Диссертация (793200), страница 47
Текст из файла (страница 47)
3, Успешное распространение нормативного влияния ЕС на страны Восточного Партнерства создало к началу украинского кризиса конфигурацию, не позволившую России использовать для пересмотра «европейского выбора» этих стран экономическую аргументацию, основанную на сравнении приобретений и потерь. Мало того, в условиях сложившейся конфронтации, во многом обусловленной задействованием со стороны Евросоюза нормативных инструментов, попытки России призвать к поиску компромисса на основе учета точки зрения и интересов России отвергались как аморальные и заведомо неприемлемые на том основании, что они якобы преследовали реваншистские цели и были призваны разрушить социальные достижения европейской цивилизации методами жесткой силы.
На этом основании ЕС поддержал февральский переворот 2014 г. в Киеве и быструю реализацию новыми властями программы Ассоциации с ЕС. Сама же РФ не решилась последовательно применить какие-либо элементы жесткой силы для разворота Украины и ограничилась призывами к компромиссу, которые не были приняты во внимание ни Киевом, ни Брюсселем. 198 По итогам украинского кризиса конкуренция между интеграционными проектами ЕС и ЕАЭС потеряла самостоятельное значение и превратилась в элемент жесткой геополитической конфронтации между Россией и Западом, рамки которой задают дальнейшее развитие ЕС и ЕАЭС на спорном пространстве. Вес нормативных факторов в определении дальнейшего пути отдельных стран по сравнению с меркантильной оценкой экономических приобретений и потерь от того или иного выбора еще более вырос и стал подавляю1цим.
4. Говоря об итогах и перспективах конкуренции за участие стран в интеграционных проектах, необходимо учесть тот факт, что переход от сосуществования к взаимоисключающей конкуренции проектов европейской и евразийской интеграции на пространстве общего соседства Россия — ЕС был связан с утверждением на Западе эгоцентричной картины мира, отдающей безусловный приоритет «победившим» по итогам холодной войны либерально- демократическим ценностям и не готовой рассматривать другие срезы реальности. Нацеленность Запада на безусловное подчинение постсоветского пространства его нормативному диктату была закреплена «реципиентной» позицией России 90-х годов, последующий отход от которой был воспринят как категорически неприемлемый реваншизм. На данном этапе преодоление противоречий в вопросах интеграции на постсоветском пространстве на неконфликтной основе «недопущения эскалации» и избирательного сотрудничества, в том числе в рамках проекта «Большой Европы», крайне маловероятно, поскольку требуют отхода западных стран от эгоцентричной картины мира.
Это, в свою очередь, возможно либо после полного выполнения Россией всех требований Запада, вытекающих из его картины мира, что снимет ее актуальность и позволит западным странам принять во внимание озабоченности России, либо после нового острого кризиса, ущерб от которого превысит значимость ценностей, на основе которых на Западе сложилась эгоцентричная картина мира, и разрушит ее. 199 По этой причине нам представляется, что кажущаяся заморозка «линии раздела» между двумя проектами не отменяет дальнейших попыток ЕС расширить свое нормативное влияние в зоне СНГ, включая страны-члены ЕАЭС и неопределившиеся Азербайджан, Туркмению и Узбекистан. В этих условиях ЕАЭС, приблизившийся к пределам достижимой реализации исходного проектного замысла, сталкивается с необходимостью постановки стратегической цели на новом историческом этапе. Из двух видимых вариантов дальнейшего развития — значительного институционального углубления интеграции в нынешнем составе (вплоть до формирования общей идентичности и государства) и географического маневра, с инициированием более широких проектов на пространстве большой Евразии и следующим из него преодолением узости рынка и ограничения технологических возможностей сформированного на данный момент ЕАЭС вЂ” более вероятным нам представляется второй, Из платформы для второго центра силы европейского континента ЕАЭС переориентируется на роль ключевого связующего звена экономической интеграции в пространстве Большой Евразии.
Однако эта задача не менее масштабна, нежели задача превращения во второй центр силы в Европе, и все равно требует формирования платформы для устойчивого диалога с Европейским союзом, а также Китаем и другими центрами силы в Евразии. Поэтому и на пути становления в качестве связующего звена Большой Евразии ЕАЭС придется участвовать в интеграционной конкуренции, причем не только на своем западном векторе, но и на восточном. В то же время реальная степень практической интеграции государств СНГ как в европейском, так и в евразийском проектах остается невысокой, что дает основания утверждать, что достигнутые за прошедший период результаты интеграционной конкуренции нельзя считать окончательными и бесповоротными. Из этого следует, что ЕАЭС вступает в сложный период, когда объектом конкуренции с другими интеграционными проектами будет уже не вовлечение 2оо тех или иных третьих стран, а устойчивость и эффективность самого проекта евразийской интеграции, в укреплении которого не заинтересованы многие внешние игроки.
Это означает, что преодоление выявленных в нашем исследовании слабых сторон евразийского объединения критически необходимо для поддержания и развития процесса интеграции в рамках ЕАЭС. Заключение Проведенное автором исследование конкуренции европейского и евразийского интеграционных проектов на пространстве СНГ в 1991-2017 годах позволяет сделать следующие основные выводы и обобщения.
1. Несмотря на то, что в современной истории конкуренция интеграционных проектов наблюдалась неоднократно, эта проблематика сама по себе до недавнего времени не была предметом отдельного теоретического рассмотрения и изучалась, как правило, в приложении к конкретным региональным системам. В отношении постсоветского пространства данный вопрос приобрел актуальность после инициирования Европейским союзом в 2003-2004 годах Европейской политики соседства, давшей толчок к разворачиванию конкуренции между европейским и евразийским проектами интеграции на пространстве СНГ. На начальном этапе развития ЕПС проблема того, как нормативное влияние ЕС скажется на интеграционных процессах в СНГ, поддержании традиционных взаимосвязей между странами данного пространства и их отношениях с Россией, в европейской науке практически не рассматривалась.
В отдельных исследованиях поднимался вопрос того, какое влияние может оказать Россия на достижение нормативных целей и задач ЕПС, преимущественно в разрезе того, как Россия может помешать этому процессу. Вторая волна в изучении проблематики интеграционной конкуренции связан с инициированием программы Восточного партнерства и отличается тем, что в его рамках в фокусе научных исследований находилась проблема определения того, каким образом заложенные в данной программе стимулы и преимущества могут способствовать нормативной конвергенции восточных соседей и какие факторы влияют на процесс принятия и интернализации восточными соседями норм и правил ЕС. Россия в этой картине представала в виде одного из факторов, препятствующих нормативной конвергенции восточных соседей с нормами ЕС в силу якобы незаинтересованности гог российского руководства в их демократической трансформации и стабилизации.
Причем речь шла уже не о гипотетическом возможном противоречии, а о том, что Россия целенаправленно подрывает нормативные усилия Евросоюза и оказывает давление на местные правительства странучастниц Восточного партнерства с целью заставить их отказаться от предлагаемых ЕС рыночных реформ и демократических преобразований.
На этом этапе в европейской экспертной среде утверждается искаженное мнение о мнимой асимметрии инструментов, используемых Европейским союзом и Россией для продвижения своих интересов в «общем соседства»: в то время как ЕС полагается на мягкую силу и проекцию своих норм, Россия якобы прибегает к более действенным методам силового принуждения с помощью военных или экономических рычагов давления, то есть классической «жЕсткой силы». Западные исследовали игнорировали угрозы и риски интеграционной конкуренции на пространстве СНГ, уделяя первостепенное внимание поиску средств, позволяющих одержать победу в этой конкуренции.
В российской науке в этот период наблюдается значительное повышение интереса к механизмам вовлечения Евросоюза в политические процессы на пространстве СНГ. Запуск Восточного партнерства расценивался как попытка расширить сферу эксклюзивного влияния, ограничить интеграционные возможности России и помешать ей сформировать собственный интеграционный механизм. Вместе с тем отечественным экспертам была свойственна недооценка внешнеполитического потенциала Евросоюза в целом и его политики на пространстве СНГ в частности, что приводило к дефициту внимания к проблемам конкуренции с форматами «мягкой интеграции» ЕС в так называемом «общем соседстве». С возникновением и развитием украинского кризиса наступает третья волна исследований тематики интеграционной конкуренции в СНГ. Она отличается существенным возрастанием академического интереса к проблеме противоречий между Россией и ЕС, но возрастанием степени ее идеологизации как в западной, так и в несколько меньшей степени в отечественной науке.
В гоз западной науке эта тенденция привела, среди прочего, к утверждению в качестве общего места представления о неизбежности подобного кризиса в силу тех или иных имманентных свойств России и ее внешней политики— авторитарного характера режима, изначально присущей ему агрессивности в отношении ближайших соседей, укорененного в мышлении правящего класса ревизионизма, стремления разрушить либеральный порядок и прочих «неоимперских амбиций».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
