Диссертация (Эволюция женского образа в русской литературе XV–XVII веков), страница 8

Даже эпизодическиеженские персонажи в словесности этого времени – редкость. Их присутствие вобщем объеме текста минимально и обусловлено теми функциями, которые онивыполняютвсозданииобразаглавногогероя.Яркойособенностьюположительных женских персонажей этого периода является изображение ихнепременно как спутниц героя мужского пола, выполняющих роль супруги илиматери. Заметим также, что эти женщины – как правило, исторические лица35высокого социального положения.

Вышеперечисленные особенности женскихперсонажей в словесности XV века свидетельствуют об их схематическомвоспроизведении в средневековой литературе этого периода.1.2.2. Женщина-матьЗаповедь скрижалей Завета гласит: «Почитай отца твоего и мать твою,чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе» (Исх.20:12). Соломон в «Притчах» вторит этой мысли: «Слушай, сын мой, наставлениеотца твоего и не отвергай завета матери твоей, потому что это – прекрасный венокдля головы твоей и украшение для шеи твоей» (Притч. 1:8–9).

Вслед зарелигиозными авторитетами древнерусский книжник с благоговением ипочтением выписывает материнский лик в литературных произведениях.Изображение матери выделяется из общей массы женских персонажей XV–XVIIвеков более высокой условностью и влиянием этикета. Почитаемый и уважаемый,этот образ покоится на традиционном представлении о важности рода иродителей. Изменения в его изображении отсутствуют в древнерусскойсловесности XV–XVII веков. Он существует как готовая схема на протяжениивсего рассматриваемого периода. Данное исключение из общей тенденцииэволюции женского образа подтверждает видение литературного процесса как«пульсации живого организма»100.В историческом повествовании XV–XVII веков часты упоминания великихкнягинь, что говорит о высокой роли, отводившейся им древнерусскимкнижником.

В «Повести о стоянии на Угре» Иван III едет в Москву замолитвенной помощью к «митрополиту Горонтию, и к своей матери великойкнягини Марфе…» [ПЛДР; вт. пол XV в.; 514]. В «Севернорусском летописномсводе 1472 года» Василий II при очередном нападении татар оставляет в Москвеобороняться «Иону митрополита, да матерь свою, великую княгиню Софью, и100Лихачев Д.С. Историческая поэтика русской литературы.

Смех как мировоззрение и другие работы. СПб.:Алетейя, 2001. С. 500.36свою великую княгиню Марью, а самъ поиде к рубежу ко тверьскому» [ПЛДР; вт.пол XV в.; 426]. В «Московской повести о походе Ивана III Васильевича наНовгород» великий князь обращается за политическим советом к митрополиту,боярам и великой княгине: «И тако възвѣщает о сем отцю своему, митрополитуФилиппу, и матери свои, великой княгини Марьи, и сущим у него бояром его, чтопоитти на Новгород ратью» [Там же; 382]. Присутствие великой княгини наполитическом совете говорит о доверии князя к матери и почитании ееавторитета.

В этих произведениях мы наблюдаем лишь упоминание княгиньматерей.В «Хронографе» 1617 года автор пишет о высокой роли матери МихаилаРоманова, благословившей сына на царство: «Приидоша же тогда всея Русьскияземли велможи, князи и боляре и дворяне и всѣ стратизи, иже во храбрастехсияющее… к Михаилу Федоровичю – ту бо тогда ему пребывающу и съ материюсвоею, великою старицею инокою Марфою. Къ ея же ногама вси припадающе, исо слезами биша челомъ и просиша у нея, дабы благословила сына своего напрестолѣ царствия Московъскаго государьства» [ПЛДР; кон. XVI – нач. XVII в.;332]. Книжник видит ее как мудрую, религиозную женщину: «Она же едваслезнаго ради великаго народа моления на се преклонилася: бѣ бо государьмладъ, а время тогда обуреваемо, и люди строптивы, рекше волнуеми. Но обачеположи упование и надежду на всемогущаго Бога, не презрѣ многихъслезъ…благословляет его быти государя въ Рустей земли» [Там же; 332].Рядпроизведений,Куликовскойбитвойпорожденных(«Задонщина»,культовым«СказаниеособытиемМамаевомXIVвека,побоище»,«Летописная повесть о Куликовской битве»), содержит групповые женскиеобразы.

Они выполняют одинаковую функцию: совершают ритуальное прощаниес погибшими. В «Задонщине» и «Сказании о Мамаевом побоище» женыоплакивают мужей, в «Летописной повести о Куликовской битве» материоплакивают сыновей. Последнее произведение, отнесенное Д.С. Лихачевым кэмоционально-экспрессивному стилю, представляет сочетание схематического и37аллегорического способов изображения женского персонажа и потому будетрассмотрено в следующей главе.Образ матери безусловно идеализируется древнерусскими книжниками XV–XVII веков. Бескорыстие материнской любви, чудодейственность ее молитвы,беспредельная скорбь утраты способны укротить любую брань, растопитьсильный гнев. В «Хронографе» 1512 года автор пишет о материнском страдании,которое может быть причиной мира: «Колики матери обезчадятся!» [ПЛДР; кон.XV – перв.

пол. XVI в.; 384]. «Повесть о Новгородском клобуке» повествует оцаре Константине, пораженном безутешным горем матерей, чьи дети по решениюволхвов должны быть принесены в жертву за выздоровление царя. Онпредпочитает страдать от тяжелой болезни, чем сокрушаться, видя материнскуюскорбь.В «Повести об Ульянии Осорьиной» создан трогательный и поэтичныйобраз Ульянии ее сыном, Дружиной Осорьиным.

Эта незаурядная женщинаудостоилась почитания за материнскую любовь и нежность ко всему и всем втяжелые времена конца XVI – начала XVII века. «Повесть о Фроле Скобееве»изображает мать Аннушки, ее жалостливое материнское сердце, в которомзаключена всепрощающая любовь к непутевой дочери: «И, смотря на нея,жестоко плакали, какъ она такъ учинила без воли родителей своих. Однако ж,оставя весъ свой гневъ родителской, отпустя ей вину…» [ПЛДР; XVII (1); 63].В «Повести о Савве Грудцыне» интересен внесценический образ матери,пытающейся спасти погибающего сына своей любовью. Не случайно онапосылает ему символическое количество писем – три письма (как надежда навозрождение, воскресение), в которых молит его одуматься и вернуться домой.Это моление матери было последней возможностью героя вырваться из путдьявола.

Могло осуществиться предрекаемое пословицей: «Молитва матери содна моря достанет». Непосредственно после того, как Савва пренебрегает«матерним молением», присовокупив к этому насмешку («Егда же прииде к немуписание, он же, прочет, посмеяся и ни во что же вменил») [Там же; 44], беспредлагает Савве знакомство с отцом и приводит его в преисподнюю. Так автор38буквально осуществляет проклятие, которое герой заслуживает пренебрежением кматери и ненасытным блудом101: «Оставляющий отца – то же, что богохульник, ипроклят от Господа раздражающий мать свою» (Сир. 3:16).Итак, редкие образы матерей в древнерусской словесности XV–XVII вековидеализированы и изображены схематично как в агиографической литературе, таки в жанрах исторической и мирской повести. Автор и герои проявляют к этомуперсонажу лишь уважение и почтительное благоговение, поэтому способизображения матери, авторитет которой не мог ставиться под вопрос, остаетсясхемой, не претерпевающей изменений.1.3.Отрицательные женские персонажи в древнерусской литературеXV–XVI веков как олицетворение мирового «зла»Если«добрыежены»вдревнерусскойлитературеXVвекаперсонифицируют идею добра, идеала, то «злые жены» предстают схематическимолицетворением мирового зла.

Распространенность «злых жен» в древнерусскойлитературе, их родовая общность, постоянный набор типических качеств,которыми они обладают, более значительная степень участия в сюжете позволяютотнести «злых жен» помимо структурно-семантической категории схемы к типу.«Тип, – пишет А.Ф.

Лосев, – строится наподобие формально-логическогородового понятия, то есть на основании извлечения из действительности тех илииных ее особенностей и с полным забвением отдельных представителей этойдействительности. <…> Тип же только отражает действительность, но непорождает ее. И отражает он такие индивидуальности, которые очень похожиодна на другую, а не такие, которые исключительно специфичны»102. Интереснаинтерпретация этого термина с позиции взаимоотношения автора и героя уМ.М.Бахтина: «Тип предполагает превосходство автора над героем и полную101О женских образах «Повести о Савве Грудцыне» см., в частности: Дроздова М.А.

Образ «злой жены» и егоантиподы в «Повести о Савве Грудцыне» [Электронный ресурс] // Язык как материал словесности. Сборникстатей. М.: Литературный институт им. А.М. Горького, 2016. С. 22–27. Режим доступа:http://litinstitut.ru/sites/default/files/yazyk_kak_material_slovesnosti_sbornik_statey_2.pdf102Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1995. С. 130, 133.39ценностную непричастность его миру героя; отсюда автор бывает совершеннокритичен.Самостоятельностьгероявтипезначительнопонижена,всепроблемные моменты вынесены из контекста героя в контекст автора,развиваются по поводу героя и в связи с ним, а не в нем, и единство им придаетавтор, а не герой, носитель жизненного познавательно-этического единства,которое в типе понижено до чрезвычайности»103.Тип «злой жены» в древнерусской словесности опирается на ветхозаветнуюлинию изображения женской злобы, которая особенно наглядно представлена в«Книге Екклесиаста», «Книге притчей Соломоновых», «Книге ПремудростиИисуса, сына Сирахова», а также в византийской аскетической литературе(«Слова Иоанна Златоустаго о добрых [щедрых] женах и о злых»104 в различныхвариантах, «Вопросы и ответы» Анастасия Синаита105, Слово «на лукавых жен»Ефрема Сирина106).

Оригинальное древнерусское название «Беседы отца с сыномо женской злобе» XVII века указывает на первоисточник типа «злой жены»:«Сказание и бесѣда премудра и чадолюбива отца, предание и поучение к сыну,снискателна от различных писаний богомудрыхъ отецъ и премудрого Соломона иИсуса Сирахова и от многихъ философ и искусных мужей о женстей злобе»[ПЛДР; XVII в. Книга первая; 487]. О происхождении этого типа в древнерусскойлитературе писал И.Я.

Порфирьев: «Такой мрачный тип злой жены списан <…>,конечно, не с русской женщины тогдашнего, хотя не образованного, но ещемолодого русского общества, а с разных восточных сказаний (повести оСоломоне) и с греческих поучений о женах, в которых изображается испорченнаявизантийскаяженщинаикоторыеначалираспространятьсявнашейписьменности с самого ее начала»107.103Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. С.