Диссертация (793200), страница 33
Текст из файла (страница 33)
Однако ее попытки сформировать и задействовать в ближнем зарубежье собственную нормативную силу были предельно хаотичны и ограниченны. В то же время, Евросоюз сумел воспользоваться историческим контекстом и привязкой своего образа к общегуманистическим ценностям и высоким экономическим и культурным достижениям, а также желанием элит некоторых республик СНГ дистанцироваться от России, что позволило ему проецировать на Украину, Молдавию и Грузию свои нормы, адресно воздействуя на 134 влиятельные слои населения, и заставить эти страны сделать выбор в пользу европейской, а не евразийской интеграции, исходя не из логики последствий, а из логики надлежащего. Там, где республики СНГ сохранили евразийскую ориентацию (Армения, Казахстан, Киргизия, Таджикистан) или остались нейтральными (Азербайджан, Туркмения, колеблющийся Узбекистан) логика последствий оказалась сильнее логики надлежащего, что резко ограничило нормативную силу ЕС и вывело на первый план объективные преимущества интеграции с Россией.
По готовка Соглашений об Асср иа ии и силение но мативного влияния ЕС на и ост анстве СНГ. Твердая нацеленность Евросоюза, с одной стороны, и элит постсоветских республик, подпавших под подавляющее нормативное влияние ЕС, с другой стороны, к интеграционному движению на основе евроцентричного «концентрического» видения восточноевропейского пространства привела к подготовке в начале 2010-х гг.
соглашений об ассоциации Украины, Молдавии и Грузии с Европейским Союзом. Молдавское соглашение было подготовлено в марте 2012 г. и подписано в июне 2014 г., грузинское — парафировано на Вильнюсском саммите в ноябре 2013 г. и подписан в июне 2014 г., украинское — парафировано весной-летом 2012 г. (сначала политическая, затем экономическая часть) и точно так же подписано частями весной и летом 2014 г. При этом подписание соглашений Молдавией и Грузией прошло практически бесконфликтно, в то время как подписание соглашения об ассоциации с Украиной, на начальных этапах не встречавшее возражений России, в первый раз (осенью 2011 г.) было сорвано из-за категорического неприятия Евросоюзом уголовного преследования Юлии Тимошенко, затем (осенью 2013 г.) — неожиданными колебаниями правительства Януковича-Азарова, в последний момент попросившего отсрочки в подписании договора для предварительного согласования спорных вопросов в торговом треугольнике Украина-Россия-ЕС.
Пример Украины позволяет особенно лучше всего проиллюстрировать, как менялся нормативный контекст, заставлявший республику предпочитать 135 европейское направление интеграции. С одной стороны, еще в 1993 г. Верховная Рада приняла Закон об основных направлениях внешней политики Украины, в котором была зафиксирована приоритетность отношений с Западом, однако поначалу этот документ воспринимался как чисто символическая уступка прозападным националистам, которая не приводила к реальному переходу Украины в орбиту влияния ЕС.
Первый министр иностранных дел независимой Украины А. Зленко замечал, что, по его впечатлению, в сознании европейских чиновников Берлинская стена, отделяющая Восток от Запада, просто переместилась на (западную) границу Украины'"'. Роль же подобных уступок, в большом количестве совершенных в 1990-е гг., как конституирующих закладок проявилась намного позже. Победа «Оранжевой революции» 2004 г. не только сняла с повестки дня вопрос о евразийской интеграции в риторике высших должностных лиц, но и привела к существенному уклонению от «пророссийского» вектора основной оппозиционной Виктору Ющенко силы — Партии Регионов, возглавляемой Виктором Януковичем.
Фактически присоединившись к «европейским» устремлениям президента, Партия Регионов оппонировала ему в частных вопросах — кооперации с НАТО, статуса русского языка и др. Поэтому начало в 2007 г. переговоров об Ассоциации между Украиной и ЕС, а также вступление в 2007 г. Украины в программу «Восточное партнерство», предусматривавшую приближение украинской зкономической и политической системы к европейским стандартам, не сопровождались даже дискурсивным неприятием со стороны оппозиции.
Избрание в 2010 г. президентом Украины В. Януковича означало только принятие более осторожного подхода к евроинтеграции, с попыткой сохранить экономические преференции со стороны России, но не влекло отказ от самого по себе европейского вектора интеграции, ставшего к тому времени бесспорным среди основных политических сил Украины. ""еКондратюк, Е.А. Концептуальныеосновы политики ЕС в отношении Украины в 1990-е гг. / Е,А. Кондратюк // Ученые эаписки — электронный «курная Курского государственного университета. — 2011.
— Мя 3(19)— ]электронный ресурс! / электрон. дан, — Рсгкин доступа:!г!!р//суьсг!еппвокш/ап)с1с/и/)гоп!вор!па!пуе-ояпонуро11!1Ы-ея-~ -огпояйепй-и!гга)пу-у-1990-е-дд//1кяязо511СраЛ вЂ” Загл. с экрана (дата обраюсния;15.04.2018) 136 При этом Россия и Брюссель использовали различные стратегии влияния на местные элиты и общества этих стран.
Европейский Союз намеренно педалировал нормативно-ценностный аспект вопроса, представляя Соглашение об ассоциации символом их цивилизационного европейского выбора. Тогда как российское руководство делало упор на экономическом аспекте, акцентируя вероятные затраты и потери вследствие создания зоны свободного торговли с ЕС и разрыва существующих торговых связей в СНГ203.
Одновременно Россия стремилась доказать Брюсселю, что односторонняя проекция его норм и правил в форме двусторонних соглашений об ассоциации и ЗСТ со странами Восточной Европы без учета позиции России и фактора экономической взаимозависимости в СНЕ не только не приведет к стабилизации этого пространства, а наоборот, станет предпосылкой для снижения его управляемости и появления новых серьезных рисков и кризисов. Надо признать, что ситуация, сложившаяся к середине 2013 года, была не самой комфортной для российской дипломатии.
Во-первых, России не было свойственно выступать в роли прямого конкурента Европейского Союза, в отношениях с которым до этого лейтмотивом был преимущественно кооперативный подход. А во-вторых, задача ЕС к тому моменту была намного более конкретной — добиться подписания уже подготовленного и парафированного (в случае с Украиной) Соглашения об ассоциации, что само по себе означало частичное смещение геополитического баланса в пользу ЕС, в то время как России в случае успеха еще надо было сформировать альтернативные договоренности, которые можно было бы вынести на переговоры, то есть Москве нужно было сначала удержать статус-кво, а затем формировать новую конфигурацию204.
Если добавить к этому еще и тот факт, "-"-' А(!епппег, Е. Веуоп(( яеоро1(ноя: ехр!опп8 (!ге ппрас( оГ (Ье Е1) апг( Кпяяа ш (Ье "соп(ея(ег( пе(81зЬойоо(Г' / Е. А((епипсг,Ь. 1)с1сош, К. %о1скп)г// Епшяап Оеояшр1зу ап(1 Есопоппса. — 201б. — Ъго!. 57, Ь)о. !. — Р. 12; Ма1гаусЬек, А. Кпяяа, 1яггаше ап(( (Ье Еаысгп Раипегя1пр: антош Сопппоп Ь)е(8ЬЬог)гоо(((о зрЬегея оГ 1п()пенсе? / А.
Ма(гагусЬет //1пя(я!г( тпг)геу. — 2014. — Уо!. 16, )чо. 3. — Р. 189. -"' Мошес, А. Россия-ЕС; (/по Чаг((яу Без перемен. нормализация или ухудшение /А. Мошес // ПОНАРС Евразия. — Январь 2017 г. — Аналитическая записка № 454. — б с. — !Электронный ресурс) / Электрон. дан.— Режим доступа:1з((р://пзкзкрогзагяеигая(а.огд/я((ея/((ел)п((/Г(1ея/ро1(су-1пешояр((Г/Рергп454 шя МояЬея 1ап20 ! 7.р((à — Загл. с экрана (дата обращения: 01.03.2018) ~З7 что в 2012 году был дан старт переговорам о Трансатлантическом торгово- инвестиционном партнерстве — механизме формирования своего рода экономического «суперблока» ЕС и США, к которому ассоциированные партнеры ЕС оказались бы подключены автоматически, — «цена вопроса» существенно возрастала. Однако наибольшая трудность заключалась в том, что используемая Россией сугубо экономическая аргументация не могла быть эффективной в том внутриполитическом контексте, который сложился на Украине и в ряде других стран Восточного партнерства на этапе 2013 года.
За годы независимости идеи национального суверенитета (односторонне воспринимаемого как независимость именно от России) и «европейского выбора» успели приобрести нормативное значение в украинском внутриполитическом поле и формальное закрепление на законодательном уровне. «Европейский выбор» долгое время преподносился как своего рода компромиссный вариант в геополитическом отношении и нейтральный в культурно-ценностном плане. Евроинтеграция не рассматривалась как источник потенциальных угроз ни одной социальной группой общества, в отличие от идеи вступления в НАТО, в том числе потому, что, согласно тиражируемому представлению, не требовала разрыва исторических связей на пространстве СНГ.
В то >ке время сохраняющаяся экономическая и энергетическая взаимозависимость в этом пространстве в доминирующем политическом дискурсе наделялась сугубо меркантильной, но не нормативной ценностью, а ряд политических сил прозападного крыла открыто ратовали за разрыв этих связей даже в ущерб реальным экономическим интересам страны.
Готовность России прибегать к ограничительным мерам и шантажировать разрывом традиционных экономических связей («продовольственные войны» и газовые кризисы) также сыграла на руку этим силам, которые получили возможность апеллировать к якобы объективной необходимости искать альтернативных экономических партнеров.
Стоит отметить, что в этом отношении Россия крайне нерационально задействовала имеющиеся у нее рычаги влияния: если 138 Евросоюз открыто увязал предоставление экономических преимуществ соседним странам с выполнением ими ряда заранее сформулированных нормативных (в том числе политических) критериев, Россия вела речь об исключительно «хозяйственных спорах», создавая тем самым почву для множественных инсинуаций в отношении ее подлинных мотивов со стороны своих противников. Поэтому, когда летом 2013 года Россия предприняла попытку продемонстрировать, чем может обернуться для Украины подписание ассоциации без учета ее интересов, противники украинско-российского сближения, делавшие ставку на ассоциацию как инструмент окончательного разрыва связей с РФ, воспользовались этим для того, чтобы развернуть пропагандистскую кампанию о якобы поворотном геополитическом значении этого Соглашения — единственном средстве избежать втягивания в «орбиту России».