Диссертация (Эволюция женского образа в русской литературе XV–XVII веков), страница 5

Художественный образ при этом «довлеет себе, вполнеавтономен и повелительно требует своего изолированного созерцания»62.Итак, можем ли мы назвать изображение женщины в литературе ДревнейРуси XV века художественным образом? Очевидно, нет. Данный вопроснапрямую связан с проблемой художественного метода или его аналога всредневековой русской литературе, который стал предметом широкой дискуссии60Тимофеев Л.И.

Основы теории литературы. М.: Просвещение, 1971. С.21.Словарь литературоведческих терминов / Редакторы-составители Л.И. Тимофеев, С.В. Тураев. М.: Просвещение,1974. С. 241.62Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1995. С. 117.6121среди медиевистов второй половины XX века63. Мы придерживаемся здесь точкизрения современного исследователя А.Н. Ужанкова, убедительно обоснованной вработе «Стадиальное развитие русской литературы XI – первой трети XVIII века.Теория литературных формаций»: «Речь не идет о художественном методеотражения действительности, равном художественному методу литературыНового времени. Корректнее было бы говорить о специфическом “средневековомлитературном методе познания-отражения” <…> Художественный метод –категориясамостоятельная, дифференцированнаяс методом познания идистанцированная от него. У художественного метода есть свои специфическиечерты(например, типизация, обобщение, вымыселсредневековомметодеотражения).Только–отсутствующиепоступательноевразвитиесредневекового метода познания-отражения и объективные причины, связанные ссекуляризацией сознания, способствовали выделению художественного метода всамостоятельный в переходный период от средневековой литературы клитературе Нового времени (40-е годы XVII в.

– 30-е годы XVIII в.)»64.Теориюоединомсинкретическомметоде,господствовавшемвдревнерусской литературе до XVII века (отличном от метода художественного),разрабатывали С.Н. Азбелев65, И.П. Еремин66, А.Н. Робинсон67, В.В. Кусков68,А.Н. Ужанков69.Названияпредреалистический,методметодабылисимволическогоразными:историзма.синкретический,Вданномдиссертационном труде метод русской средневековой литературы именуется63Еремин И.П. Новейшие исследования художественной формы древнерусских произведений // Труды Отделадревнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома).

Т. XII. М.; Л.: ИздательствоАкадемии наук СССР, 1956. С. 284–291; Еремин И.П. Литература Древней Руси, М.: Наука. 1966, С. 245–254;Адрианова-Перетц В.П. Об основах художественного метода древнерусской литературы // Русская литература,1958. № 4. С. 61–70; Азбелев С.Н. О художественном методе древнерусской литературы // Русская литература,1959. № 4. С. 9–22; Робинсон А.Н. Литература Древней Руси в литературном процессе Средневековья (XI–XIII вв.).М.: Наука, 1980. С.

5–44.64Ужанков А.Н. Стадиальное развитие русской литературы XI – первой трети XVIII в. Теория литературныхформаций. М., 2008. С. 136.65Азбелев С.Н. О художественном методе древнерусской литературы // Русская литература, 1959. № 4. С. 9–2266Еремин И.П. Литература Древней Руси. М.: Наука. 1966. С. 245–254.67Робинсон А.Н. Литература Древней Руси в литературном процессе Средневековья (XI–XIII вв.). М.: Наука, 1980.С.

5–44.68Кусков В.В. История древнерусской литературы. М., 2006. С. 9–12.69Ужанков А.Н. Стадиальное развитие русской литературы XI – первой трети XVIII в. Теория литературныхформаций. М., 2008. С. 100–158.22синкретическим методом познания-отражения с опорой на наиболее актуальное исовременное исследование по этому вопросу70.Итак, изображение женщины в литературе Древней Руси до XVII векареализуется согласно иному способу отражения действительности в словесномпроизведении, чем в Новое время. На наш взгляд, адекватным термином,раскрывающим основной способ изображения женщины в средневековомпроизведении XV века, является структурно-семантическая категория «схема»или «персонификация» отвлеченного понятия, как понимал их А.Ф.

Лосев71.Стоит, однако, оговориться, что мы наблюдали сосуществование схематическогоизображения женского персонажа с аллегорическим в произведениях, которыеД.С. Лихачев относит к эмоционально-экспрессивному стилю, а именно в «Словео житии великого князя Дмитрия Ивановича», «Житии Сергия Радонежского» и«Летописной повести о Куликовской битве». Но подлинно аллегорическийженский образ проявляется лишь в литературе XVI века, чему будет посвященаследующая глава данного исследования.Схема предполагает наличие «очень богатого предмета и весьма скудноеего изображение»72, диссонанс, при котором идея превосходит ее образноевоплощение. «Схема потому и есть схема, – пишет А.Ф. Лосев, – что онаисключает всякую самостоятельную индивидуальность и превращает ее даже не виндивидуальность, а в субстанциализацию самой же схемы, самой общности»73.Исследователь акцентирует внимание на необходимости различения «схемы» и«художественного образа»: «Персонификацию и схему мы должны самымтщательным образом отличать от художественного образа, хотя, взятые сами посебе, в умелых руках они часто играют вполне положительную роль, и дажелучшие писатели отнюдь этим не пренебрегают»74.70Ужанков А.Н.

Стадиальное развитие русской литературы XI – первой трети XVIII в. Теория литературныхформаций. М., 2008. С. 100–158.71Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1995. С. 113–115.72Там же. С. 113.73Там же. С. 116.74Там же. С. 113.23Если женские персонажи в произведении древнерусской словесности XVвека реализуются как «схемы», «персонификации», то персонификацией какихотвлеченных понятий они являются?В языковой картине мира Древней Руси аксиологическая дихотомия «Бог –дьявол» является основополагающей. Исследованию этого феномена посвященсовременныйдиссертационныйтрудН.В.Писарь75.Даннаядихотомияпроявляется в различных модификациях: «добро – зло», «добродетель – порок»,«праведность–греховность».Соответственнохристианскойаксиологиидревнерусский писатель изображает мир двуликим, двойственным, в немсочетаются доброе и злое начало. Изображение женщины в литературе XV века,на наш взгляд, персонифицирует эти глобальные абстрактные понятия.

Такрождается антитеза «добрая жена» – «злая жена», столь распространенная влитературе XV века. Д.С. Лихачев в труде «Человек в литературе Древней Руси»справедливо замечает, что до тех пор, пока в литературе не «вызреет» характер (апроисходит это в XVII веке, когда формируется художественный метод),«индивидуальностьчеловекапо-прежнемуограниченапрямолинейнымотнесением ее в одну из двух категорий – добрых или злых, положительных илиотрицательных»76.

О том же пишет и В.В. Кусков: «Свои произведениядревнерусский писатель обычно строит на контрасте добра и зла, добродетелей ипороков, должного и сущего, идеального и отрицательного героев»77.В интерпретации данной антитезы книжник следует за текстом СвятогоПисания: реминисцирует к «Притчам» Соломона, «Книге Премудрости Иисуса,сына Сирахова». Этот факт красноречиво демонстрирует особенность поэтикидревнерусской литературы: «Древнерусское сочинение не есть сиюминутнаяреакция на действительность… Осмысление происходящего осуществляетсячерез призму Святого Писания, и в нем обнаруживается экзистенциальный75Писарь Н.В. Дихотомия «Бог – дьявол» в древнерусской языковой картине мира: дисс.

… канд. филол. наук.Калининград, 2011. 197 с.76Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970. С. 73.77Кусков В.В. История древнерусской литературы. М., 2006. С. 12.24смысл»78, «Древнерусский писатель постоянно ссылается на тексты «писания»,которые он истолковывает не только исторически, но и аллегорически,тропологически и аналогически. Иначе говоря, то, о чем повествуют книгиВетхого и Нового заветов, – это не только повествование об «историческихсобытиях, «фактах», но каждое «событие», «факт» – аналог современности,образец морального поведения и оценки и содержит в себе скрытуюсакраментальную истину»79.«Притчи» Соломона содержат яркие определения жен добрых и злых. Одноиз них практически дословно вошло в текст «Домостроя» XVI века: «Аще даруетъБогъ жену добру, дражайши есть камени многоцѣннаго, таковая от добрыкорысти не лишится, дѣлаетъ мужу своему все благожитие.

Обрѣтши волну иленъ, сотвори благопотребно рукама своима, бысть яко корабль куплю дѣющи:издалече збираетъ в себѣ богатество и востает из нощи, и дастъ брашно дому идѣло рабынямъ, от плода руку своею насадит тяжание много; препоясавъшекрѣпко чресла своя, утвердит мышца своя на дѣло и чада своя поучаетъ, тако же ирабъ, и не угасаетъ свѣтилникъ ея всю нощь: руцѣ свои простирает на полезная,лакти же своя утвержает на вретено, милость же простирает убогу, плод жеподаетъ нищим, – не печется о дому мужь ея: многоразлична одѣянияпреукрашена сотвори мужу своему и сѣбе, и чадомъ, и домочадцемъ своимъ…»[ПЛДР; сер.

XVI в.; 90–92]. Другие цитируются в «Слове Даниила Заточника»:«Добра жена – вѣнець мужу своему и безпечалие, а зла жена – лютая печаль,истощение дому… Нѣсть на земли лютѣй женской злобы» [БЛДР; т. 4; 280]. В«Словесах избранных»: «И къ сему, рече, послушествуетъ ми премудрыйСоломононъ, глаголя: нѣсть злобы противу злобы женстеи; луче бо есть жити солвомъ и змиемъ въ пустыни, нежели со злою женою» [ПСРЛ IV, ч. 1, в. 2; 504].Важно отметить, что «добрая» и «злая» жена появляются в священныхтекстах лишь во взаимосвязи с героем мужского пола.

Они выполняютсоответствующую функцию в жизни мужчины: являются наперсницей или же78Ужанков А.Н. Стадиальное развитие русской литературы XI – первой трети XVIII в. Теория литературныхформаций. М., 2008. С. 141.79Кусков В.В. История древнерусской литературы. М., 2006. С. 11.25олицетворяют испытание на пути. Так и в древнерусской литературе XV векаженщина непременно изображается вместе с мужчиной, дополняя образ главногогероя. Ни одно литературное произведение XV века не имеет центральногоженского персонажа или главной героини.Следует сказать, что женский образ в словесности Древней Руси XV векапоявляется крайне редко: это утверждение справедливо как для учительной, так исветскойлитературы.ХотяXVвекознаменовалсяпоявлениемновоголитературного жанра – беллетристической повести, которая «по фабуле и попостроению близка к памятникам позднесредневековой прозы»80, это не повлиялона изображение женского персонажа.