Kushnir (1018904), страница 12

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 12)

К позиции "отзовизма" были близки эсеры, объявившие бойкот Госдуме, чтобы не поддерживать "фикцию конституционного строя". Они продолжали исповедывать приверженность тактике индивидуального террора для достижения политических перемен.

Кадеты, разочаровавшись к 1909 г. в столыпинском реформаторстве и осознавая реальную возможность новой революционной волны, с конца 1909 г. пришли к выводу о необходимости сочетания думской и внедумской деятельности. Однако и среди либералов единства в оценке событий 1905—1907 гг. не было. Влиятельная группа философов, юристов, экономистов и литераторов правокадетского толка (Николай Александрович Бердяев, Сергей Николаевич Булгаков, Александр Соломонович Изгоев /Ланде/ и др.) в сборнике статей "Вехи" (1909) заявила, что после 17 октября царизм, дескать, эволюционировал и вопрос о политической революции в России теперь снимается. По мнению "веховцев", именно события 1905—1907 гг. стали источником политической реакции последующих лет и виновата в этом российская интеллигенция, которая "была нервами и мозгом гигантского тела революции" (С. Булгаков).

1910 г. ознаменовался началом нового революционного подъема, совпавшего с выходом страны из глубокой хозяйственной депрессии. Вновь развернулось стачечное движение. Активизировались крестьянские выступления. То есть "успокоения" так и не произошло, а реформы не принесли ожидаемых политических результатов. Убийство 1 сентября 1911 г. автора политики "Великой России" П. Столыпина эсеровским боевиком и одновременно платным агентом охранки логично подвело черту под попыткой "обновления" самодержавия. Политическая революция вновь стала неизбежной для преодоления застарелого "тромба" в целях продолжения процесса цивилизационной модернизации страны.

Ситуацию хорошо прочувствовал В. Ленин, сумевший в январе 1912 г. собрать в Праге парткоференцию, где доминировали его сторонники. Конференция, присвоив права съезда, попыталась организационно размежеваться с ликвидаторским (меньшевистским) крылом РСДРП. По сути, это был шаг к вычленению самостоятельной "ленинской" партии. И хотя создать таковую не удалось, следует признать, что такая попытка радикализации социал-демократии соответствовала настроению "улицы" - народных масс после кровавых событий на Ленских приисках в 1912 г. Вскоре стачки достигли уровня 1905 г. А 7—8 июля 1914 г. в С.-Петербурге появились баррикады.

Кризис третьеиюньского режима нашел выражение и в "полевении" IV Госдумы, в которой даже октябристы с конца 1913 г. заговорили о своей оппозиционности правительству, толкающему народ к революции, к гибели монархии в России.

Итак, к лету 1914 г. вновь созрела революционная ситуация. Бонапартистская политика лавирования между основными политическими силами не принесла царизму ожидаемого результата. Монархия оказалась не только в политическом, но и социальном вакууме. Потуги черносотенцев сплотить народ на практике антисемитских погромов и идеологические пропагандистские кампании по восстановлению нравственного авторитета самодержавия (100-летие Отечественной войны 1812 г., 300-летие Дома Романовых) успеха не имели. Для самосохранения царизму оставалось только одно — традиционно впутать страну, народ в международную авантюру. И Россия стала участницей первой мировой бойни.

ПОСЛЕДНИЕ СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

РОМАНОВСКОЙ МОНАРХИИ (ЛЕТО 1914

ФЕВРАЛЬ 1917 Г.)

Политический кризис в России летом 1914 г. не закончился революционным взрывом во многом благодаря подмене царизмом "внутреннего" врага на "внешнего". Провозглашение войны "отечественной" позволило ослабить критику правительства со стороны либералов, сплотить ряды монархистов и с помощью шовинистической пропаганды, репрессий, мобилизации политически активной части населения в армию сбить волну революционного натиска. В результате, буржуазное большинство Госдумы поклялось поддерживать правительство, что министр внутренних дел расценил как "возврат к самодержавию".

Левые партии продемонстрировали значительно более высокий уровень сопротивляемости "ура-патриотизму" и сдержанности в отношении поддержки царского правительства. Правда, создать единый антивоенный социалистический блок в Думе не удалось. Трудовики, подумав, воздержались. Но обе фракции социал-демократов (и большевики, и меньшевики) единодушно выступили 26 июля (через неделю после начала войны) с осуждением этой бойни и заявили об отказе голосовать за военные кредиты правительству. Впрочем, единодушие было недолгим. Вскоре все социалисты и социал-демократы (исключая сторонников В. Ленина) перешли на позиции оборончества.

Ленинцы не страдали отсутствием патриотизма, но будучи интернационалистами, увидели в мировой войне признак глобального кризиса капитализма как системы и призвали к мировой социальной революции, к свержению правительств всех стран, развязавших войну. Наиболее близки к подобной позиции левых социал-демократов оказались, начиная с 1914 г., эсеры-интернационалисты, которые уже к лету 1916 г. свою антивоенную пропаганду стали напрямую связывать с призывом к новой российской революции "снизу".

Впрочем, всего за год войны отрезвление от "ура-патриотизма" наступило практически у всех политических сил и партий России. В 1915 г. военные поражения, утрата огромных территорий дополнились экономическим кризисом, ударившим по всем отраслям хозяйства, по всем слоям российского общества. И буржуазия вновь заговорила о кризисе власти. Тем более, что за первый военный год кадеты сумели установить контроль за местным самоуправлением (создание Всероссийского земского союза и Всероссийского союза городов), а октябристы — за всеми основными источниками снабжения армии (система военно-промышленных комитетов — ВПК). Это были реальные рычаги власти. Поэтому первый же съезд ВПК в июле 1915 г. поставил вопрос о "правительстве доверия", т.е. о формировании правительства, контролируемого буржуазным большинством Госдумы. В августе того же года умеренно-правые и либералы образовали в рамках думских фракций и Госсовета "Прогрессивный блок" для легального парламентского выхода из неумолимо надвигающегося общенационального кризиса.

Правительство поняло, что монополия буржуазии на обеспечение армии и промышленности - - это мощный аргумент оппозиции в борьбе за власть, и с помощью системы Особых совещаний попыталось лишить буржуазию данного аргумента. Такого не смогли снести даже октябристы и стали склоняться к мысли о дворцовом перевороте, устранении от власти Николая П. Кульминацией противостояния Госдумы с правительством явилась речь П.Милюкова в Думе 1 ноября 1916 г., каждый тезис которой заканчивался вопросом: "Что это, глупость или измена?" - Любой из вариантов ответа предполагал отказ Николая II от власти. Пафос речи П. Милюкова был подтвержден рабочей демонстрацией, организованной Центральным ВПК, под радикальным лозунгом: создать "правительство спасения страны". Демонстрантов чуть позже арестовали и у буржуазии остался единственный способ добиться власти — свергнуть царя.

Решение данной задачи облегчил сам Николай II, который, отстранив от руководства армией великого князя Николая Николаевича, возложил на себя звание (пожалуй, впервые за последние столетия российской истории) и функции Главнокомандующего армией, чем "подставился" под критику общества за все неудачи войны. Начавшаяся министерская чехарда, лишь усугубила кризис власти, тем более, что активное участие в ней принимал Григорий Ефимович Новых (Распутин), раздражавший общественное мнение. Даже черносотенцы не смогли стерпеть перенесения придворных нравов на внутреннюю и внешнюю политику Российской империи. Спасая престиж монархии, "правые" пошли на убийство Г. Распутина. Но дело уже было не в тех или иных личностях. Только коренная модернизация политической системы позволяла открыть шлюзы для социально-экономического развития России.

В начале 1917 г. в стране вновь сложились все компоненты знаменитого определения революционной ситуации - страна была "беременна" политическим переворотом. Единственным партийным лидером, остававшимся в неведении о зрелости буржуазной революции в России, как это ни удивительно, оказался В. Ленин. В январе 1917 г. он публично высказал мнение, что нынешнее поколение профессиональных революционеров вряд ли застанет то, ради чего они жили.

300-летний Дом Романовых рухнул до удивления буднично. Волнения в столице начались 23 февраля, а уже 27-го вовсю шел процесс формирования органов новой власти: Петросовета и Временного комитета Госдумы "для восстановления порядка и для сношения с лицами и учреждениями". В ночь с 1 на 2 марта Временный комитет начал формирование Временного правительства. Из 12 членов правительства половина представляла кадетскую партию, что наводит на размышления об инициативной роли последней в февральских событиях.

Интересно, что все это происходило до отречения Николая II, без санкции императора, так сказать, явочным порядком. Следовательно, осуществлялся классический государственный переворот, предусматривавший низложение царя. Впрочем, может быть, правильнее рассматривать случившееся как переворот дворцовый -- более локальный в плане исторической перспективы, а Временное правительство -- как императорское правительство переходного периода междуцарствия? - - Ведь главу данного правительства князя Георгия Евгениевича Львова утвердил сам Николай II до подписания акта об отречении (за себя и сына Алексея) от власти в пользу своего брата Михаила Александровича Романова (указом, помеченным 3 часами дня 2 марта). Не здесь ли ответ на вопрос — почему Временное правительство тянуло с объявлением России республикой до 1 сентября 1917 г.? Но тогда возникает и другой вопрос: о легитимности правительства, сформированного Временным комитетом Госдумы (деятельность которой, кстати, была приостановлена царем еще на рубеже 1916—1917 гг.). После отречения от власти того, кто утвердил премьер-министра, и отказа Михаила Романова от трона (до решения Учредительного собрания о форме государственного устройства России) правительство действительно должно было бы оказаться временным и уйти в отставку.

Итак, в феврале—марте 1917 г. в России произошел государственный переворот, напоминающий дворцовые заговоры XVIII в. Может ли он быть привычно отождествлен с политической революцией? Или иначе: стал ли бы он началом таковой, если бы не феномен двоевластия вызванный новым стихийным и повсеместным образованием советов? Вопросы.., вопросы...

маятник российской революции

"Кто там шагает правой?

Левой !

Левой!

Левой!"

(В. Маяковский)

1917-Й ГОД — ШАНС ЛИБЕРАЛОВ

Понять историческое значение 1917 г. в российской истории сложно, если смотреть на него через привычную схему двух революций, когда, дескать, на переходе от одного вида тоталитарного государства (самодержавного) к другому (коммунистическому) существовала некая альтернатива демократического развития России. Однако, как представляется, все встает на свои места, коли исходить из изложенной нами (во втором авторском рассуждении) концепции единой Великой Российской цивилизационной революции, начатой "сверху" в середине XIX в., захлебнувшейся в "право-левом" экстремизме и косности политического мышления "верхов", получившей новый импульс развития "снизу" в 1905—1907, а затем в 1917 годах. Причем, в 1917 г. наиболее значимыми представляются события не весеннего и осеннего переворотов, а лета (июля), когда в центре и на местах вся полнота власти перешла к однородным политическим силам - - к партиям демократического, право-социалистического толка.

Бабы из хлебных очередей Петрограда конечно же не могли свергнуть романовскую монархию. Переворот, сопровождаемый откровенной социальной демагогией и революционизируемый фактом самоорганизации масс в советы, по сути, был совершен буржуазным большинством Госдумы.

Таким образом, российская буржуазия попыталась возродить инициативу революционного преобразования России "свержу", используя западно-европейскую модель капиталистической эволюции страны в условиях парламентаризма (с возможным сохранением института ограниченной монархии). Именно стремление не допустить повторения сценария 1905—1907 гг. объясняет и позицию первого Временного правительства по вопросу о мире, ибо, как писала 18 апреля кадетская газета "Речь": "В конечном счете в России одержат победу те силы, которым будет принадлежать господство в остальном цивилизованном мире. Если по окончании войны Европа и Америка вступят в фазу социальной революции, то переживет аналогичную ситуацию и Россия. Если нет, то и в России социальной революции не бывать".

Однако в первые дни февральского переворота события все же напоминали 1905 г. Реальной властью в столице обладал Петросовет, где господствующее положение занимали право-социалистические партии. Лишь догматическое отношение к марксизму меньшевиков (и поддерживающих их эсеров) позволило начать функционировать Временному правительству. Левые же социал-демократы, находившиеся тогда в России, не признав Временное правительство революционным, в то же время, не увидели ему альтернативы в лице Петросовета. Такая позиция означала не отрицание факта существования Временного российского правительства, а лишь выбор тактики конфронтации с ним (давления на него). В этом "меньшивистско" - "большевистском" диапазоне отношения к Временному правительству находилось тогда большинство левых партий и политических сил, поскольку, как справедливо отмечал В. Ленин: "О двоевластии никто раньше не думал и думать не мог".

"Низы" России, политически оформившиеся ранее "верхов", испытывавшие постоянное репрессивное давление самодержавного режима, вполне естественно создали на рубеже XIX—XX вв. партии радикальные, мало приспособленные к единству действий. Для этих партий путь парламентской борьбы фактически был закрыт, да и неприемлем, поскольку любой компромисс отождествлялся ими с предательством. (Трагедия меньшевиков и эсеров в 1917 г., пожалуй, в том и состояла, что они стремились к укреплению именно политического "центра" как основы стабильности. Но все возрастающее революционное нетерпение масс требовало радикализации преобразований, а следовательно, "левизны" партийных позиций.)

Характеристики

Список файлов лекций