Н.Ю. Алексеева - Русская Ода (1006455), страница 75
Текст из файла (страница 75)
(П Ь 305). ~ О перспективе в поздних державинских пейзажах смл ПумпянскийЛ. В. К истории русского классицизма. С. 132. в В трех других «Чигалагайских одах», несомненно, более выразительных, чем четвертая ода, »того пе происходит. Поэтому, думается, значение в становлении Державина двух первых из пих («На великость» и «На знатность»), как правило, преувеличивается, начиная с И.
И. Дмитриева и заканчивая автором настоящей книги и Е. Г Эткиндом (сил Алексеева Н. Ю. Державинские оды 1775 года. (К вопросу о реформе оды) //ХНП! век. СПб., 1993. Сб. 18. С. 90 — 92; Егйтг(Е. 1а па!55апсе д'цп вгу!е ЬурегЬо!!йце: Рог)йау!пе ес !а роегйе г)е Ггег(бг!с П, го! де Ргцвве // Рег)ач!пе цп Ровсе савве дапв РЕцгоре г)ев Ецщ!и!егев / Ей гесс Ап!га Ран!деп)го((. Рапи 1пвг!гц! д'Егцбев 5!ачев, 1994. Р.
67 — 88). 318 Чаем»!П. Классвцпстическал ода «Исполин» вЂ” ломоносовское слово, использованное и Петровым. Ломоносов лишь однажды во множественном числе поставил его в конец стиха: «Не страшны там от вне грозящи исполины: Крепит премудрыя рука Екатерины...» (Эпистола Г. Г.
Орлову, 1764), четыре раза — в единственном, рифмуя долин, цин, сын, един, однажды — в родительном падеже, срифмовав: исполина — Берлина. Петров добавил к ним рифмы: орлины, Ильин, причину, средину. Державинская рифма глины— из другого семантического ряда, в одах Ломоносова и Петрова она была бы невозможной. И сразу вместе с рифмой зазвучала в ряду звучных ломоносовских слов и образов тема бренности человеческой жизни. Темно и даже нелепо выраженная, еще чуть различимая, она уже чисто державинская.
Уже здесь вдруг неожиданное контрастное противопоставление разных состояний: силы (исполин) и бренности. После этого совсем по-новому через две строфы, составленные из громких готовых слов, звучит первый стих 13-й строфы «Но скопы жирных, черных туч» (П1, 308). Эпитет жирный по отношению к тучам футуристически смел, он точно отражает восприятие туч, которые столь черны, что кажутся жирными. Но он заимствован у Ломоносова: «Там спорит жирна мгла с водой» («Вечернее размышление о Божием величестве», ст.
3?). Как ни великолепен Ломоносов, он только воображал спор «жирной мглы»вЂ” он не писал его с натуры, более того, и не стремился к этому, он создал в этой великой оде общее впечатление от природы, исполненной таинств. Державин своим стихом рисует тучи, которые видны. Не менее важны проскальзывающие в этой оде новые интонации. «Враги, монархиня, те ж люди: Ударь еще и разжени, Но с тем, чтоб милость к ним пролити...».
Тема милости, связанная в сознании людей 1770 — 1780-х годов с поэзией Ломоносова,' у Державина восходит прямо к нему, с его незабываемым сочувствием к врагам. Однако звучит первая строка этого места по-державински мягко. Л. В. Пумпянский отме- ' Срз «Ломоносов показал дорогу везде просить милости. Я не считаю зто ни благородным подвигом, нп красным словом, да и в моральном смысле <...> милость без заслуги <...> угнетение обпгее, если же милость кто по заслуге получил <...> тогда она только справедливость...», — написал Н. А.
Львов против стиха Державина «И милостью сердца пленит» («песнь лирическая Россу по взятии Измаила», ст. 328), который Державин в издании 1798 г. переправил на «И правотой сердца пленит» (1, 359). 319 Глава б. Новая ода Державина чал, что в «Читалагайских одах» Державин вышел иа свои темы: «...презреиия к злодейству <...> ложной славе <...> постоянного противовпоставлеиия правды и лжи...».' Это наблюдение кажется неточным.
Перечисленные Пумпянским темы были не державинскими темами, а общими темами риторической (и ие только) поэзии. В «Читалагайских одах» наметилось свое, державинское их раскрытие. В этом месте оно заключается в наполнении готовой темы чувством, определяющим новую интонацию. Как и новые слова, она прорывается почти случайно. Редкость, непоследовательность открытий Державина в «Читалагайских одах» свидетельствуют об отсутствии у него каких-либо представлений о том, как следует избавляться от восторга и парения, от чужого слова.
Им, видимо, руководили лишь собственный слух и высказанное когда-то желание украшаться одной истиной. Теоретической основой понимания Державиным поэтических задач стали «иаставления г. Батте» («Соцгз с1е Ве11ез 1.ессгез с11зсг(Ьце раг Ехегсссез», 1747),' указанные им в признании. Новизна теории лирики Батте заключалась в признании ее зависимости от чувства, а не разума, как было в теории Буало.
Переосмысление лирического восторга как действия ие ума, а сердца обеспечило трактату Батте быстрое и довольно долгое признание на родине и за ее пределами. Державин очевидно познакомился с иим по немецкому переводу К. В. Рамлера «Е(п1е(сипя ш с11е БсЬопеп 'ьтсЪзепзсЬассеп» (1756 — 1758).з Ха- 1 Пумпянский Л. В. К истории русского классицизма. С. 82. т О русской рецепции Батте смл Кочеткова Н. Д.
Литература русского сентиментализма. (Эстетические и художественные искания). СПб., 1992. С. 81 — 84. Замеченное Н. Д. Кочетковой неполное соответствие русского перевода «Правил Батте», выполненного Д. Облеуховым, французскому оригиналу связано отчасти с тем, что Облеухов использовал при работе немецкий перевод К. В.
Рамлера н даже, возможно, с него делал свой перевод. з В 1751 г. «наставлення» Батте были переведены на немецкий язык И. Э. Шлегелем, в 1756 — 1758 гг. К. В. Рамлером, перевод которого пользовался особенной популярностью (он выдержал шесть изданий). Теория Батте первоначально воспринималась в Германии в связи с учением Я. Брейтингера и попадала в сферу борьбы с классицизмом Готшеда. В антиготшедеанской кампании принимали большее или меньшее участие все поэты, которыми интересовался Державин, начиная с 1770-х гг.
(Фр. Клопшток, Фр, Хагедорн, И. Глейм, Рамлер, Хр. Геллерт), смл Маг/ггвагдг В. СеэсЫсйсе «!ег деисэсйеп Роес!!с / Чгй. Ъа!сег с)е Сгиусег & Со. Вег1!и, 1956. Вд 2. Аийс!агип8, Ко1со1со, 5сигш ипс) Ргапй. 5. 98, 128, 154. Державин, возможно, Часткь ПЛ Кпассицисяическая ода Зго рактер влияния «наставлений» Батте на понимание Державиным лирики отражает его позднее «Рассуждение о лирической поэзии, или оде» (1811 — 1815). Отступая в нем от Батте в целом ряде пунктов, опуская его рассуждения об отвлеченных вопросах идеи искусства, подражания природе, правдоподобия и добавляя свое вполне схоластическое рассмотрение «фигур и тронов», Державин в полном соответствии с теорией лирики Батте определяет саму лирическую поэзию и ее основные принципы. Так, лирика, по Державину, это «отлив разгоряченного духа; отголосок растроганных чувств; упоение, или излияние восторженного сердца» (ьгП, 517), а «ода, или гимн изображают только чувства сердца в рассуждении !в отношении.
— Н. гЦ какого-либо предмета» (Ъ'П, 522).' Это место Батте в переводе Рамлера звучит так: «Мап Ьап а1зо д!е 1.уг!зсЬе Роегде а!з егпе Роегде ЬезсЬге!Ьеп, тче!сЬе Етрйпдцп8еп ацздгйскс» [Таким образом, лирическую поэзию можно описывать как поэзию, выражающую ощущения).' Определение вдохновения, данное Державиным, также повторяет определение Батте: «Вдохновение не что иное есть, как живое ощущение, дар Неба, луч Божества», оно «рождается прикосновением случая к страсти поэта, как искра в пепле, оживляясь дуновением ветра...» ( ч'П, 523).з Иные, чем у Батте и Рамлера, существенно более образные, формулировки Державина нисколько не искажают сущности дела. Но в отличие от Батте Державин в своей теории непоследователен. Определяя лирическую «высокость, или выспренность» как «полет пылкого и не осознавал направления того движения (от классицизма к романтизму), в русло которого он попал, скорее, это происходило непроизвольно, но тем более знаменательно.
' Зависимость этого места от Багге узнали редакторы «рассуждения» при подготовке его в издании Смирдина, сделав соответствующее примечание, воспроизведенное Я. К. Гротом (Ъ'11, 522). ' йагл!ет К. И'. Еш!е!гцп8 1п йе БсЬопеп Ж)ззепзсЬа!геп. !ЧасЬ ЕгапьбязсЬеп дез Неггп Вассецх, пцг 2пзаггеп чеппеЬгг топ К. Г»г.
Ваш!ег. Т. !в 1Ч. 1.е!рх!8, 1802. Т. Н1. 5. 12. з Срс «ЕЕпгЬцз|азш оп Ьггепг роег!опе езг а!пя полипе, рагсе Чце Гале чп! еп езт гевр!!е, езг тонге епцеге а оЪ)ет чш !е !пзр!ге. Се и'езт ацгге сЬозе чо'цп зепгцпепг г!це1 Чцч! зо)т, агпоцг, со1еге,)о(е, адгп!гас!оп, тпзгеяе, ег ргодп11 раг цпе !дее» (Васс«их С!г. Соогз де Ве!!ез 1.егтгез йзтпЬпе раг Ехегс!сез. А рапз, сЬех Реза(пс ес Ба!!апт, 1747. Т. 1. р. 8). «Ве8ентегцп8 одег роецасЬе дазегеу и!гд а!зо 8епаппт, ие!1 Йе Бее!е, Йе дапцг егбт!!т Вк ясЬ 8апх с1егп Сехезгапде 0Ьег!а!)т дег !Ьг зо!сЬе ап81еЪт.
5!е Вг п(сЬтз апдегз аЬ еше Егпрйпг!пп8-.» (йагл!«г К. )!г. Е!п!ейцп8 1п Йе БсЬбпеп Ъг!ззепзсЬа(геп. Т. 1. 5. 13). 321 Глава б. Новая ода Дврлгавина и высокого воображения», он различает «чувственную высокость, состоящую в живом представлении веществ» и «умственную — состоящую в показании действия высокого духа»; первая относится им «к лире, а другая — к драме». И хотя «живое чувственное не может быть высоким умственным», но «лирическое высокое заключается в быстром парении мыслей, в беспрерывном представлении множества картин и чувств блестящих, громким высокопарным, цветущим слогом выраженное, который приводит в восторг и удивление» (ЧП, 537).