Н.Ю. Алексеева - Русская Ода (1006455), страница 26
Текст из файла (страница 26)
Прославляя Россию, Юнкер восхваляет ее обширность, царствующий в ней покой, благополучие ее народов, ее влияние на мир в мире (в Европе и в Азии), защиту ею христианского мира от мусульман, ее покровительство наукам. Возможно, что похвала Российского государства избавляла Юнкера от лести «тирану», к которой он не был склонен.' Две известные подносные оды поэта: на новый 1736 год Анне Иоанновне и Саксонскому курфюрсту и польскому королю Августу П1 «Ап Ацяцзт П1, а1з 1)1еэе1Ьеп 1Ьго Кцвв1зсЬеп-Кауэег!. Ма).
Кгопцпя1езг 1п ЖагзсЬац 1735 1еуггеп» (1735) содержат вполне умеренные похвалы, не превышающие этикет жанра. В оде Саксонскому курфюрсту, своему в известном смысле сюзерену, Юнкер славит Россию ничуть не в более сдержанных тонах, ~ Поповский Н. Н.
Ода на всерадостный день восшествия на престол е. и. в. <...> имп. Елисавет Петровны <...> Ноября 25 дня 175«года // Поэты Хч'1П века / Сост, и ред. Г П. Макогоненко и И. 3. Сермана; подгот. текста и примеч. Н. Д. Кочетковой. Л., 1972. Т. 1. С. 102 — 103.(Б-ка поэта). а Тема тиранства и тирана — обшее место немецких панегириков. Петербургские немцы противопоставляют царствование императрипы Анны ужасам тирании. Это одно иэ немногих мест немецких панегириков, которое не перешло затем в русские оды.
1лава 1. Петербургская квивцкал ода 1730-к годов и Тредиаковский 107 чем в своих петербургских иллюминационных одах.' Единственную оду императрице Анне Иоанновне он называет «Ие Хе!1» (Время)' и добрую ее часть отводит своим любимым рассуждениям о всемогуществе времени. Времени посвящена и новогодняя ода Юнкера конца 1734 года.' И первая петербургская ода Юнкера, напечатанная в «Примечаниях на СанктПетербургские ведомости», также начинается с рассуждения о быстротечности времени. Таким образом, горацианская тема времени становится своего рода мастерским знаком петербургских од Юнкера.
Внутри Академии наук Юнкера ценили не только как прекрасного инвентора, готового «взяться, — по словам Миллера, — за все», прежде всего за подготовку в короткий срок проектов и описаний иллюминаций, но и как поэта. По свидетельству Миллера, Юнкером в Петербурге было написано множество стихотворений на самые разные случаи. Неизданные, они, вероятно, собирались Миллером, а затем вошли в те «материалы», которые петербургский ученый отправил И. Е Боку в Кенигсберг для включения в готовившееся им издание сочинений уже покойного Юнкера.' Но в 1760 году умер и Бок, и рукописи Юнкера затерялись.
Известные нам официальньге стихотворения Юнкера, сохранившиеся благодаря изданиям, составляют, по-видимому, лишь незначительную часть его творчества петербургского периода. Ценители поэзии не могли не чувствовать в Юнкере подлинного поэта, поэтическое дарование которого, замеченное еще в Лейпциге, в Петерубрге только выигрывало в своей привлекательности. К тому же Юнкер приехал из Лейпцига, своего рода литературной ~ Она напечатана во втором «одическом» сборнике Общества: Рег РеигвсЬеп Севе!!зсЬа(г !и Ье!ра!8. Оден цпд Сап!а!ел ш к!ег ВпсЬегп. ! е!рг!8, 1738. 5.
72 — 76. По-видимому, это перепечатка, поскольку П. П. Пекарский ссылается на отдельное варшавское ее издание, прибавляя при этом: «...ловкий стихотворец написал в честь польского короля <...> оду <...» и был щедро вознагражден Августом П1» (Пекарский П. История имп. Академии наук. Т.
1. С. 484). Судя по этой характеристике, Пекарскому ода была не известна, как не была она известна Л. В. Пумпянскому, также основываюшему на ней свою оценку Юнкера-карьериста. г Эта ода под названием «Ап д!е Вц!)!эсЬ Каузегп Ьецп Ешпйгг !и дав 1736. )аЬг» была перепечатана в кнл Рег РецгзсЬеп Севе!ВсЬай !и 1.е!ра!8. Одеп цпд Сапгасеп !и к!ег ВбсЬегп. 5. 45 — 47. з Апгпегйцпйеп 0Ьег д!е Хе!гппй. 1735. Т. 1.
5. 1 — 4; ее русский перевод: Примечания на Санкт-Петербургские ведомости. 1735. Ч. 1. С. 1 — 4. «Миллер Г. Ф. История Академии наук (1725 — 1743). С. 247. 108 Часть П. Становление русской классицистической од»~ столицы Германии (ре111 РагЬ, как определит его позднее Гете). Все литературные новости и события были известны ему из первых рук. Глубокое знание поэзии сочеталось в Юнкере с общительностью, позволявшей ему быть приятным собеседником и с удовольствием говорить на интересующие его темы.' Среди его частых собеседников был Шумахер.
Миллер вспоминает, что часто заставал Юнкера в его кабинете.' В письме от 1 июня 1733 года Тредиаковского Шумахеру ' дана зарисовка литературной жизни Академии наук тех лет, и поскольку это единственный из известных документов такого рода, отзвуки живой некогда жизни, различимые в письме, представляют большую ценность. Оно написано под впечатлением только что состоявшейся беседы с «людьми даровитыми и академикамим Речь шла о поэзии и о новом лирическом состоянии — «восторге», «исступлении» (ех1азе, 1а у1о1епз, письмо написано по-французски), связанном с новой классицистической пиндарической одой.
Несомненно, что в числе «даровитых людей», собравшихся 1 июня 1733 года у Шумахера, был Юнкер. Именно он раскрывал перед собеседниками тайны новой лирики, изложенные в «Рассуждении об оде» Буало и теперь исследуемые Немецким обществом. Шумахер, восторженно внимавший Юнкеру, предложил Тредиаковскому написать русскую оду такого типа. Письмо является непреложным свидетельством роли Юнкера в создании русской классицистической оды и немецкого посредничества в усвоении Тредиаковским французской теории лирики.
Пока русский поэт не находит в себе сил для новой оды, но из письма ясно, что уже летом 1733 года его мысли заняты новой лирикой. Может показаться странным, что Тредиаковский, за несколько лет до того учившийся в Париже, узнает от немца, случайно оказавшегося в Петербурге, то, что, казалось бы, ему так легко было доступно самому. Но в этом нет ничего удивительного. Тредиаковский был знаком, по всей видимости, и с современной французской одой, и с теорией пиндарической оды Буало, но в Париже они оставили его равнодушным.
Буало хорошо знал и Кантемир, испытавший прямое его влияние ' Там же. т Там же. С. 216. в Оно опубликовано П. П. Пекарским (Пекарский П. Василий Кириллович Тредиаковский // Пекарский П. История имп. Академии наук в Петербурге. СПб., 1873. Т.
2. С. 41 — 42). Глава 1. Петербургская немецкая ода 17ЭО-» годов и Тредиаковский !09 в своем сатирическом творчестве, но ни теория оды Буало, ни сами французские пиндарические оды никак не сказались на его лирике. Русская силлабическая поэзия была устремлена к совсем иным стилевым, стиховым и общим поэтическим ценностям, чем те, которые предлагала французская пламенная ода. Понимание поэзии, воспитанное на Горации и горацианской оде, было несовместимо с пиндарическим экстазом, который требовал от оды Буало, и потому французская ода оставалась до времени не замеченной русскими поэтами. Когда же молодой Юнкер привез с собой из Лейпцига эту теорию и здесь, в Петербурге, начал создавать согласно ей оды, всех носки гнавшие, теория Буало и пиндарическая ода предстали совсем в ином свете. Только здесь, в Петербурге, в работе над переводами стихов и прозы' и в общении с иностранными авторами, в том числе с Юнкером, Тредиаковский был вынужден впервые прийти к прямому сопоставлению русской поэзии с немецкой, французской и итальянской.
Отсутствие тревоги Тредиаковского в отношении родной словесности в предыдущий период его жизни объясняется господствовавшей в пору его молодости внутренней самооценкой русской литературы. Европейская образованность Кантемира или Феофана Прокоповича не приводила их к прямому сопоставлению русской литературы с европейской. Трудясь над переводами, Кантемир едва ли задумывался над отставанием русской словесности. Она виделась ему не отсталой, а иной. Подобно и Тредиаковский, уезжая из России в 1725 году, оставлял страну с цветущей трудами Феофана литературой. В такую же вполне благополучную в отношении литературы страну он возвратился в 1730 году.
Только в Академии наук, в общении с иностранными коллегами, Тредиаковский, по-видимому, проникся их взглядом на состояние русского языка и поэзии и впервые посмотрел на них со стороны. Это привело к чрезвычайно важным последствиям. Впервые русская литература встала в ряд с современными ей западными литературами, и в глаза бросилась ее отсталость.
Начиная с 1733 года Тредиаковский пред- ' Начиная с 1732 г. Тредиаковский числится в Академии сначала пеРеводчиком, затем переводчиком с *титулом секретаря». Смл Материалы лля истории имп. Академии наук. СПб., 1886. Т. 11. С. 231, 449. Однако самый ранний перевод (латинских стихов Б 3. Байера португальскому принпу Эммануилу) Тредиаковского относится к осени 1730 г.
(Пекарский П. История имп. Академии наук. Т. 1. С. 18, 19, 233 — 234). ИО Часть П, Станоеление русской ккассицистической оды принимает решительные шаги по реформированию стиха, поэзии и языка, подготовляя этим явление русского классицизма. Важнейшую роль в новом взгляде Тредиаковского на поэзию сыграла работа над переводами од Юнкера.
Нам известно семь петербургских од Юнкера: четыре иллюминационные (январская 1733 года, январская и апрельская 1734 года, январская 1737 года) и три новогодние (1732, 1735 и 1736 годов), шесть из них переведены на русский язык Тредиаковским. Помимо проблем языка и стиля, решая которые Тредиаковский «проливал пот», перед поэтом стояла задача воспроизведения на русском языке одической формы. Приученный Славяно-греко-латинской академией к эквиметричес кой передаче стихотворной речи, Тредиаковский должен был воссоздавать русскими средствами немецкую строфику. Это требовало создания нового синтаксиса поэтической речи.