Диссертация (1098132), страница 50
Текст из файла (страница 50)
Необходимо выявить особенностианатолийской местоименной системы, которые могли бы стимулироватьтакой процесс. Единственный элемент, который можно рассматривать вкачестве отправного пункта для распространения данного процесса, — этообщеанатолийскаяклитикамн.ч.*=smos‘вам,им’.Конечно,общеанатолийский статус этой клитики подвергался сомнению в прошлом,но близкий функциональный параллелизм между хетт. =smas ‘вас; вам, им’ илув. иер. =mmanz(a) ‘вас; вам, им’ говорит в пользу именно такогорешения240. Более того, можно попробовать спроецировать существование240Подробный анализ омонимичных местоименных форм 2 и 3 л. в праиндоевропейском дан в работе [Katz1998: 234–253].
Автор приходит к выводу о том, что синхронное тождество подобных форм являетсяисторической случайностью во всех примерах, рассмотренных в его диссертации; он также предлагает две240подобной формы и на индохеттский период, поскольку клитики косвенныхпадежей мн. ч. тох. А -m и тох. В -me представляют собой фонетическоесоответствие анатолийскому *=smos и могут обозначать все три лица(‘нам/вам/им’)241. Впрочем, данный аргумент не может обсуждаться здесь вдеталях,посколькулингвистическаяреконструкциязапределамипраанатолийского уровня выходит за рамки данной диссертации.По той причине, что праанатолийские клитики мн. ч. моглифункционировать и как личные, и как возвратные местоимения, аналогия,стимулированная данными формами, может также затрагивать обе категорииместоимений. В действительности она затрагивала оба класса, но вразличных языках и в разное время.
Аналогия, которая, возможно, имеламесто в ранней истории «нехеттских» (луво-палайских) языков, может бытьописана пропорцией *=(s)mas/*=(s)mas = *=tu/X. Иначе говоря, формальнаяидентичностьклитиксозначением‘вам’и‘им’стимулировалафункциональное расширение *=tu ‘тебе’ за счет *=sē ‘ему’. Другоеприменениеаналогиитогожетипапривелокфункциональномураспространению лувийского возвратного местоимения 2 л. =di на 3 л.
Впалайском аналогия, по-видимому, прошла в противоположном направлении,поскольку этимологическое возвратное местоимение 3 ед. =si фиксируется вповелительных предложениях, что предполагает наличие субъекта во 2 ед. Вданном случае, однако, апелляция к аналогическому влиянию форм мн. ч.различные этимологии для хетт. =smas ‘вам’ и хетт. =smas ‘им’, когнатом последней формы он считает лув.иер. =mmanz(a) ‘вам’. Однако автору не удается сформулировать фонетическое объяснение лув. иер.=mmanz(a) ‘вам’, что побуждает его признать, будто мы имеем дело с распространением формы 3 л. на 2 л.внутри лувийского [ibid.: 241]. Он также предполагает в качестве альтернативы гипотезу, что формы 2 л.=smas и =mmanz(a) могут в действительности являться когнатами, и в этом случае они “обе представляютнастоящее, а не чисто лувийское, расширение с 3 л.
на 2 л.” [ibid.: 241–242]. Последняя альтернатива явнопредпочтительна, поскольку лишь она закладывает фундамент для объяснения дальнейших изменений ванатолийских клитиках 1 л.241Кац [Katz 1998: 156, 247] полагает, что тох. А =m / B =me, указывающее на 3 л., действительно восходитк клитике *=smos, в то время как формы 1 и 2 л. восходят к ударным местоимениям *n̥ sme ‘мы’ и *usme‘ты’, подвергшимся аферезе. Данная реконструкция сталкивается с формальными проблемами,касающимися вокализма тох. Б; кроме того, неясно преимущество выведения тохарских клитик косвенныхпадежей из и.-е. ударных объектных местоимений и отделения их от клитик косвенных падежей ванатолийских языках.
По моему мнению, можно реконструировать систему индохеттскихдативных/аккузативных клитик мн. ч. как =nos (1 мн.) / =smos (2 мн.) / =smos (3 мн.) и при этомпредполагать, что в тохарских языках обобщились формы 2/3 л. Поздняя индоевропейская клитика 2 мн.*=wos ‘вы’ может пониматься как инновация, основанная на ударных формах и полученная в результатепропорциональной аналогии типа nōs/=nos = wōs/X.241можетоказатьсяизлишней,посколькураспространениевозвратныхместоимений 3 л. на другие лица и числа является типологическитривиальным.
В лидийском клитика мн. ч. =mś влияла на формы ед. ч., чтопривело к созданию совершенно новой морфемы =mλ ‘ему’ (вероятно, также‘тебе’). Эта этимология дает важное подтверждение общего тезиса, чтоанатолийские клитики мн. ч. могли влиять на структуру аналогичных клитикед.
ч. Другая аналогия, которая, похоже, реализовалась в поздний периодразвитиялидийскогоязыка,вызвалараспространениевозвратногоместоимения 2 л. =τ на 3 л. Эта клитика постепенно стала восприниматьсякак обобщенный маркер возвратности, независимый от лица и числа.Единственная клитика, распространение которой на Стадии 3 остаетсяформально необъясненным, — это хеттское возвратное =z(a), фонетически/ts/, которое обычно реконструируется как *=ti [Kimball 1999: 191, см.
там жебиблиографию; Kloekhorst 2008: 1019]. В праанатолийской парадигмевозвратныхместоименийпопростунетформ,которые,согласнофонетическим законам, могли бы развиться в хетт. *=ti > =z(a). И тем неменее со времен Лароша [Laroche 1959] среди анатолистов принимается связьмежду хетт. =z(a) и лувийской местоименной клитикой =di. Если принятьпроисхождение лув. =di от праиндоевропейской дативной клитики 2 л.,подтвержденное параллелями из других анатолийских языков, остаютсявозможными только два решения.
Необходимо либо полностью отвергнутьсвязь между хетт. =z(a) и лув. =di, либо признать, что хетт. =z(a) выводитсяиз праиндоевропейского *=toi или праанатолийского *=tē с помощью иныхсредств, чем фонетические законы.Успех первого подхода будет возможен в случае обнаружения иныхправдоподобных когнатов хетт. =z(a) в анатолийских или индоевропейскихязыках. Однако в данный момент мне неизвестны альтернативныеэтимологическиерешения,поддержанныеадекватнымсемантическиманализом =z(a). Утверждение Каррубы [Carruba 1964: 429–430], что =z(a)должно быть связано с основой указательного местоимения и.-е. *to-,242наталкивается на отсутствие анатолийских флективных форм, которые моглибы относиться к данной праиндоевропейской основе, и оно в любом случаебесполезно для отслеживания словоизменительной предыстории =z(a)242.Предположение Ёзефсона, что хетт. =z(a) идентично дативу 3 ед.
=sa,относящемуся к притяжательной основе si/a- ‘его’ [Houwink ten Cate,Josephson 1967: 137], не учитывает действительного произношения =z(a) как/ts/. Многие исследователи, обсуждавшие =z(a), попросту воздерживались отпостулирования внеанатолийских когнатов для этой хеттской частицы.Можно упомянуть признание Ноя: “Мне пока не удалось привязать киндоевропейскому общеанатолийскую частицу *-ti, к которой восходят хетт.-z и «медиопассивное» -ti” [Neu 1968: 145], и заключение Эттингера: “Обэтимологии можно лишь сказать, что -z восходит к праанатолийскому *-ti сявно весьма сходным значением, чье происхождение неясно” [Oettinger 1997:412].
Последняя работа, посвященная описанию семантики хетт. =z(a) втипологическом освещении, констатирует: “Мы не обладаем точным знаниемэтимологии хеттского -z”. [Cotticelli-Kurras, Rizza 2013: 20]. Таким образом,отсутствие правдоподобной альтернативы связано не с недостатком интересак происхождению =z(a) со стороны анатолистов, а, скорее, с объективнымитрудностями,касающимисянахожденияиндоевропейскихрефлексовпраиндохеттского **=ti — мнимого предка хетт. =z(a)243.Второй подход представлен в недавней работе Элизабет Рикен [Rieken2004/5: 183].
Рикен впервые эксплицитно связала как хетт. =z(a), так и лув.242Карруба [Carruba 1969: 45–46] попытался подкрепить свое раннее предположение, приведя лувийскуюклитику =du ‘ему’, якобы выводимую из и.-е. формы *=to(i) (vel sim.), образованной от указательногоместоимения *to-. Данная гипотеза была развита в недавней работе [Frotscher 2012], автор которой исходитиз регулярного фонетического изменения *-oi- > -u̯ e- в истории лувийского языка и полагает, что лув. =du‘ему’ развилось из и.-е. *=toi через ступень *=tu̯ e. Характерно, что в этой дискуссии даже не упоминаетсярефлексивная клитика =di, которая как раз и должна являться рефлексом *=toi согласно общепринятойверсии исторического развития лувийского вокализма [ср.
Melchert 1994: 279]). Таким образом, гипотезаФрочера по определению является неполной. Впрочем, следует заметить, что автор и сам не настаивает насвоем решении [Frotscher 2012: 175].243Исключением из этой тенденции является недавняя попытка Ёзефсона [Josephson 2003] связать хетт. =zaи ведийское указательное местоимение syá-/tyá-. Данная этимология не основана ни на близкомфонетическом соответствии (Ёзефсону приходится объявить -a- вторичным дейктическим элементом), ни насходстве в базовом значении обеих морфем. Проблемы, касающиеся лувийской частицы =ti, былиполностью проигнорированы в данной работе.243=di с позднеиндоевропейским =toi ‘тебе’244. Рикен отчетливо понимала, чтопрямым рефлексом *=toi должно было бы стать древнехеттское **=te,подобно тому как *=soi ‘ему’ развилось в древнехеттское =se [Kimball 1999:214].
Поэтому она предположила, что *=toi перешло в *=ti уже впраанатолийском, и связала это изменение с аналогическим влияниемименного окончания датива-локатива *-i. Это предположение можетрассматриваться как развитие более раннего тезиса Мелчерта [Melchert 1994:218], согласно которому вокализм палайского =ti ‘тебе’ является результатоманалогического выравнивания, обусловленного именным окончанием дативалокатива.С функциональной точки зрения подход Рикен выглядит вполнепривлекательным. Так, можно предположить, что *=ti > =z(a) исконнофункционировало в хеттском как возвратное местоимение 2 ед., араспространение на 3 ед.
представляло собой лишь первую стадию врасширении его значения. Возможно, это была еще одна пропорциональнаяаналогия, мотивированная омонимией между возвратными клитиками 2 и 3мн. (=smas/=smas = =z(a)/X), что могло бы представлять дополнительнуюпараллель к распространению =di в диалекте-предке лувийского. Однакопозднее возвратное местоимение =z(a) из 3 ед. обобщилось на все другиелица и числа, вытеснив даже те возвратные клитики мн. ч., которые былипричиной его первоначального распространения.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
