Диссертация (1098132), страница 18
Текст из файла (страница 18)
us- в косвенных падежах. Недостаток обоих решенийзаключается в том, что в них позднелувийский язык непосредственносопоставляется с индохеттским праязыком, минуя при этом стадиюлувийского языка бронзового века. Мы уже видели, что распределение основ80Аккузатив anza может быть скрыт в имени военачальника Арцавы Anzapahaddu [Bryce 2003: 57, 62], еслипоследнее анализировать как «пусть (он) защитит нас» или в похожем ключе. Однако в следующей главе ябуду защищать точку зрения, согласно которой диалект Арцавы не должен рассматриваться как лувийский вузком смысле.81Формы личных местоимений в инструменталисе из позднелувийского языка упомянуты в работе [Melchert2003b: 189].
Хокинс [Hawkins 2000, II: 542a] предполагает, что u-za-ri+i и другие формы местоимений винструменталисе из писем Ассура восходят к посессивным местоимениям. Однако подобная интерпретацияневозможна, поскольку ни одна из этих форм не сопровождается в явном виде главным существительным.Исходя из контекста, адвербиальная интерпретация указанных форм (‘у вас’) является предпочтительной.88anza(-) и unza(-) в лувийском языке II тыс.
до н. э. является общим для всехдиалектов,и,позднелувийскихследовательно,местоименийраспространениевомножественномu-основчисле(еслисредионодействительно имело место) должно представлять собой инновацию.Можно было бы предположить, что форма датива /unts-unts/,редуплицированный вариант /unts/ ‘вам’, была переразложена как /untsu-nts/ вкакой-то момент в конце II тыс. до н. э. или начале I тыс.
до н. э. Этопереразложение способствововало созданию по аналогии /antsu-nts/ ‘нам’ ираспространение u-вокализма в номинативе /untsu-s/ вместо изначального/untsa-s/. Более интенсивное аналогическое выравнивание, зафиксированное вписьмах Ассура, где использовался разговорный вариант лувийского, моглобы породить распространение старых форм датива /antsu-nts/ и /untsu-nts/ наноминатив. Новое посессивное прилагательное /antsu-ss(i)-/ также могло бытьсоздано на базе вторичной основы /antsu-/, в то время как синонимичное/antsi-/ представляет собой более архаичное образование, которое должновыводиться из раннего /antz-ija-/.
Однако этот сценарий выглядит чрезмерносложным. Я бы предложил более простое решение, которое базируется нановых чтениях рассматриваемых форм.Фонетическое значение знака <zu?> (*432) выводится из печатейбронзового века, найденных в Хаттусе, Угарите и Эмаре [Hawkins 2005b:298a], но оно является недостоверным в случае с надписями железного века.Фактически все лувийские слова, для которых должно постулироватьсяэтимологическое /tsu-/ (напр., *zuwan(i)- ‘собака’, *azu(wa)- ‘лошадь’ и *zurni‘рога’), записаны с использованием знака *448, имеющего общепринятуютранслитерацию <zú> или <sù> [Melchert 2012b: 210]82.
Марацци [Marazzi82Мелчерт [loc. cit.] предложил значение <zú> для знака *448, отметив, что ни одно из слов, записанных спомощью данного иероглифа, не говорит с однозначностью в пользу прочтения <sù>. Хокинсу [Hawkins2000, I: 35–36] эти аргументы не показались убедительными, и он привел две формы, которые, по егомнению, подтверждают чтение <sù>. Я считаю, что Хокинс потерпел неудачу в своих попытках привестиубедительный довод против тезиса Мелчерта. Согласно Мелчерту, значение <sú> для знака, имеющегоформу рога (*108), не должно выводиться из zurni ‘рога’, но, скорее, может быть извлечено из suwa‘наполнять’, отсылая к концепту рога изобилия (ср.
KARATEPE 1, §36 (Hu.) (CORNU+RA/I)su-ra/i-sá‘изобилие’). Я также следую работе [Younger 2014], в которой убедительно доказывается, что фраза zú+ra/iwa/i-ni-ti (URBS) SCRIBA-li-ya-ti, встречающаяся в перечне систем письма, которым обучился Яр(и)ри,891990] упоминает сценарий, согласно которому, *432 мог развить вторичноечтение <zax> в позднелувийском языке. Хорошей параллелью к такомусценарию является анатолийский иероглиф *445, который имеет толькозначение <lu> в бронзовом веке, но должен транслитерироваться как <la/i/u>в надписях железного века. Поскольку все позднелувийские формы,содержащие *432, кроме рассмотренных выше, с этимологической точкизрения неясны, фактически ничего не мешает принять <zax> в качестверегулярного значения этого знака в I тыс.
до н. э.Разумеется, значение <zax> остается несколько спекулятивным, до техпор пока оно не подтверждено прямыми комбинаторными свидетельствамииз надписей железного века. Но принятие «новых чтений» существенноупрощает морфологический анализ. Оно влечет за собой реинтерпретациювсех местоименных форм мн. ч. из писем Ассура как производных от основы/antsa-/ и /untsa-/.
С учетом этого предположения, грамматическая инновацияпозднелувийского языка заключалась лишь в создании новых формкосвенных падежей с помощью стандартных окончаний -anz(a) и -adi.Поскольку известно, что лувийские клитики бронзового века =(m)mas ‘вам,им’ были переделаны в /=mmants/ в железном веке [Melchert 2003b: 172],отсутствуют морфологические преграды для принятия новых дативных форм1 мн. /antsants/ и 2 мн. /untsants/. Возможное распространение дативных формнаноминативвпозднелувийскомязыкеписемАссуратакженепредставляется проблематичным, поскольку соответствующие местоименияед. ч.
amū и tū также не характеризуются формальным разграничением междуноминативом и дативом. Таким образом, устраняется необходимостьконструироватьзагадочныеформы**/antsunts/и**/untsunts/дляпралувийского, праанатолийского и праиндохеттского.правитель Каркемиша, отсылает к «тирскому», то есть финикийскому, а не урартскому письму.Финикийским обозначением Тира было Ṣūr (букв. “Скала”), и, следовательно, производная лувийскаяоснова прилагательного должна была быть /tsurawann(i)-/.
Таким образом, она не имеет ничего общего сsu+ra/i-za- (URBS), обозначением Урарту, засвидетельствованным в другой надписи Яр(и)ри. На самомделе, для лувийского правителя было бы странно гордиться знанием урартского письма, ведь оно было, посути, идентично неоассирийскому письму, на знание которого он также претендовал. С учетом того, что ниодин из доводов в пользу уравнивания фонетических значений <su>/<sú> и “<sù>”, предложенныхХокинсом, не является убедительным, для знака *448 должно быть принято новое слоговое значение <zú>.901.8 Филогенетические соображенияПроведенныймноюанализдиалектноговарьированиявнутрилувийского языка не подтверждает традиционное разделение лувийского на«клинописный» и «иероглифический» диалекты.
Вместо этого я предлагаютрехчастное разделение на лувийский диалект Киццувадны, имперскийлувийский (бронзовый век) и позднелувийский диалект. Языковые данныесовместимы с предположением о том, что позднелувийский диалектжелезного века является прямым потомком имперского лувийского. Инапротив, лувийский диалект Киццувадны и имперский лувийский должныпониматься скорее как родственные диалекты, каждый из которых обладаетсобственными архаизмами и инновациями. Эти наблюдения резюмированыниже на Рисунке 2.Самые прозрачные инновации имперского лувийского, перенесенные впозднелувийский диалект, заключаются в распространении окончания им.мн. общ. -nzi на вин. мн. общ.
(1.3) и постепенном замещении глагола āya‘делать, выполнять; почитать; становиться, являться’ глаголом izzi(ya)- (1.6).К этому необходимо добавить постепенный фонологический переход l > r,поддержанный одним примером из хаттусской адаптации Ритуала Мастиггии большим числом примеров из текстов железного века. Вероятнымархаизмом, следы которого могут быть также обнаружены в имперскомлувийском, является сохранение окончаний генитива -assa и -assi (1.4) иимперфективного суффикса -zza- (1.6).В каждом из шести случаев, рассмотренных выше, реконструкцияморфосинтаксическихособенностейимперскоголувийскогодиалектаподкрепляется анализом клинописных текстов, найденных в Хаттусе.
Тольковслучаеizzi(ya)-онанапрямуюподтверждаетсяматериалом,представляемым иероглифическими надписями последних царей Хаттусы, вто время как в трех других случаях необходимо использовать материалы91позднелувийского языка для сравнительного анализа. Этим подчеркиваетсяважность клинописных источников для понимания имперского лувийского;отсюдатакжеследуетнеобходимостьотказатьсяотпонятия«иероглифический лувийский» как от обозначения диалекта.Устранение союза pā=, появляющегося в начальной позиции, исентенциальной частицы =tar представляет собой «негативную» инновациюимперского лувийского (1.7).
Обе инновации не могут быть отделены отаналогичных морфосинтаксических процессов, происходивших в хеттскомязыке, но в данном случае сложно установить причину и следствие. Этисинтаксические изменения могут быть показаны только через анализлувийских иероглифических надписей, поскольку отсутствуют связныеклинописные тексты, о которых можно было бы с уверенностью сказать, чтоони дают представление об имперском лувийском.ЕдинственнойнетривиальнойинновациейлувийскогоязыкаКиццувадны является образование особых посессивных прилагательных,маркирующих множественное число посессора (и, возможно, созданиенового окончания род. мн.).