Н.Ю. Алексеева - Русская Ода (1006455), страница 28
Текст из файла (страница 28)
Здесь снова, как когда-то у Симеона Полоцкого, а затем в строфах Кантемира, стих подчинен речи, а не речь стиху. Но у Тредиаковского это происходит уже на новом уровне, поскольку большая длина строфы требует большего дыхания и большей синтаксической изощренности, чем малые (в 4 — 5, редко в 6 стихов) строфы Кантемира и Симеона.
Кроме того, строфы новой оды не допускают однообразия в своем построении. Интонация должна быть разнообразной и стремительной. Это достигается Тредиаковским за счет восклицаний («О, ее храбрость и ~ Тредиаковский В. К. Ода о здаче города Гданска// Тредиаковский В. К. Избанные произведения / Вступ, ст, и подгот. текста Л. И. Тимофеева, примеч. Я.
М. Строчкова. Мй Л., 1963. С. 131. (Б-ка поэта). Глава 2. Пиндари ческая вда и «Рассуждение в вдв вообще» 115 сила!», всего в оде их 20), вопросов («Что стал? Что медлишь? Покорися!», всего в оде их 15) и введения прямой речи ( «Ах!— кричит, — пала наша слава», всего в оде их 4). Все указанные интонационные признаки новой оды отвечают представлениям об оде Буало, правда, не формулируемым им в «Рассуждение об оде» или в «Искусстве поэзии», а воплощенным в данном им образце — оде «На взятие Намюра». Восклицания, вопросы, прямая речь прерывают сложно ведомую интонацию строф, передавая таким образом высокий накал чувств, их смешение, создавая так называемый «Ьеап с[езогт[ге» («прекрасный беспорядок») оды. Стремительности интонации пытались достичь и поэты Немецкого общества, в том числе и Юнкер: Ез я!|тест зсЬоп чог бета Негзтапс[, 1леп тч!г ш йг Ъетчппт[егт птйззеп, Рез !зптае!з чегтчог[[пе Напй Вбе т[огт |[аз Сгептг ЬегаЪяег!язеп.
Ег т[епсЬес т[епт 'ттегЬапйп[р пасЬ Пот[ го[[1: ч!![е!сЬ| гасЬт абе йе ЕсЬ|пасЬ Пег СЬПзтепсЬе|т чоп тапзепт[,[аЬгеп, Ез |чапе[те!т зсЬоп чоп т[е!пепт ЕпЬт, Ее!и ппйегесЬ|ез Каузег|Ьшп Апв ЕпгсЬ1 йе[! 5сЬтс[тза! гп ег1аЬгеп.' Здесь, как и обычно, Юнкер делит 10-стишную строфу на 4- и б-стишия, допуская в середине длинной строфы паузу. Тредиаковский, следуя в Гданьской оде непосредственно за Буало, в какой-то мере превосходит немецкого поэта разнообразием и стремительностью интонации.
Беря из оды Буало «много изображений», Тредиаковский одновременно использует некоторые места од Юнкера, например китайскую тему: Чтоб не давать когда ей дани, Чтут дважды ту хннскн пределы.' Яе[Ъзт СЬ!па <.,> Газг йе Сезапс[теп Ь|ег йе Ьгаппеп Напт[е 1а[теп 17пт[ т[е!пеп КпЬ|п егЬоЬеп,.з ' [ /иисйвт |тг.! Кпгтяе ВезсЬге!Ъппб без|ешбеп Еепег-'»|Гегеле» тче!сЬез т[еп 28. Дап. 1734 <...> аЪ8еЪгапт тчогт[еп. [СПб«1734!. т Тредиаковский В.
К. Избранные произведения. С. 132. з [/инсйвг Иг! Каттье ВезсЬге|Ьпп8 т!ег !! 1штппатюп, тче1сЬе |1еп 28. Арп! 1732<...> !зт чогбезтеНет тчогт[еп. [СПб., 1732!.5. [3!. Перевод; «Самая земля 116 Часть!й Станаееение русской кеассичистическай ады По своему характеру Гданьская ода, как и предыдущая «Ода приветственная», гражданственная; в центре ее — политические интересы России, переживание ее трудностей и побед. И в этом также сказалась школа Юнкера.
В «Рассуждении» Тредиаковский считает необходимым пояснить некоторые особенности своей оды. Он говорит об особой смелости «правдою мало сходной», в частности 5-й строфы оды, в которой «из дифирамбичества <...> продерзостного» «якобы сама е. и. в. при осаде присутствует и полководствует». Но не меньшая смелость, не оговариваемая им, заключается и в подобном мнимом присутствии самого поэта при осаде Гданьска.
Все события осады изображаются так, как будто он смотрит на них с некоторого возвышения, позволяющего охватить всю панораму битвы в целом, и, подобно обозревателю, докладывает ее ход. Отсюда впечатление, что все происходит прямо на наших глазах. В оде даже использован эффект незнания конца осады. Поэтому последние строфы (17 — 19), в которых описывается порядок сдачи города, воспринимаются как желанный, но до последней минуты неизвестный результат борьбы. Этот «план оды», как мы уже знаем, заимствован из оды «На взятие Намюра», но главное здесь не в плане. Увидеть осаду Гданьска поэту позволяет «трезвое пианство», возведшее его на Парнас.
Это тоже заимствовано из Буало, представляя собой перевод его «с1осге ег за!пге !Чгеззе».' Но нам важна в данном случае не мера оригинальности Тредиаковского, а то, как он воспринял теорию новой оды. «Трезвое пианство» вЂ” один из смысловых вариантов поэтического экстаза, главной категории осваиваемой Тредиаковским оды. Поэтический экстаз, описанию которого посвящено центральное место его «Рассуждения о оде вообще», дословно заимствованное из «Рассуждения» Буало, был основой, внутренней формой пиндарической оды, которая уже определяла все остальные ее особенности.
Впервые на экстатическое свойство лирики, на ее происхождение в результате поэтического вдохновения поэта Богом («1пзр1га11оп») и соответственно Хинска <...> Велит своим Послам, чтоб руки си согнули Твою вознося славу...ь (Краткое описание тон иллуминации, которая апреля 28 дня, 1732 года <...> представлена была купно с поздравительными восклицаниями. 1СПб., 17321. С. (31) 1 Экскурс в историю этого выражения смс Живов В. М. Язык и культура в России ХУП! века.
М., 1996. С. 251 — 253. Глава 2. Линдарическая ода и «Рассуждение о одв вообще» 117 этому на особый статус поэта, занимающего срединное место между Богом и людьми, указал в «Защите языка и поэзии» (1549) Ж. Дю Белле. Это место в манифесте Плеяды было отзвуком начинающегося увлечения недавно открытой поэзией Пиндара. В сезон 1545/1546 года Жан Дора (1508 — 1588), оказавший сильное влияние на поэтов Плеяды, особенно на Пьера Ронсара, разбирал с учениками оды греческого лирика. Из этих занятий, участниками которых были Дю Белле и Ронсар, возникла идея переноса од Пиндара на французскую почву.' Увлечение Пиндаром и связанными с его лирикой идеями наивысшей высоты поэзии, поэтического исступления, избранничества поэта протекало в общем русле увлечения неоплатонизмом, исходящим из Флорентийской академии, и прежде всего от Марселио Фичино (1433 — 1499), и может быть понятно только в связи с ними.
Интерпретация Платона и Плотина, сделанная Фичино, его собственные труды по поэтике и эстетике в русле неоплатонизма оказали решающее воздействие на становление новой европейской лирики и, в частности, на пиндаризм французской оды.' В основе провозглашаемого Дю Белле и воплощенного в поэзии Ронсара понимания поэзии лежит концепция поэзии Платона. Учение о божественном вдохновении, о поэтическом восторге, о священном исступлении (безумии) поэта опирается на понятие рауга пощшкт! Платона.
Его требование к поэту в состоянии уигог роет!сиз (эа(пте гцгецг — Дю Белле) попадать в бпвронраутос топос,(наднебесье), которое находится вне чувственного мира и вне интеллекта, чтобы постигать «эйдосы» вещей, определило дух новоевропейской лирики, ее преимущественную направленность на восприятие и изображение идеального.
Платоновским дуализмом исполнена любовная поэзия петраркистов, но не меньшее влияние он оказал на пиндарическую оду. История пиндарической оды ведет свое начало от 15 од Ронсара. В отличие от горацианской оды круг предметов пин- ~ /алй П. ОеэсЫсМе бег Оде ппо бег «Бгапсеп» топ Копэагд Ь1э Во|!еан.
Вегйп; Хйг!сЬ, 1968. 8. 27. Об увлечении Дора греческой поэзией и его влиянии на пиндаризм Ронсара и «Зашиту» Дю Белле смс Виппер Ю. В. Поэзия Плеяды. Становление литературной школы. М., 1976. С. 100, 101. До этого были опыт новолатинских пиндарических од Лампридио и итальянский опыт «Ореге Тоэсапе» Луиджи Аламани, смс /анй О. ОеэсЬ!сЬте бег Оде ппд бег «агапеев» топ Копэагг! Ъ|э Во!!еап. 8.
28. т Виллер Ю. Б. Поэзия Плеяды. С. 174. 118 Часть д. Стаивлеиие русской хлассикистичесхой оди дарической оды с самого момента ее возникновения мыслился строго очерченным. Наивысшая высота, которой достигала пиндарическая ода, требовала наивысшей высокости предметов — ими могли быть лишь победы, герои, королевство Франция. Строгость в отношении выбора предмета связана и с тем, что от Пиндара дошли лишь победные оды. Одновременно с желанием «пиндаризовать» Ронсара вдохновляло на создание пиндарических од стремление создать новый вид панегирика, способного увековечить память французских побед и героев и возвеличить Францию. Таким образом, пиндарическая ода с самого своего возникновения была одой панегирической, хвалебной и одновременно государственной, патриотической. Из желания как можно ближе соответствовать форме од Пиндара Ронсар нередко прибегал к построению своих од на строфической триаде (строфа — антистрофа — эпод).
Однако фиксированной формы для пиндарической оды Ронсаром предложено не было: его оды отличают большая вариантность строф, метрические эксперименты. Среди изобретенных Ронсаром строф и длинная строфа-дизен, имитирующая длинные строфы од Пиндара. Это та 10-стишная строфа из равных стихов 8-сложника, которая позже была заимствована у Ронсара Ф. Малербом (1555 — 1628) и стала благодаря уже его одам классической формой пиндарических од. Не меньшим своеобразием отличались пиндарические оды Ронсара с точки зрения стиля. 5а1пге 1цгецг определил в них, как выразительно пишет Ю. Б.
Виппер, «нарочитую беспорядочность композиции, изобилующей отступлениями и внезапными переходами, патетичность стиля, тяготеющего к символической многозначности, отличающегося гиперболизированной образностью, перенасыщенностью фигурами и тропами, сознательно усложненного, утяжеленного и затемненного синтаксическими инверсиями».' Из пиндарических од Ронсара пришло в европейскую лирику насыщение оды именами и эпизодами из древних мифов. Это также связано с имитацией стиля Пиндара.