Проблема трагического в поэзии В.С. Высоцкого (1098084), страница 21
Текст из файла (страница 21)
также стихотворение "Моя цыганская", анализировавшееся в первой главе).Возникает ощущение "дурной повторяемости" бытия и благодарясюжетному параллелизму баллад, образующих цикл. Каждая из балладимеет свой сюжет, воспроизводящий сюжет произведения в целом. Однако благодаря обилию явных и скрытых цитат в цикле Высоцкогопоявляются разнородные культурные ассоциации, при взаимодействиикоторых в рамках цикла как "реминисцентного" текста возникаютдополнительные метасюжеты [227, 18].В тексте Высоцкого можно найти заимствование гротескно-сатирического плана типа "желтая спина ответила бесстрастно" — прием, имеющий свое начало в творчестве Салтыкова-Щедрина. В качестве примера можно привести также портреты во втором стихотворении цикла, напоминающие портреты в гостиной Собакевича или портрет Маркса в стихотворении "О дряни" Маяковского.
Подобные реминисценции в точном смысле этого слова ("воспроизведение фразовойили образной конструкции из другого произведения") [116, 238]очень часто теряют индивидуальный отпечаток, превращаются в единство приема и лишь оттеняют мысль, входящую в систему нового- 118 произведения. Но в цикле Высоцкого есть и художественные влияния, являющиеся сигналами глубинного сродства, идеологическихсоответствий [11, 20] — это многочисленные реминисценции из романа М.А.
Булгакова "Мастер и Маргарита".Сам Высоцкий говорил о влиянии творчества Свифта, Гоголя, вответ на анкету 1971 года своим любимым писателем называет Булгакова. Действительно, между героями романа "Мастер и Маргарита"и циклом Высоцкого много общего. И Иван Бездомный, и безымянныйгерой Высоцкого попадают в сумасшедший дом. Оба они проходятпроцедуру осмотра, всячески ей сопротивляясь. Налицо даже сходство жестов героев:"— Ах так?? — дико и затравленно озираясь, произнес Иван, —ну ладно же! Прощайте...", — и головою вперед он бросился в шторуокна. Раздался удар, но небьющиеся стекла за шторою выдержалиего, и через мгновение Иван забился в руках у санитаров" [47, 73]."Я злую ловкость ощутил —Пошел как на таран, —И фельдшер еле защитилРентгеновский экран".Стараются разобраться в происходящем и Бездомный, и геройВысоцкого, всячески подчеркивая собственную смелость, решительность.
Отчаянная бравада — доминанта их поведения. Иванушка учиняет разгром в "Грибоедове", сопротивляется санитарам в психиатрической клинике. Герой цикла "История болезни" говорит:"Я терт и бит, и нравом крут,Могу — вразнос, могу — враскрут..."Подчеркивается не то чтобы демократическое, а люмпенизированное- 119 -происхождение обоих героев. Бездомный вспоминает о дяде Федоре,пившем в Вологде запоем, герой Высоцкого говорит:"Род мой крепкий — весь в меня, —Правда, прадед был незрячий,Шурин мой — белогорячий,Но ведь шурин — не родня!"И, наконец, обоим делают успокоительный укол.На всей атмосфере сумасшедшего дома в цикле Высоцкого лежитотблеск фантастики романа М.
Булгакова. Одно из действующих лиц —рыжеволосая чертовка, вызывающая в памяти, конечно же, образ Геллы. Даже такая нарочито земная деталь, как медный таз, триждыупомянутый в "Истории болезни", быть может, неслучайна, посколькузаставляет вспомнить кастрюлю с серной мазью в "Мастере и Маргарите". Возможны и более глубокие культурные ассоциации со сценой"Кухня ведьмы" из поэмы Гете "Фауст". Слова:"Шабаш калился и лысел,Пот лился горячо, —Раздался звон — и ворон селНа белое плечо.И ворон крикнул: "Nevermore!"Проворен он и прыток, —Напоминает: прямо в моргВыходит зал для пыток",напоминают и о великом бале у Сатаны, и Вальпургиеву ночь на Бро¬кене — Лысой горе.
Ворон же из одноименной баллады Э. По появляется здесь тоже неслучайно (кстати, Высоцкий прекрасно знал этубалладу, так как она входила в поэтическую ткань спектакля "Антимиры"). Согласно христианским представлениям, вороны были спутниками черта, а ведьма в "Фаусте" спрашивает у Мефистофеля:- 120 "Но конского при вас копыта нет,И вороны куда, скажите мне, девались?"[71, 139]. И лишь усугубляют обстановку современные атрибуты допроса. В "желтом доме" Высоцкого творится подлинная чертовщина.Отсюда нет выхода — только смерть, гибель, небытие.
Это уже отнюдь не образцово-показательная клиника профессора Стравинского,а тюрьма, не осмотр, а пытки (см. в цикле лейтмотив игл, загоняемых в тело, упоминаемые "орудья пристрастья"). Многочисленныереминисценции усиливают ощущение смертельной опасности, грозящей герою. В этом глубинное различие между Иваном Бездомным игероем цикла Высоцкого. Если Иванушка успокаивается, становитсяисториком, и только в ночи полнолуния ему бывает тревожно и тяжело на душе, то для героя Высоцкого подобного выхода нет.
Онпопал в страшное место, образ которого создается во многом благодаря роману Булгакова и тому историко-культурному пласту, который стоит за ним. [см., например, 75, 171]. Из-заобилия реминисценций сюжет цикла разрастается, становится пестрым и многоликим, играющим, словно в калейдоскопе, различными гранями смысла.
Вкупе с тремя параллельными сюжетами баллад, образующих цикл,литературные реминисценции создают общий метасюжет, значительнопревосходящий современный социальный смысл. Отсылки к сегодняшнему дню заземляют чертовщину, творящуюся в "желтом доме", ноэто только один полюс цикла. Второй же полюс — в философскомподтексте романа М.А. Булгакова, в отсылках к поэме Гёте, в романтической символике баллады Э. По, возможной перекличке (хотябы тематической) с "Записками сумасшедшего" Н.В. Гоголя.Литературные реминисценции в цикле Высоцкого не только вомногом определяют сюжет, но и задают определенный масштаб повествованию.
Границы произведения резко расширяются, чему немало- 121 способствует стиль цикла. Повествование в "Истории болезни" стилистически неоднородно, как неоднородна позиция и облик действующего лица. Изредка встречаются фрагменты книжной высокой лексики:"экстаз", "зал для пыток", "белое плечо", "остался братом", "действовать во благо", "канули во мрак", "взрезайте с Богом". Вкупес насыщенностью образной ткани цикла указанный лексический пластвосходит к романтической традиции, порождая вспышки риторики,проповеди и патетики.
В этом можно видеть проявление писательскойпозиции автора и одну из черт образа героя, поскольку налицо соотношение с трагической основой сюжета.Но романтические формулы, книжная лексика причудливо смешиваются с иными языковыми пластами. В повествовании звучат обращения, эллиптические конструкции, типичные для живой разговорнойречи, специфически снижен смысл синекдох ("огромный лоб возник вдвери"), перифраза ("очечки на цепочках" — пенсне, "отец желтухи" — Боткин), сравнительных оборотов ("вот сладкий газ в меняпроник, как водка поутру"), метафор ("и кровью харкало перо в невинную бумагу"), оксюморонов ("и озарился изнутри здоровым недобром").
Они создают комический покров цикла, скрывающий его истинную сущность. Все эти стилистические особенности органично сочетаются в полиметрической форме цикла: 4Я + 3Я — 8 х + 4х + 4х—>—4Я +3Я. Сюжетно-композиционному параллелизму стихотворений соответствует строфа из трех частей (8 + 4 + 4 —>— 4 + 4 + 4 —>— 4 + 4 + 4 ) .Баллады цикла соединяются, таким образом, в единую систему, несущей конструкцией которой становится образ героя.Высоцкий не стремится форсировать драматизм облика главногодействующего лица. Напротив, перед нами, скорее, герой-шут, подбалаганным поведением которого скрывается трагическая основа.Создавая его образ, Высоцкий обращается к традиции русского ско¬- 122 морошества с характерным для него балагурством [270, 74]. Однойиз примечательных черт стилистики Высоцкого является словеснаяэквилибристика [234, 63].
В цикле "История болезни" это явлениесуществует прежде всего на уровне грамматическом. Морфологическое жонглирование предлогами и префиксами — распространенныйприем в поэзии Высоцкого (см. стих. "Татуировка"): в полубреду —в полупылу, вразнос — враскрут, на нерве — начеку, вызнать, выведать, вынут, изомнут, испоганят, изорвут; "заоконное светилозакатилось за стеной".
Лексические значения однонаправленностии разнонаправленности все время пересекаются, переставляются,сталкиваются между собой, вступают в смысловую игру, создают каламбуры и афоризмы. Повышенная афористичность стиля объясняетсяиспользованием бессоюзия с синтаксической синонимией, переходящей порой в анафору. Подобные конструкции характерны для пословиц, кстати, также органично существующих в речи героя и подчеркивающих его ориентированность на фольклорную традицию, на поэтику скоморошества:"Все зависит в доме ономОт тебя от самого:Хочешь — можешь стать Буденным,Хочешь — лошадью его!"Интересно, что при создании подобных афоризмов используются советские штампы, взрывающиеся в речи героя новыми смыслами. Например, чрезвычайной популярностью пользовалась фраза из песниРоберта (к/ф "Дети капитана Гранта"): "Кто хочет, тот добьется".Высоцкий соединяет ее с пропагандистской формулой: "Все зависитот человека", а также неприличным анекдотом про "мочь" и "хотеть"и получает приводимый выше афоризм.Поэт, обращаясь к традиции сказа, достигает в цикле порази¬- 123 тельной стилистической свободы, виртуозно меняя словесные обличьясвоего героя и авторского "Я".
Высоцкий использует сказ как опору на различные формы коллективного сознания, чтобы, как и еговеликий предшественник и учитель в "Петербургских повестях, "обрести при этом связь с опытом и возможностями массовой культуры,свободной от каких-то неизбежных для литературы норм и ограничений." [164, 51]. Однако в сказе Высоцкого сохраняется живая связьс традицией высокой литературы. Так, поэт примеряет своему героюмаску гоголевского иронического рассказчика [163, 86 — 87, 106 — 110 идр.], и она оказывается ему в пору.
Достаточно вспомнить, как герой восхищается портретами ученых, висящими в сумасшедшем доме:"Хорошо, что вас, светила, всех повесили на стенку —Я за вами, дорогие, как за каменной стеной:На Вишневского надеюсь, уповаю на Бурденку, —Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной!"Создание образа героя идет по одному из путей воссоединения скультурой, строительству ее из осколков, обломков прошлого и современной массовой продукции, о чем уже шла речь выше.