Диссертация (Поэзия И. Анненского и А. Ахматовой - формы лиризма), страница 5

«Это был нерадостныйпоэт. Поэт будничных слов. В свою лирику он вкладывал не творчество, не волю,не синтез, а жесткий самоанализ <…> Когда перелистываешь страницы«Кипарисового ларца», то убеждаешься, что все это написано не в моментыбодрого и творческого подъема воли, которая ушла целиком в другие работы итруды И.Ф. Анненского, а в минуты горестного замедления жизни, в минутыбессонниц, невралгических болей, сердечных припадков, хандры, усталости иупадка сил. Лирика отразила только одну – эту сторону его души», – писал М.Волошин [Волошин М.А. 1910; с.

13]. «Биографически-психологическое»объяснение трагизма поэзии И. Анненского А. Гизетти обнаруживает, во-первых,в «двойственности быта и духа» чиновника и поэта Анненского, во-вторых, в егострахе перед «буднями индивидуальной смерти: трупом, гробом, разложением» и«жизни обыденной, властно и грубо калечащей людей» [Гизетти А. 1923; с.

58]. В.Ходасевич проводит параллель между толстовским образом Ивана Ильича ипоэтом, самым стойким мотивом творчества которого была смерть, и рассуждает:«У Анненского был порок сердца. Он знал, что смерть может настигнуть его влюбую секунду <…> Это – стихи задыхающегося человека <…> Поэзия была дляАнненского заклятием страшного циклопа – смерти. Но психологически это нетолько не мешало, а даже способствовало тому, чтобы его вдохновительницей,его музой была смерть» [Ходасевич В. 1991; с. 453].Эстетические феномены, связанные с художественным воплощениеммироощущения и мировоззрением автора, на материале поэзии Анненского23изучают современные исследователи: Л.А.

Колобаева («Ирония в лирикеИннокентия Анненского», 1977), А.Р. Небольсин («Поэзия пошлости», 1993), К.Верхейл («Трагизм в лирике Анненского», 1994) [Колобаева Л.А. 1977;Небольсин А.Р. 1993; Верхейл К. 1996]. К концу ХХ века утверждается образАнненского – подлинно трагического поэта, ирония которого является не маской,но «универсальным способом его поэтического видения», «способом мышленияи, больше того (как говорят философы применительно к экзистенциалистскойфилософии), самим «способом существования» [Колобаева Л.А.

1977; с. 25],преодоления границы индивидуального «я» и подключения к хоровому началупереживания. Л.А. Колобаева справедливо подчеркивает: «Ирония в лирикеАнненского – ирония трагическая, «сократическая», как он сам ее называл. Поэт вобразном строе одного стихотворения (то есть в пределах совсем небольшого пообъему целого) сводил воедино не согласующиеся между собой, враждующиеначала, выявляя трагизм, неразрешимость противоречий – «неразрешимостьразнозвучий». В этом последнем Анненский видел главное таинство и сущностьпоэзии» [Колобаева Л.А. 2013; с.

13]. К. Верхейл считает, что «в случаеАнненского можно говорить <…> о своеобразных трагедиях в лирическойформе» [Верхейл К. 1996; с. 34–35].ПлодотворнымхудожественногонаучныммиранаправлениемАнненскогосоказалось осмыслениелитературнымсвязинаследиемпредшественников и современников. Исследователи утверждают, что Анненскийнапротяжениижизнииспытывалинтенсивноевлияниезарубежныхиотечественных авторов. С одной стороны, французские поэты, О. Уайльд (Е.С.Островская «Иннокентий Анненский и французская поэзия ХIХ в.», 1998; Г.М.Пономарева «Анненский и Уайльд (Английская эстетическая критика и «Книгиотражений» Анненского)», 1985) [Островская Е.С.

1998; Пономарева Г.М. 1985]; сдругой – А. Пушкин, Е. Баратынский, М. Лермонтов, Ф.И. Тютчев, А. Фет (Е.А.Некрасова «А. Фет, И. Анненский. Типологический аспект описания», 1991; Г.В.Петрова «А.А. Фет и русские поэты конца XIX – первой трети ХХ века», 2010)[Некрасова Е.А. 1991; Петрова Г.В. 2010], А.К. Толстой (А. Кушнер «О некоторых24истоках поэзии И.

Анненского», 1996) [Кушнер А. 1996], Т. Шевченко (А.Е.Аникин «Анненский и Шевченко (предварительные замечания)», 1997) [АникинА.Е. 1997]; из современников – Ф. Сологуб, Вяч. Иванов, А. Блок (Т. Венцлова«Тень и статуя: К сопоставительному анализу творчества Федора Сологуба иИннокентия Анненского», 1996; И.В. Корецкая «Вячеслав Иванов и ИннокентийАнненский», 1989; А.В. Лавров «Вячеслав Иванов – «Другой» в стихотворенииИ.Ф. Анненского», 1996; Г.В.

Адамович «Наследство Блока», 1956) [Венцлова Т.1996; Корецкая И.В. 1989; Лавров А.В. 1996; Адамович Г.В. 1956].Проблема пушкинской традиции в творчестве Анненского ставилась ирешалась в работах Н.В. Фридмана («Иннокентий Анненский и наследиеПушкина», 1991 публ.), В.В. Мусатова («Всегда над нами – власть вещей…».Лирика Иннокентия Анненского и пушкинская традиция», 1991–1992), В.Е.Гитина («Интенсивный метод» в поэзии Анненского (поэтика вариантов: два«пушкинских» стихотворения в «Тихих песнях»), 1997) [Фридман Н.В. 1991;Мусатов В.В. 1998 (а); Гитин В.Е. 1997] и др.

Существенным для постижениялирической системы Анненского также является изучение вопроса о понимании итолковании поэтом русской прозы XIX века (Гоголя, Толстого, Достоевского,Тургенева, Чехова). Проблемам отражения русской классики в критике и лирикеАнненского посвящены работы Н. Ашимбаевой («Юмор как категория эстетикиИ.Ф. Анненского», 1981; «Тургенев в критической прозе И. Анненского», 1984;«Достоевский в критической прозе И. Анненского», 1985), С. Николаевой(«Чеховскаяантропологиявлитературно-критическойинтерпретацииИ.Анненского», 2009), И. Подольской («Анненский и Чехов», 2009) [АшимбаеваН.Т.

2005; с. 213–263; Николаева С. 2009; Подольская И. 2009]. Осуществленныйнами анализ лирики Анненского в свете проблемы лиризма показал, что поэтчаще всего обращался к прозе Гоголя и «поэзии совести» Достоевского, идейныйплан произведений которых не раз исследовал в своих критических работах.Специально отметим работы, в которых разрабатывается проблема близостилирических систем Анненского и Ахматовой: Г.

Чулков «Закатный звон (И.Анненский и А. Ахматова) отклики» (1914); Л.Я. Гинзбург «О лирике» (1964);25А.Е. Аникин «Ахматова и Анненский: Заметки к теме» (1990); Л.А. Колобаева«Вещный» символ в лирике И. Анненского и А. Ахматовой» (1991); Д.М.Магомедова «Анненский и Ахматова (к проблеме романизации лирики)» (1992);Н.

Салма «Анна Ахматова и Иннокентий Анненский (к вопросу о смене моделеймира на рубеже веков)» (1992); Р.Д. Тименчик «Устрицы Ахматовой иАнненского» (1994), И.В. Ставровская «Мотив двойничества в русской поэзииначала ХХ века (И. Анненский, А. Ахматова)» (2002), В.В. Мусатов«Возможность звать голосом» в кн. «В то время я гостила на земле…». ЛирикаАнны Ахматовой» (2007), М.В. Дудорова «Пространственный образ «сад / парк» впоэзии И.

Анненского и А. Ахматовой» (2010) [Чулков Г. 1914; Гинзбург Л. 1964,с. 344–345; Аникин А.Е. 1990; Колобаева Л.А. 1991; Магомедова Д.М. 1992;Салма Н. 1992; Тименчик Р.Д. 1996; Ставровская И.В. 2002; Мусатов В.В. 2007; с.37–59; Дудорова М.В. 2010]. Ахматова, как известно, мифологизировала образАнненского и момент чудесного воздействия на нее его лирики в 1910 году (см.об этом в записях Л.К.

Чуковской) [Чуковская Л.К. 1997 (a); с. 122]. Она такжевспоминала событие марта 1911 года, когда читала стихи на «башне» у Вяч.Иванова: «Вячеслав Иванов <…> сказал, что я говорю недосказанное Анненским,возвращаю те драгоценн<ости>, кот<орые> он унес с собой. (Это не дословно)»[Записные книжки Анны Ахматовой… 1996; с. 93]. Ахматова утверждала, чтоАнненским было оказано всеобъемлющее влияние на молодую поэзиюСеребряного века: «<…> дело Анненского ожило с страшной силой в следующемпоколении. И, если бы он так рано не умер, мог бы видеть свои ливни, хлещущиена страницах книг Б. Пастернака, свое полузаумное «Деду Лиду ладили…» уХлебникова, своего раешника (шарики) у Маяковского и т.

д. // Я не хочу сказатьэтим, что все подражали ему. Но он шел одновременно по стольким дорогам! Оннес в себе столько нового, что все новаторы оказались ему сродни» [Записныекнижки Анны Ахматовой… 1996; с. 282].Л.Я. Гинзбург, развивая высказывание Мандельштама о влиянии наАхматову «высокого лирического прозаизма Анненского» («Письмо о русскойпоэзии», 1922) [Мандельштам О.Э. 1990 (b); с. 266], полагала, что выдающаяся26акмеистка унаследовала опыт символиста в плане сознательного сближенияпоэзии с прозой: «В основном у нее значения слов не изменены метафорически,но резко преобразованы контекстом, сложным и смелым отбором, выделением,соотнесением неожиданных признаков. <…> Вещи у Ахматовой – представителиее лирической стихии.

<…> У Анненского прозаизмы находятся в процессеутраты своего особого качества. Для Ахматовой 1910-х годов это уже не процесс,а безусловная данность. <…> Поэтика Анненского – поэтика символическойконкретности; Ахматова отвергает претворение реалий в иносказания – и в этомострая принципиальность ее поэтического дела 1910-х годов» [Гинзбург Л.Я.1964; с. 363–365]. Обратившись к эмоциональному плану стихотворенияАхматовой «Вечером», говоря о его «психологическом парадоксализме», Р.Д.Тименчик делает заключение общего характера: «Навязчивая подспудная дума обАнненском сказывается во многих стихотворениях «Вечера» и отчасти «Четок»,и, может быть, в стихотворении «Вечером» полубессознательно она вышла наповерхность текста <…>» [Тименчик Р.Д.

1996; с. 50, 52]. А.Е. Аникинобнаруживает перекличку конкретных образов и сцен из произведенийАнненского с ахматовскими стихотворениями 1950–60-х годов [Аникин А.Е.1990; с. 8, 45, 50]. Н. Салма находит различия в герое Анненского и Ахматовой,связывая их с вопросом о смене моделей мира в начале ХХ века: «<…>остающийся в пределах притяжения уже пошатнувшейся закрытой и личностнойкартины мира герой Анненского хотя и видит, что соединенность в человеке мираидей с миром вещей есть данность, хотя и знает, что найти приемлемые пути еепреодоления, не теряя связи с культурой, не теряя Бога, не теряя человечности,невозможно, все же считает ее бессмысленной и ужасной; принимающий жеоткрытость мира лирический герой Ахматовой признает, что непреодолимаясоединенность в человеке мира идей с миром вещей есть своеобразный залог егочеловечности, что она осмысленна, хотя с точки зрения субъективной и ужасна»[Салма Н. 1992; с.