Диссертация (793200), страница 43
Текст из файла (страница 43)
Ощипеъа. К. %о!схп[г д С1гаг!щгп Новас Кпав!а апг[ Ещаяа Ргоящпппе Ксвеагсй Рарегв. — Мау 2017. — Р. 12— Режим доступа: !111ря//ттизмсйа!!гапйопве.огк/в!Гев/61ев/с!гаГйагп!гонке/рпм!саГюгтв/гевеагс!~/2017-05с02-епгав!апесопогп!с-пп!оп-дщйпеха-тко!свй.рг[Г (дата обращения: 15.04.2018) -" Подробнее об этом см.
Пахолкин, Д.А. Конкуренция европейского и евразийского интеграционных проектов в СНГ после украинского кризиса / Д.А. Пахолкин // Среднерусский вестник общественных наук. — 20!К вЂ” т. 13. — № 4. — С. 109-127. 179 геополитического баланса, на который рассчитывали творцы этой программы, в конечном итоге произошел, однако он стал результатом не столько конкуренции интеграционных проектов, сколько нарастающей военнополитической конфронтации между Западом и Россией, которая, в свою очередь, ограничивает способность интеграции или любого практического сотрудничества между РФ и ЕС вообще выступить в качестве платформы для политического сближения. Интеграция как политический инструмент в значительной мере утратила свой потенциал. Апеллирование к экономическим аргументам также потеряло свою актуальность вследствие того, что укрепление майданной власти на Украине сопровождалось утверждением новой политической идентичности страны, в которой сближение с Западом и отторжение России превратилось в центральный и не подлежащий оспариванию нормативный элемент254.
Как отмечает В. Мироненко, «в 2014 г, произошло существенное уточнение самого предмета разногласий между политическими лагерями, как в украинском обществе, так и за его пределами. экономический характер разногласий с Россией, доминировавший на первом этапе кризиса в Украине, отошел на второй план. Сегодня в Украине вопрос стоит не столько об ориентации экономики, сколько о выборе между политической системой России, Казахстана и Белоруссии, с одной стороны, изападными моделями — с другой»'-".
Таким образом была закреплена «нормативная победа» «европейского выбора», который не может поколебать даже состоявшаяся в связи с этим «выбором» катастрофа Украины. Те слои общества, для которых интеграция с Россией представляет безусловную нормативную и социокультурную ценность, лишены своего политического представительства в украинском политическом поле и подвергаются систематическому давлению.
'-'" Ма1гагус11Ек, А. йпаа1а'к пе1кЬЬопгьоод ройсу: Сопй1сгпа1 согпсхГа апд гасгогв оГ с1ипке! А. Макагусьек Л Кеу Асгога гп 11ге Еп'к Еаагепг Хе1нЬЬопг1гоод. Сошребпя регаресбкеа оп кеокГгаГек1с Гспаюпк! Кпай йа1К З1п11гпк1га Ваап (ег1к). — Т1ге Е1пп1а!г!пьянке оГ 11пепк1бопа1 Айаик — йерои Мо. 47. — Р. 50. "-" Мироненко. В.
ЕС вЂ” Украина. / С. Мироненко. Из сб.: Европейский союз в поиске глобальной роли: политика, экономика, безопасность. ! Под обпь род. Ал.А. Гроьгьпсо и М.Г. Носова. — М.: Весь мир„2015.— С.109. 180 То же самое можно сказать и о Грузии, где даже смена власти и уход одиозного Михаила Саакашвили не привели к пересмотру заложенных им основ политической идентичности государства, несмотря даже на серьезную поддержку идеи вхождения в ЕАЭС среди местного населения. Определенное поле для дискуссий на эту тему сохраняется в Молдавии, однако правительство в Кишиневе прикладывает максимум усилий для закрепления необратимости политического дрейфа страны в сторону Запада.
При этом в отношении этих трех стран наблюдается любопытная, хотя довольно ожидаемая тенденция: получив все основные преимущества, предлагаемые Восточным партнерством, их элиты выдвигают Европейскому Союзу новые требования, добиваясь как минимум предоставления новых интеграционных форматов, а как максимум формального утверждения перспективы их членства в ЕС. В Брюсселе на эти требования реагируют весьма болезненно и не спешат удовлетворять запросы недавно ассоциированных партнеров, которые„ вдобавок, демонстрируют не самый большой энтузиазм в плане имплементации норм и стандартов ЕС.
Однако позиция, занятая европейскими лидерами в отношении украинского кризиса, не оставляет им возможности отказаться от поддержки Украины и других подписантов ассоциации, поскольку это диктуется логикой политической конфронтации с Россией. Поэтому возможность рассчитывать на дальнейшее евроинтеграционное продвижение у этих стран остается. В результате проведенного анализа можно сделать вывод, что украинский кризис стал поворотным моментом в конкуренции интеграционных проектов в СНГ, определившим ее по крайней мере промежуточный исход. Евросоюзу удалось включить в сферу своей «мягкой интеграции» три страны Восточной Европы (Украину, Грузию и Молдавию), составляющих «критическую массу» пространства «общего соседства» и наладить самостоятельный механизм диалога с государствами-членами ЕАЭС в обход интеграционных институтов.
Это исключило возможность формирования какого-либо согласованного механизма управления «общим соседством» с Россией. Как отмечают Алексей 181 Миллер и Федор Лукьянов, «рассчитывать на готовность Европы к стратегически мотивированным проектам с Москвой нет оснований, России назначена роль источника проблем, а не партнера по их решению»'-'". Тем не менее, говорить о победе европейского «концентрического» подхода к геополитической конфигурации европейского континента не представляется возможным. Во-первых, Россия так и не согласилась принять идею нормативной гегемонии ЕС, исключила Украину из зоны свободной торговли СНГ, пусть и в одностороннем порядке, и продемонстрировала готовность идти на открытые разногласия с партнсарами по ЕАЭС ради сохранения способности поддерживать собственные контрсанкции в отношении европейской продукции.
А во-вторых, переход от опосредствованной конкуренции в интеграционной плоскости к прямой военно-политической конфронтации с Россией снизил масштаб субъектности ЕС, не обладающего достаточными ресурсами для самостоятельного участия в подобной конфронтации и попадающего в зависимость от политики США. Правда, ситуация может измениться, если под влиянием вызовов, исходящих от администрации президента Трампа, европейские лидеры все же сумеют воплотить в жизнь проект становления на базе ЕС автономного механизма безопасности, не зависящего от ресурсов НАТО.
Но в любом случае интеграция может стать стержневым процессом для континентальной системы международных отношений только при наличии у нее устойчивых кооперативных политических рамок, что в условиях военно-политической конфронтации исключено. В собственно интеграционной плоскости на данный момент создалась своего рода «замороженная» ситуация, когда ключевые контрагенты произвели необходимые им перемены и занимаются преимущественно фиксацией достигнутых позиций. Европейская сторона не спешит углублять "-" Миллер А.И. Сдержанность вместо напористости: Россия и новая мировая эпоха ! А.И. Миллер, Ф.А. Лукьянов д Доклад Совета по внешней и оборонной политике. — Июль 2017 года.
— С. 6. — 1Электронный ресурс| Электрон. дан. — Режим доступа:1э11РЯяуор.п~/1крсоп!еп1/пр!оапя120177077героп ~ш!1сг 1пкуапоу шв 2.рг1г 1датаобрашенюк 01.03.2018) 182 интеграционное взаимодействие со странами, подписавшими Соглашения об ассоциации, но стремится распространить свой механизм «мягкой интеграции» на страны, участвующих в евразийском объединении. Россия, со своей стороны, не торопится обострять интеграционную конкуренцию с ЕС в ситуации, когда обострение может вылиться в разрыв сохранившихся практических связей с европейскими странами. В сложившемся контексте для проекта евразийской интеграции, достигшего, по всей видимости, предела институционального углубления, наступил период ревизии своей политической направленности.
Из платформы для второго центра силы европейского континента ЕАЭС переориентируется на роль ключевого связующего звена экономической интеграции в пространстве Большой Евразии. Однако политическая и институциональная конфигурация данного проекта может существенно варьироваться, и поскольку вокруг него ведется серьезный дипломатический процесс с участием ряда региональных центров силы, вопрос конкуренции интеграционных механизмов и ее политического значения будет оставаться актуальным для отечественной науки и требовать дальнейшего изучения.
Таким образом, с началом острой фазы украинского кризиса в ноябре 2013 г. Европейский Союз окончательно перешел к позиции одностороннего диктата своей повестки дня и, отказавшись от просьб правительства Януковича-Азарова и России в выработке компромиссных форматов интеграции, поддержал проевропейское движение и устроенный им насильственный переворот. К этому времени нормативная гегемония Евросоюза на Украине и задействование новым режимом силовых методов достигли такого уровня, что противодействовать им только за счет «мягкой силы» Россия уже не могла. Однако, пойдя на решительные меры в Крыму, РФ, несмотря на наличные возможности задействования «жесткой силы» (экономической, дипломатической и военной) не поставила своевременно вопрос о пересмотре политики ЕС на пространстве общего соседства, упустив критический период для закрепления Евросоюзом своей победы на территории 183 Украины.
Вместе с тем, добиться в тот же период победы за свой проект интеграции в других «спорных» республиках СНГ (Армении, Азербайджане и в Средней Азии) Евросоюзу не удалось. Поскольку события 2014-2015 гг, позволили украинской элите провести комплекс мер по укреплению «нормативной победы» «европейского выбора» и установить дискурсивную монополию, этот фактор оказался сильнее реальной экономической и политической катастрофы Украины, произошедшей в результате «европейского выбора», в том смысле, что даже реализация самых негативных прогнозов относительно приобретений и потерь Украины нисколько не способствуют пересмотру «европейского выбора» политической элитой Украины, а также важнейшими профессиональными кругами и социальными группами, влияющими на политический курс государства. По этой причине ожидать в обозримом будущем пересмотра «европейского выбора» Украины под давлением обьективных обстоятельств, связанных с осознанием приобретений и потерь, не приходится.
Решающее влияние на ход конкуренции интеграционных проектов на постсоветском пространстве сыграло использование нормативной силы, позволившее Европейскому Союзу преимущественно с помощью инструментов убеждения и статусного стимулирования монополизировать и закрепить европейскую ориентацию ряда постсоветских стран как внутриполитическую норму, не подлежащую оценке с точки зрения выигрыша и ущерба. В то >ке время Россия полагалась главным образом на инструменты материального стимулирования, задействовав их таким образом, что их действие сказывалось прежде всего на тех общественных группах, которые и без того разделяли ценность постсоветской интеграции, тогда как на общий нормативный контекст соответствующих стран эти инструменты не оказывали значительного влияния. Пе спективы альнейшего азвития инте ионной конк ен ии на п ост анстве СНГ.