Диссертация (793200), страница 49
Текст из файла (страница 49)
Все эти слабости приводили к дефициту в евразийском интеграционном проекте тех элементов, которые в случае Евросоюза составляют основу его нормативной силы. 5. Несмотря на большую инерцию единства на пространстве СНГ в первые годы после демонтажа СССР, факторами которой были сохранение общей постсоветской идентичности, экономических и культурных связей, а также политической зависимости руководства новых государств от России, 209 благоприятный период не был использован Российской Федерацией для быстрой реинтеграции постсоветского пространства на новой основе. Это привело к ослаблению взаимозависимости, прогрессирующей национализации политического класса новых независимых государств и снижению центростремительных импульсов.
Только к началу 2000-х годов руководство РФ, столкнувшееся с неудачей проекта быстрого реформирования страны в отрыве от других республик СНГ и получения равноправного статуса с наиболее развитыми странами Запада, поставило задачу восстановления разорванных связей и их институционализации в виде интеграционного проекта, сопоставимого с успешным евроинтеграционным объединением. В рамках российского видения предусматривалось создание «биполярного» кооперативного механизма управления континентальным пространством на основе взаимодействия двух интеграционных блоков — европейского и евразийского.
При этом реинтеграционное движение в постсоветских странах было неустойчивым и подчинялось конъюнктурным соображениям внутренней политики. Однако к этому времени в самом Евросоюзе, успешно включившем в свой состав страны Центральной Европы, было выработано ЕС-центричное видение Европы как системы «концентрических кругов» из стран, находящихся в различной степени близости к евроинтеграционному объединению, определяемой в одностороннем порядке самим ЕС, исходя из соответствия его нормам и стандартам. В рамках этого видения была преодолена первоначальная осторожность относительно постсоветских стран, а возможность и необходимость распространения влияния и стандартов ЕС на окружающее пространство подкреплялись не только утилитарными соображениями, но и императивами политической идентичности ЕС. В развитии интеграционной конкуренции в СНГ можно выделить три основных этапа.
На первом этапе в 2003-2008 годах происходило формирование базовых политических и институциональных рамок европейского интеграционного проекта в СНГ в виде Европейской политики соседства. Ее г1о инициирование совпало с первыми «цветными революциями» в Грузии и на Украине, заложившими основу идеологического конфликта в СНГ и давшими толчок политизации европейской идентичности в постсоветском политическом дискурсе в категориях противопоставления якобы антагонистичной ей евразийской модели. «Оранжевая революция» на Украине стала еще и толчком к отказу Киева от участия в проекте Единого экономического пространства со странами СНГ, в результате чего в 2007 году Россией, Белоруссией и Казахстаном было принято решение о формировании Таможенного союза в трехстороннем формате.
Таким образом, ЕС и Россия параллельно перешли к формированию собственных интеграционных проектов в СНГ, хотя степень их конкурентности еще не была очевидной. При этом наблюдается постепенная стагнация диалога между ними и выхолащивание процесса создания общего европейского экономического пространства между Евросоюзом и Россией, что снизило готовность обеих сторон к координации их политики в «общем соседстве».
Кульминацией этого этапа стали речь В. Путина на мюнхенской конференции по вопросам европейской безопасности в феврале 2007 года и конфликт в Грузии в августе 2008 года, ставшие для европейских лидеров сигналом об усилении российских позиций в СНГ и необходимости повысить свое присутствие в этом пространстве. Второй этап интеграционной конкуренции в СНГ связан со становлением Восточного партнерства ЕС и Таможенного союза в 2009-2013 годах. На этом этапе оба проекта получают свое институциональное оформление и интеграционное наполнение, а усилиями ряда европейских политиков, прежде всего Ж.-М. Баррозу, Ш.
Фюле, А. Квасьневского, Р. Сикорского, происходит конструирование и утверждение в политическом дискурсе ЕС представления о несовместимости и взаимном антагонизме двух интеграционных проектов, основанных якобы на противоположных ценностях и с противоположными целями — целью стабилизации и европеизации в случае Восточного партнерства и консервации авторитарных режимов в случае Таможенного союза.
В самом Таможенном союзе в этот период происходит качественная интенсификация интеграционного взаимодействия, проявившаяся, в том числе, в подписании в 2011 году Декларации о евразийской интеграции и провозглашении намерения преобразовать объединение в Евразийский экономический союз. Одновременно было подписано соглашение о создании зоны свободной торговли СНГ, выступавшей своего рода «вторым контуром» евразийского интеграционного проекта. В 2011-2013 годах, в связи с началом и прогрессом переговоров по соглашениям об ассоциации ЕС с Украиной, Молдавией, Грузией и Арменией, эта конкуренция вступает в наиболее острую фазу превращается в основной геополитический процесс на европейской континенте.
В конце 2013 года, вследствие искусственного дедлайна, выставленного Европейским союзом своим восточным соседям для парафирования и подписания соглашений об ассоциации, интеграционная конкуренция выливается во внутриукраинский кризис, ставший кризисом в отношениях между Россией и ЕС. Процессы, развернувшиеся после украинского кризиса в 2014-2018 годах, составляют третий этап конкуренции интеграционных проектов в СНГ. Этот длящийся до сих пор этап ознаменован общим снижением напряженности вокруг непосредственно конкуренции интеграционных проектов вследствие ее переноса на уровень общей геополитической конфронтации между Россией и Западом.
Но при этом базовые противоречия, обусловившие возникновение и развитие конкуренции остались неурегулированными, что означает сохранение латентного конфликтного потенциала и дальнейшее продолжение интеграционной конкуренции в менее публичном и менее явно выраженном формате. Из этого можно сделать вывод, что в 2003-2017 годах эволюция интеграционной конкуренции развивалась по нарастающей. На каждом из описанных этапов происходило повышение в глазах обеих сторон значения вопросов безопасности и цивилизационной принадлежности спорного пространства, усиление взаимного недоверия, подталкивавшее к односторонним действиям, мотивированным уже не столько самим по себе г1г стремлением к реализации интеграционного проекта, сколько стремлением не допустить реализацию интеграционного проекта соперника.
В условиях постепенного перерастания конкуренции двух интеграционных проектов в их противостояние собственно интеграционная повестка дня и получение связанных с нею экономических преимуществ отходили на второй план и превращались в один из инструментов достижения геополитической цели обеспечения желательной конфигурации европейского пространства. При принятом подходе подключение страны к тому или иному интеграционному проекту означало их закрепление в зоне влияния России или ЕС, а не просто технический факт участия в более выгодном интеграционном формате.
Егце в первое десятилетие 2000-х годов можно было согласовать интеграционную стратегию, позволяющую реализовать европейские устремления новых независимых государств без ущемления евразийских интеграционных и геополитических интересов, включающую и взаимное сближение России и ЕС. Однако в настоящее время достигнутый промежуточный результат в виде подписания Украиной, Молдавией и Грузией Соглашений об ассоциации с ЕС и присоединения Белоруссии, Казахстана, Армении, Киргизии и Таджикистана к ЕАЭС воспринимается как установление разделительной линии между интеграционными проектами, которую можно сдвинуть в чью-то пользу, но не сделать более проницаемой. б. Принимая решение об участии в одном из конкурирующих интеграционных проектов, та или иная страна руководствуется сочетанием «логики надпежащего» и «логики последствий». Действия страны в рамках логики надлежащего диктуются политическим позиционированием государства, закрепленном в обшественном дискурсе и заставляющим влиятельные общественные группы активно выступать за участие в выбранном интеграционном проекте независимо от его утилитарной ценности.
В этих условиях можно говорить о нормативной самоценности интеграционного проекта для данной страны, под влиянием которых значимость иных факторов г~з политического или экономического характера снижается. Если же нормативной самоценности не возникает или она незначительна, то выбор направления интеграции подчиняется логике последствий, т.е. оценивается с точки зрения утилитарных приобретений и потерь. В подобных условиях приоритет получают внутриполитические факторы, то есть последствия вовлечения в интеграционные процессы для действующей системы власти в стране, ее суверенитета и устойчивости; затем факторы геополитические, то есть влияние интеграционных процессов на международно-политическое положение государства, его безопасность и статус в глобальной и региональной системе; и лишь затем факторы геоэкономического характера, то есть экономические преимущества и риски от интеграционных процессов.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
