимкопированием древнехеттских табличек (иначе было бы трудно объяснитьформуenissan),а,скорее,сосуществованиемвариантовeni/iniиenessan/inissan в хеттской речи. В определенный момент в XIV в. до н. э.форма inissan стала восприниматься как ненормальная. Поскольку в нейотсутствовал вокалический маркер e, она, вероятно, выглядела какнедостаточно хеттская.В предлагаемом здесь социолингвистическом сценарии новохеттскогоперехода i > e последний пример используется как логическая отправнаяточка.
Можно принять, что к началу среднехеттского периода многиеносители лувийского языка овладели хеттским как своим вторым языком.Однако они не в совершенстве усвоили хеттский. В частности, многие из нихне усвоили в полной мере хеттский вокалический инвентарь и в своемпроизношении систематически замещали правильное хеттское e на i.Континуум «лувизированных» диалектов находился в контакте с хеттскимязыком, передаваемым в качестве родного. Предположительно, этотконтинуум и был источником таких форм, как ini и inissan. В ряде другихслучаев взаимодействие диалектов привело к утрате морфонологическихправил.
Так, древнехеттские итеративы от основ, заканчивающихся на396Специалисты по фонологии иногда называют подобные преобразования «передвижениями герцогаЙоркского», имея в виду один из стишков Матушки Гусыни: “The great Duke of York, he had ten thousandmen, he marched all them up the hill, then marched them down again.
And when they are up, they are up, and whenthey are down, they are down, but when they are neither up nor down, they are neither up nor down”. В нашемслучае форма enissan как раз «ни наверху, ни внизу».407губные или дорсальные согласные, обычно сопровождались суффиксом -iske(напр., appiske от ep- ‘брать, хватать’, zahhiske- от zah- ‘ударять’), в то времякак итеративы от основ на -ai- обычно содержали суффикс -esk- (напр.,hatreske- от hatrai- ‘писать’, palweske от palwai- ‘кричать’ и т. д.)397. Даннаядистрибуция начинает затемняться в среднехеттском и полностью исчезает вновохеттском языке, где суффиксы -eske- и -iske- находятся в состояниисвободноговарьирования[Melchert1984b:148].Морфонологическоечередование между e и i было реинтерпретировано как различие междуговорами.
Тем не менее оба варианта -eske- и -iske- оставались приемлемымидля официального языка.Прямаяассоциация«нестандартного»i-вокализмасдругими«нестандартными» особенностями может быть выведена из примеров,рассмотренных выше в данной главе. Так, уже неоднократно упоминавшийсячерновик молитвы Муваталли II (CTH 381.B) демонстрирует аналогическоераспространение -i- в местоименных основах, а также образование носовогогласного [an] > [ã] в разговорном языке. Табличка с систематизированнымиритуалами(CTH390.A)характеризуетсятакимжеаналогическимрасширением, сочетающимся с рядом морфологически неправильных форм[ср. Kronasser 1966, §25; Oettinger 2004: сноски 5, 12, 13]. Хотя аналогическиепроцессы в принципе не требуют внешнего объяснения, в данном случаеможно догадаться, что они были поддержаны естественной тенденцией кзамещению [e] на [i] в разговорной речи хеттских и лувийских билингв.Основная масса новохеттских форм на -e- оказалась, однако, способнойпротивостоять давлению интерференции.
Это можно хорошо увидеть вглагольной системе, где такие формы, как e-eš-ta ‘он был / она была’ и e-ip-ta‘он взял / она взяла’ никогда не переходят в **i-iš-ta и **i-ip-ta. Это само посебе является сильным аргументом в пользу естественной передачихеттского языка в имперский период. Но развитие i > e в отдельных397См. [Kassian 2002], где приводятся фиксации релевантных форм. Стоит отметить, что форма pal-ú-i[š-kiiz-zi] засвидетельствована единожды еще в древнехеттском корпусе (KBo 25.69 ii 6).408новохеттских лексемах является еще более важным для подтвержденияданного тезиса. Сделует предположить, что в данном случае имеет место«изменение сверху», пуристическая реакция на то, что воспринималось(правильно или ошибочно) как искаженное произношение отдельныххеттских слов.
Данная гипотеза может быть напрямую подтверждена вслучае enessan, чье древнехеттское написание было восстановлено вновохеттский период398. Если Айхнер [Eichner 1982: 26–28] прав по поводусвязи между хетт. sist-/sest- ‘процветать’ и хетт. sesa(n)- ‘плод, плодовоедерево’, а также вед. sasá-, sasyá- ‘трава, овощи, плод, урожай зерна’, тосреднехеттский вариант sist- должен также рассматриваться как образецискаженного произношения, устраненного в новохеттский период.Дальнейшую поддержку предложенному сценарию дают контаминациивербальныхформ,ужерассмотренныевданномразделе.Полноефонетическое смешение mimma- > me(m)ma- ‘отвергать’ и mema- > me(m)ma‘говорить’легчеобъяснить,еслипервоевоспринималоськак‘лувизированный’ вариант второго.
То же самое справедливо для widai- >weda- ‘приносить’ vs. wete- > weda- ‘строить’. В контексте нашихсегодняшних знаний обе глагольные пары не связаны исторически, но цариХаттусы не имели исторических лингвистов при своем дворе. Реконструкциянародных этимологий в данном случае выглядит правдоподобной, учитывая,что полное смешение формально и семантически различающихся лексем врезультате спорадического фонетического изменения — трудный дляпонимания процесс. Известно, что даже в тех случаях, когда две лексемыдолжны смешаться в результате регулярных фонетических переходов,лексическое замещение часто предотвращает нежелательную омонимию.Хорошим примером является, например, эволюция испанского языка, где398Имеется возможность того, что новохеттский переход apenissan > apenessan был обусловлен аналогией сenissan > enessan.
Заслуживает внимания также отсутствие подобного изменения в kissan. Можнопредположить, что основа хеттского указательного местоимения ближней дальности k- воспринималась какотличная от лувийского аналога z- в достаточной мере, и поэтому не было необходимости дополнительномаркировать с ее помощью других изменений. Следует, однако, предпочесть формальное объяснение.Аналогия между *ḗnessan и abḗnessan могла облегчаться схожей структурой ударения, тогда как ударениена i в *kíssan могло препятствовать фонетическому переходу в данном случае.409рефлексы лат.
ubi ‘где’ и лат. ibi ‘там’ были замещены неродственнымиформами donde ‘где’ и allí ‘там’ для предотвращения возможной омонимии слат. aut > o и лат. et > y соответственно [Wright 1982: 20–21]399.Признаться, не видно явной причины, по которой такие лексемы, какÉhistā- ‘(культовое сооружение)’ или dammishai- ‘обижать’, могли показатьсяносителям хеттского языка лувоидными. С другой стороны, ничто непрепятствует подобному сценарию, поскольку эти два слова не содержатморфологических элементов, которые бы отмечали их как хеттские, а нелувийские400. Вероятно, разумнее не спекулировать о причинах изменения i >e в случае каждой отдельной лексемы, где встречается этот переход. Болеестандартные случаи «изменений сверху», рассматриваемые в рамкахсовременной диалектологии, предоставляют здесь подходящую почву длясравнения.
Обычно невозможно семантически обосновать точный выборкорпуса лексем, подвергшихся интерференции с соседним диалектом, однакоответственный диалектолог должен определить источник интерференции иочертить ее границы на основании формальных критериевНаш сценарий может быть резюмирован в следующей пропорции:tissummi-/tessummi- = hista-/X.
Зная, что tissummi- — это лувийское слово,«родным» эквивалентом которого является tessummi-, носители хеттскогоязыказаменилираннееhista-наhesta-,посколькупервоеслововоспринималось либо как заимствование, либо как результат интерференции.Предложенный механизм пропорциональной гиперкоррекции внешне похожна тот, что был рассмотрен в связи с буддийским санскритом в предыдущемразделе, но реконструируемая социолингвистическая ситуация существенно399К. Мелчерт (личн. сообщ.) приводит еще одну причину, по которой социолингвистическое объяснениедолжно дополнять аналогическое объяснение mimma- > me(m)ma- ‘отказываться’.
Тематические глаголы с iредупликацией формировали продуктивный класс в более ранней версии хеттского языка (о происхожденииср. [Jasanoff 2003: 128–132]), в то время как глаголы с e-редупликацией были, по-видимому, изначальноограничены mema- и wewwakk- ‘просить, требовать’. Гипотезу о том, что второй класс обусловил шаблонноеизменение в первом классе, трудно принять, если не предположить, что i-редупликация являласьнегативным социолингвистическим маркером.400Хеттские тексты XIII в. до н. э. характеризуются большим числом лувийских заимствований с суффиксом-sha-, в то время как число исконных хеттских слов, содержащих данный суффикс, явно меньше [Starke1979]. Возможно, что все слова с суффиксом -sha- начали рассматриваться в новохеттской писцовой средекак лувоидные.410отличается.
Вместо того чтобы приписывать изменения изобретательностиносителей пракрита (=лувийского), которые пытались сочинять тексты нанесовершенно усвоенном санскрите (=хеттском), я приписываю этиизменениясознательнойстремившихсяманипуляциидистанцироватьсяносителейотхеттскогоязыка,контактно-обусловленногопроизношения. Если обратиться к Рисунку 4, можно сказать, чтовзаимодействие происходило между хеттским ядром и средним слоем,состоящим из лувийцев, пытавшимися говорить на хеттском.
Ожидается, чтоконтактно-обусловленные изменения в ситуации языкового баланса должныраспространяться методом лексической диффузии [Winford 2003: 61–62].Лексическая диффузия перехода i > e удовлетворяет этому теоретическомупредсказанию.Дистрибуция между i и e в новохеттском языке, по-видимому,склонилась в сторону e. Таким образом, можно заключить, что стандартныйдиалект оказался в целом способен противостоять давлению не до концаусвоенного хеттского языка и отреагировал на него посредством чрезмерногораспространения e. Диалектная гиперкоррекция возобладала над диалектнымзаимствованием.
Этот неожиданный результат должен свидетельствовать отом, что правильное произношение e рассматривалось как престижное средиэлитХаттусыимперскогопериода,посколькуоно,по-видимому,символизировало принадлежность к хеттам, в то время как его замена на i внекоторых морфемах выдавала носителей лувийского языка, недостаточнохорошо усвоивших хеттский.Наиболее проблематичный элемент предложенного объяснения — этонеобходимость реконструкции «лувоидного» хеттского диалекта с избыткомi, что не зафиксировано напрямую в письменных источниках. Однако вследующих разделах будут приведены независимые свидетельства в пользусуществования в имперский период континуума носителей лувийского, не доконца усвоивших хеттский язык.4115.3 Морфосинтаксические инновации в новохеттском языкеКонвергенция между хеттским и лувийским морфосинтаксисомпредставляла собой постепенный процесс, наблюдаемый в течение всейистории хеттского письменного языка, но достигающий кульминации вимперский период.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
