Диссертация (1096005), страница 22
Текст из файла (страница 22)
15:14).Такой взгляд на церковь и ее историю позволяет релятивизировать истинность многих церковных предписаний, прежде всего, относительно ритуальной стороны. Все это признается несущественным, ненужным Богу, ожидающему от человека лишь действенной любви к ближним. Именно это признание избыточности религиозного культа и дает Томазию возможность относительно безболезненно проповедовать принципы толерантности, не вступая в противоречие с его собственной убежденностью в истинности лютеранства (но истинности по духу, а не по букве лютеранской ортодоксии).Толерантность понимается Томазием сходным с современным словоупотреблением образом: иноверцев нельзя было принуждать обращаться ввлияние оказала философия Канта (см.: Schaeffler R. Ist dem Verstand jeder Weg zu Gott verschlossen? Religionsphilosophie nach Kant // Nach Kant: Erbe und Kritik / Hrsg.
von I. Kaplow. Münster, 2005. S. 180-181).69«истинную веру» и нельзя было применять к ним светские наказания (что мымогли бы назвать сегодня дискриминацией по религиозному признаку). Причем оба эти аспекта веротерпимости получают у Томазия серьезное философское и теологическое обоснование. Принуждать иноверцев сменить веруникто не имеет права, так как каждый сам отвечает за себя перед Богом, аследовательно, каждый сам должен принимать решения относительно того,во что ему верить и как ему жить. Именно для этого Бог наделил разумомвсех людей, а не только проповедников и теологов. Кроме того, подлиннаярелигия, как и подлинная мораль, не терпит насилия и принуждения, поэтомув делах веры можно убеждать только любовью и кротостью, служа примероми образцом для подражания в добродетели.
Применение же мирских штрафных санкций к иноверцам недопустимо, так как церковь и государство должны быть отделены. Их нельзя смешивать между собой, как нельзя смешиватьи нормы канонического и естественного права. Следить же за исполнениемэтих простых правил должен светский правитель.Во введении Томазием идей веротерпимости явно прослеживается политический интерес укрепления светской власти, которая должна была выполнять роль внешнего арбитра в религиозных конфликтах. Однако у проводимой Томазием идеи толерантности был и другой, чисто евангельский подтекст. В той же степени, в какой правитель должен был не допускать гоненийна иноверцев, он должен был защищать от гонений и людей, признаваемыхцерковными властями еретиками207. А именно такие нередко, по Томазию, иоказывались подлинными христианами, так как, как сказано в СвященномПисании: «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не отмира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир» (Ин.
15:19)208.Таким образом, во взглядах Томазия на мораль и религию, а также ихвзаимодействие, приводящих его в конечном счете к возможности обоснования необходимой для общества веротерпимости, прослеживается сильная207Апологетичность взглядов Томазия подчеркивает также и Фольхардт, полагающий, что основной цельюпопыток развести веру сердца и веру разума, академическую теологическую ученость и практически ориентированную живую христианскую веру было не что иное, как защита Откровения от исторической и филологической критики (см.: Vollhardt F.
„Die Finsternüß ist nunmehro vorbey“. Begründung und Selbstverständnisder Aufklärung im Werk von Christian Thomasius. S.12-13).208См.: REF. Satz 17. § 2. S. 190-191.70евангелическая ангажированность. Как его идея разумной любви, последовательное развитие которой приводит его к жесткой критике церковной ортодоксии, так и идея разделения церкви и государства и терпимого отношенияк представителям других религий становится возможной только благодарястремлению Томазия вернуться к подлинному учению Христа, известному изПисания, которое и является неприкосновенным авторитетом в делах веры ипонять которое способен каждый христианин, в независимости от его положения в светской и церковной иерархии209.
Сама же толерантность рассматривается им как высшая степень проявления христианской любви210.В то же время можно отметить и два проблемных аспекта в концепциитолерантности Томазия. Во-первых, делая сильного правителя ответственным за проведение принципов толерантности в жизнь Томазий не тематизировал возможность злоупотребления правителем своей властью211. В сильнойсветской власти Томазий видел оплот борьбы со злоупотреблениями клира,который и воспринимался Томазием как основной источник притесненияпростых верующих любой конфессии. Основной целью Томазия оказывалосьограничение власти духовенства, что решалось за счет обоснования абсолютизма.
По этой причине основной темой для Томазия оказывались взаимоотношения церкви и государства, другая же сторона – взаимоотношения государства (в лице правителя) и подданных – практически выпадала из полязрения философа212. В результате, в работах Томазия мы находим идеальныйобраз просвещенного правителя, основной целью которого является благоего подданных и который не способен к злоупотреблениям своей властью213.Другой проблемой в отношении концепции толерантности у Томазияоказывается отсутствие тематизирования правомерности претензий различ-209На то, что сам Томазий воспринимал свою критику лютеранской ортодоксии как подлинную «христианскую философию», указывает и Драйцель, усматривая в этом непоследовательность, а вместе с тем и слабоеместо томазианской концепции естественного права и обоснования толерантности (см.: Dreitzel H. Christliche Aufklärung durch fürstlichen Absolutismus.
Thomasius und die Destruktion des frühneuzeitlichen Konfessionsstaates. S. 37, 45, 48).210Ср.: Dreitzel H. Christliche Aufklärung durch fürstlichen Absolutismus. Thomasius und die Destruktion desfrühneuzeitlichen Konfessionsstaates. S. 38.211См.: Schröder P. Christian Thomasius zur Einführung. S. 122-125.212См.: Wiebking W. Recht, Reich und Kirche in der Lehre des Christian Thomasius.
Tübingen, 1973. S. 153.213См.: Schröder P. Christian Thomasius zur Einführung. S. 156-158.71ных религий на абсолютную истинность214. Не смотря на существенное ограничение церковной власти над индивидом, достигаемое за счет смещения акцентов с внешнего служения Богу на внутреннее, у Томазия прослеживаетсяличная убежденность в истинности лютеранского вероисповедания, котораяне подвергается никакой рефлексии. Такой подход существенно ограничивает возможность проведения идеи толерантности в жизнь, так как неизбежнонаталкивается на сотериологическую проблематику: если лишь одна религияистинна, т.е. необходима для спасения человека, то на каком основании необходимо и морально оправдано терпимо относиться к другим религиям,приверженцы которых обрекают сами себя на вечную погибель?215 В то жевремя, предпринимая попытку вернуться к основам лютеранской веры и делая акцент на важности личной ответственности каждого отдельного индивида перед Богом за свою веру (или неверие), Томазий, тем самым, намечает,хотя и крайне осторожно и неотчетливо216, путь, по которому в дальнейшемпойдут следующие поколения немецких просветителей и который приведетих, в конечном счете, к релятивизации претензий всех религий на абсолютную истинность, превратив их в дело личного выбора.§ 2.
Феномен религиозного Просвещения: учение пиетизмаПараллельно с философским Просвещением в Германии развивалосьдругое духовное течение, получившее название пиетизм, и игравшее в концеXVII–начале XVIII в. не менее значимую роль. Движение это, в противоположность уже рассмотренному в лице Хр. Томазия философским изводомПросвещения, являлось религиозно ориентированным, и к 20-м гг. XVIII в.,будучи уже достаточно сильно догматизированным, нередко вступало в открытую борьбу с просветителями-философами, ярким примером чего служит214Хантер также отмечает, что у Томазия идея толерантности не проистекает из принципа свободы совести,а производна от его основной цели – ограничения власти клира, в силу чего непосредственно не связана сзащитой права на публичные богослужения.
В этом Хантер усматривает одно из принципиальных отличийТомазия от Локка (см.: Hunter I. The Secularization of the Confessional State. P. 163-165).215Как верно замечает У. Ленер применительно к католическим мыслителям того времени: «Большинствокатолических мыслителей того времени задавалось не вопросом „Как я могу относиться с большим уважением к приверженцам других вероисповеданий?“, а вопросом „Действительно ли необходимо и неизбежнотерпеть (tolerieren) другие вероисповедания?“» (Lehner U.L.
Die katholische Aufklärung. Boston, 2017. S. 60).216См.: Schröder P. Christian Thomasius zur Einführung. S. 133.72знаменитое изгнание Хр. Вольфа из Галле. В силу этого пиетизм воспринимался современниками скорее как реакционное, мешавшее подлинному Просвещению течение217. Однако сегодня есть основания рассматривать его, покрайней мере, на заре его существования218, как одну из форм проявления всетого же просветительского духа, пусть и своеобразную и на первый взглядразрушающую привычные представления о просветительской деятельности,направленной на освобождение от предрассудков и заблуждений, к которымс позиции современного человека не в последнюю очередь относятся религиозные верования. Тем не менее, приходится констатировать, что люди XVII–XVIII в.
представляли себе этот процесс несколько иначе, что позволяло имне противопоставлять религиозные течения и просветительский дух, и чтопозволяет нам сегодня говорить о таком феномене, как религиозное Просвещение (иногда отождествляемое с теологическим Просвещением)219, ярким примером которого и оказываются ранние пиетисты220.217См.: Larrimore M.
Orientalism and Antivoluntarism in the History of Ethics. On Christian Wolff’s Oratio deSinarum philosophia practica // Journal of Religious Ethics, 2000. Vol. 28. No. 2. P. 189-190; Schneiders W. Aufklärung und Vorurteilskritik. S. 163; Bissinger A. Zur metaphysischen Begründung der Wolffschen Ethik // Christian Wolff 1679–1754.