Диссертация (793200), страница 46
Текст из файла (страница 46)
В этих условиях ставка на чисто переговорное преодоление разногласий, сделанная российским руководством, равно как и апелляция к интересам самого Запада (если речь шла о вещах, второстепенных по сравнению с принятыми Западом ценностями), едва ли могла привести к пересмотру Западом своей позиции, поскольку не разрушала, а укрепляла западную картину мира, в которой подогреваемая реваншистскими устремлениями Россия пытается разрушить демократические завоевания восточноевропейских стран. К пересмотру эгоцентризма Запада может привести только такой ущерб, следующий из эгоцентричной картины мира, масштабы которого очевидно превышают значимость ценностей, защищаемых этой картиной. Трудно представить сценарий, при котором это достижимо на неконфликтной основе, Выводы по главе 3: 1.
В развитии интеграционной конкуренции в СНГ можно выделить три основных этапа. На первом этапе в 2003-2008 годах происходило формирование базовых политических и институциональных рамок европейского интеграционного проекта в СНГ в виде Европейской политики соседства. Ее инициирование совпало с первыми «цветными революциями» в Грузии и на Украине, заложившими основу идеологического конфликта в СНГ и давшими толчок политизации европейской идентичности в постсоветском политическом дискурсе в категориях противопоставления якобы антагонистичной ей евразийской модели. «Оранжевая революция» на Украине стала еще и толчком к отказу Киева от участия в проекте Единого экономического пространства со странами СНГ, в результате чего в 2007 году Россией, Белоруссией и Казахстаном было принято решение о формировании Таможенного союза в трехстороннем формате.
Таким образом, ЕС и Россия параллельно перешли к формированию собственных интеграционных проектов в СНГ, хотя степень их конкурентности еще не была очевидной. При этом 194 наблюдается постепенная стагнация диалога между ними и выхолащивание процесса создания общего европейского экономического пространства между Евросоюзом и Россией, что снизило готовность обеих сторон к координации их политики в «общем соседстве». Кульминацией этого этапа стали речь В. Путина на мюнхенской конференции по вопросам европейской безопасности в феврале 2007 года и конфликт в Грузии в августе 2008 года, ставшие для европейских лидеров сигналом об усилении российских позиций в СНГ и необходимости повысить свое присутствие в этом пространстве.
Второй этап интеграционной конкуренции в СНГ связан со становлением Восточного партнерства ЕС и '1'аможенного союза в 2009-2013 годах. На этом этапе оба проекта получают свое институциональное оформление и интеграционное наполнение, а усилиями ряда европейских политиков, прежде всего Ж.-М.
Ьаррозу, Ш.Фюле, А. Квасьневского, Р. Сикорского, происходит конструирование и утверждение в политическом дискурсе ЕС представления о несовместимости и взаимном антагонизме двух интеграционных проектов, основанных якобы на противоположных ценностях и с противоположными целями -- целью стабилизации и европеизации в случае Восточного партнерства и консервации авторитарных режимов в случае Таможенного союза. В самом Таможенном союзе в этот период происходит качественная интенсификация интеграционного взаимодействия, проявившаяся, в том числе, в подписании в 2011 году Декларации о евразийской интеграции и провозглашении намерения преобразовать объединение в Евразийский экономический союз.
Одновременно было подписано соглашение о создании зоны свободной торговли СНГ, выступавшей своего рода «вторым контуром» евразийского интеграционного проекта. В 2011-2013 годах, в связи с началом и прогрессом переговоров по соглашениям об ассоциации ЕС с Украиной, Молдавией, Грузией и Арменией, эта конкуренция вступает в наиболее острую фазу превращается в основной геополитический процесс на европейской континенте, В конце 2013 года, вследствие искусственного дедлайна, выставленного Европейским союзом 195 своим восточным соседям для парафирования и подписания соглашений об ассоциации, интеграционная конкуренция выливается во внутриукраинский кризис, ставший кризисом в отношениях между Россией и ЕС.
Процессы, развернувшиеся после украинского кризиса в 2014-2018 годах, составляют трвтиг> этап конкуренции интеграционных проектов в СНГ. Этот длящийся до сих пор этап ознаменован общим снижением напряженности вокруг непосредственно конкуренции интеграционных проектов вследствие ее переноса на уровень общей геополитической конфронтации между Россией и Западом.
Но при этом базовые противоречия, обусловившие возникновение и развитие конкуренции остались неурегулированными, что означает сохранение латентного конфликтного потенциала и дальнейшее продолжение интеграционной конкуренции в менее публичном и менее явно выраженном формате. Из этого можно сделать вывод, что в 2003-2017 годах эволюция интеграционной конкуренции развивалась по нарастающей. На каждом из описанных этапов происходило повышение в глазах обеих сторон значения вопросов безопасности и цивилизационной принадлежности спорного пространства, усиление взаимного недоверия, подталкивавшее к односторонним действиям, мотивированным уже не столько самим по себе стремлением к реализации интеграционного проекта, сколько стремлением не допустить реализацию интеграционного проекта соперника.
2. Говорить о высокой инерции распада и недостаточности «мягкой силы» России в первые годы после демонтажа Советского Союза неверно, как неверно и объяснять ими постоянное ослабление реальной интеграции все 90-е годы. По нашему мнению, ключевым фактором неудачи постсоветской интеграции в этот период стало отсутствие соответствующего целеполагания в самой России, вытекающего из ошибочной оценки приобретений и потерь в случае проведения более настойчивой политики реинтеграции, и не менее ошибочного расчета на то, что сохраняющая взаимозависимость постсоветского пространства в ряде ключевых практических областей в 196 конечном итоге заставит местные элиты пойти на те или иные формы интеграции с РФ.
В результате, вместо превращения интеграции из негласной общественной нормы в институционализированный политический императив, в 90-е годы произошло размывание этой нормы вследствие целенаправленных усилий местных элит по продвижению «политической национализации» подвластных им обществ и превращению государственного суверенитета в «священную корову», ключевой элемент внутреннего нормативного контекста. В то же время, действие в ближнем зарубежье факторов, которые должны были облегчить реинтеграцию постсоветских государств при наличии соответствующей установки со стороны руководства РФ, постепенно ослабевало.
Практическая взаимозависимость на пространстве СНГ продолжала сокращаться благодаря как реальным дезинтеграционным шагам со стороны России, так и ее использованию местными элитами в своих корыстных целях, включая политический шантаж Кремля. При этом в политическом дискурсе многих местных элит стран СНГ эта взаимозависимость все больше представлялась не как объективное преимущество, а как политический гандикап, якобы обеспечивающий чрезмерные рычаги давления на эти страны со стороны России. Это ложное впечагление усиливалось из-за непонимания местными элитами того обстоятельства, что в условиях полноценной интеграции суверенитет не размывается, а трансформируется, поскольку позволяет оказывать не меньшее влияние на происходящие процессы. По этим причинам, интеграция так и не стала системообразующим процессом на пространстве СНГ, а само это пространство подвергалось все большей фрагментации благодаря влиянию локальных конфликтов и центробежным политическим тенденциям Уже в 2000-е годы, когда в РФ проявилась мотивация к реинтеграции пространства СНГ, новый контекст международной обстановки и внутриполитических особенностей республик СНГ привел к разворачиванию противостояния между Россией и ЕС за привлечение республик в свой интеграционный формат.
В рамках нормативной конкуренции, основанной на 197 распространении ценностей, идеологии, норм и стандартов, которые меняют мотивационные установки политических акторов, Евросоюз оказался сильнее России, которая, несмотря на огромный ресурс «мягкой силы» в виде социокультурного влияния на территориях, ранее входивших в ее состав, даже не создала нормативный контекст, позволяющий использовать нормативную силу в борьбе за свой вариант интеграции, и прибегала в попытках убеждения только к логике последствий, а не логики надлежащего, и по этой причине могла только очень ограниченно апеллировать к ценностям. Это привело к победе «европейского выбора» на Украине, в Молдавии и Грузии, а также нынешним колебаниям Армении. В то же время, объективные географические, экономические и политические обстоятельства ограничили нормативную силу ЕС, обеспечили нейтральное положение Азербайджана и склонение Казахстана, Киргизии и Таджикистана в пользу интеграции евразийской.