Диссертация (1096005), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Да ите, кто читает труд Томазия, после усвоения доказанных в них истин, должны«отбросит прочь эту книгу и держаться одного лишь только Слова Божия»143.Затрагивая тему идеала разума, стремление к которому как к мерилуоценки, начинается в эпоху раннего Просвещения и в распространении которого нередко усматривают корни постигшей Запад в XX в. беды прагматизмаи утилитаризма, следует оговориться и о том явном различии между пониманием разумности в эпоху Просвещения и нашим современным его употреблением.
Именно в творчестве Томазия это различие предстает перед нами снаибольшей отчетливостью. Тема разумности в качестве центральной в заглавии основной работы данного мыслителя, посвященной разбору вопросовморали – «Искусство любить разумно и добродетельно». Критерий оценкинравственности для Томазия – это не просто любовь, но любовь разумная. Иэта разумная любовь одновременно и добродетельна. Понятия разума здесьнепосредственно свяано с добродетелью. Только добродетельный человекможет быть по-настоящему разумным, и только по-настоящему разумныйможет быть добродетельным. И добродетельность (а вместе с ней и разумность) заключается в жертвенной любви к ближнему. Идеалом такой разумной, и вместе с тем, добродетельной любви является Иисус, умерший за грехи людей на кресте.
И хотя лишения себя жизни ради другого оказывается,по Томазию, крайним случаем144, тем не менее, этот образ является очень показательным для характеристики общей тенденции в понимании разумностив эпоху раннего Просвещения. Речь здесь вовсе не шла о том разуме и о томтипе рациональности, с которыми мы привыкли иметь дело сегодня и которые не просто вовсе не обязаны совпадать с моральными принципами, а нередко даже и не могут с ними совпасть (по крайней мере, в том значении мо143144ASL.
Beschluß. § 1. S. 527.См.: ASL. Hst. 15. § 18. S. 514-515; Beschluß. § 5. S. 533.53ральности, которое имело место в эпоху раннего Просвещения), так как рациональным сегодня считается то, что выгодно прежде всего для самогосубъекта. Интересно отметить также и то, что себялюбивую любовь, считающуюся в наше время рациональной, Томазий рассматривал как заблуждение, неправильную оценку рассудком реального положения дел. Таким образом, этическое учение Томазия может быть охарактеризовано как интеллектуализм, однако интеллектуализм христианский, так как добродетельный разум или разумная добродетельность определены здесь положениями христианского вероучения, а именно евангельской заповедью любви.Правда, для справедливости стоит заметить, что и введение в рассмотрение разумности понятия любви для нашего времени является явным вызовом.
Ведь любовь в нашем современном понимании – это нечто, скорее, противостоящее разуму или, по крайней мере, уж точно с ним не тождественное.Любовь имеет отношение к чувствам и эмоциям, тогда как для рациональности необходимо исключение этих элементов из рассмотрения. Именно поэтому для нас сегодня выбор сердцем и выбор разумом воспринимается какоппозиция145. Однако для Томазия это не было так. Для него разум и любовьпонятия тождественные, ибо разумного поведения не может быть без любви,а любовь выражается в разумном поведении. Правда здесь нам снова следуетоговориться, что речь в этом тождестве идет о любви добродетельной, образцом которой является любовь Христа. Поэтому не будет преувеличениемсказать, что разумность146 Томазия – это соблюдение новозаветной заповедилюбви (Мф. 22: 37-40)147. Именно в подведении человека к пониманию этогоТомазий и усматривал свою задачу как философа.
Но понимать это и житьтаким образом – это две разные вещи. И если для понимания достаточно силразума, то вот для претворения этой заповеди в жизнь естественных сил че-145См.: Бауман З. Нужен ли рассудок? // Бауман З. Индивидуализированное общество. М., 2005. С. 205-219.В исследовательской литературе мы можем найти и иное понимание «разумной любви» Томазия.
Так,Бернард полагает, что «разумность» в данном случае указывает лишь на отличие этой любви от сексуальной, от либидо (см.: Bernard F. M. The „Practical Philosophy“ of Christian Thomasius. P. 231, 233). Однако такой подход нельзя считать обоснованным, так как Томазий выделяет разные виды неразумной любви, причем любовь, имеющая своей главной целью сексуальное наслаждение, является лишь одной из разновидностей неразумной любви, но далеко не единственной.147См.: ASL. Hst.
8. § 1. S. 174; Beschluß. § 2. S. 529.14654ловека уже недостаточно. И здесь человеку остается лишь уповать на божественное вспоможение как в освящении воли, так и в просветлении разума.1.2. Религия и церковьДля рассуждений Томазия о религии принципиальное значение имеетчеткое разделение церкви, как земного института со своими предписаниями,и собственно христианской веры. В истинности и необходимости последнейТомазий не сомневался. Основные положения христианской веры были длянего непреложной истиной. Люди, не признающие их, не имели возможностистать добродетельными людьми, как, впрочем, вообще не имели возможности стать людьми.
Столь пренебрежительную оценку атеистов Томазий высказывает открыто, сравнивая их с разными животными, в зависимости отстепени их неразумности, проявляющейся в разных вариантах отрицанияхристианских истин. Атеист признается подобным обезьяне, «так как он знает о Боге так же много, как и обезьяна»148, тогда как суеверный сравниваетсяс глупым ослом или свиньей, «чьи внешние поступки совершенно явно отличаются от человеческих деяний и недеяний (Thun und Lassen)»149.Но убежденность Томазия в необходимости веры в Бога для того, чтобы человек был человеком, а не разновидностью животного, не ведет его кзащите интересов церкви, а приводит его, напротив, к жесткой критике ееинституциональной составляющей, в чем сам Томазий был склонен видетьпроявление подлинного евангельского духа.
Основным пунктом критики Томазия оказывалась культовая сторона религии. Любая религия имеет ту илииную структуру обрядов и церемоний, являющихся существенной частью религиозного вероисповедания. По большей части, мы определяем принадлежность человека к той или иной религии именно по факту исполнения им конкретных обрядовых предписаний. Но именно против этой внешней ритуальной стороны Томазий и выступал. Причем критике подвергалась не конкретная ее реализация, а именно сам факт ее наличия. Основания этой критики148149См.: ESL. Hst.
3. § 72. S. 151.См.: ESL. Hst. 3. § 72. S. 151.55следует искать в моральном учении Томазия, которое он считал полностьюсоответствующим евангельскому учению150.Единственный путь к человеческому счастью – это любовь к другимлюдям151. Только она способна даровать душевный покой, который и является высшим благом. И Бог ожидает от человека именно такого поведения.Именно оно полностью соответствует воле Бога и является добродетельным.Порождение идеи необходимости внешнего служения Богу посредством исполнения определенны богослужебных практик является порождением слабости и испорченности человеческой природы. Любить ближнего больше,чем самого себя, для человека сложно, в силу чего он ищет пути компенсировать недостаток подлинной службы Богу различными суррогатами – внешними ритуальными действиями152.
Однако на этом пути человек не можетснискать ни подлинной добродетели, ни благоволения Бога. Эти поступкилишь внешне кажутся проявлениями любви к Богу, на самом же деле являются лишь видимостью таковой любви, так как вместо того, чтобы исполнятьпредписание, заповеданное Богом, человек придумывает свои собственные,удобные для него самого способы умилостивить Бога.Однако то, что внешние церемонии и обряды не нужны Богу, само посебе еще не означает для Томазия, что они в целом бесполезны. Напротив, онтщательно разбирает их возможную пользу для общества. Однако в результате рассмотрения Томазий склоняется скорее к признанию бесполезности такого рода действий, причины чего коренятся в проводимом им разделениисфер внешних поступков и внутренних состояний души.
Человек способенвидеть и оценивать только внешние поступки, а богобоязненность, любовь кБогу и благодарность ему – это все состояния внутренние, которые окру150См.: ASL. Beschluß. § 1. S. 525-527. Среди исследователей можно встретить и иную точку зрения, в соответствии с которой основная причина критики Томазием форм внешнего культа и сопутствующее этомуакцентирование внимания на невидимую церковь в противоположность церкви видимой состояла в стремлении максимального ограничения сферы возможного влияния церкви и создания, тем самым, личной сферы для отдельных индивидов (см.: Schröder P. Christian Thomasius zur Einführung. S.
101; Wieacker F. Privatrechtsgeschichte der Neuzeit. Göttingen, 1967. S. 316). Однако даже при такой интерпретации неоспоримымостается тот факт, что в этой своего рода индивидуализации веры и превращении ее во внутреннее дело каждого отдельного индивида Томазий усматривал возвращение к истокам лютеранской веры, отвергающейнеобходимость посредничества в отношениях человека и Бога (см.: op. cit.