Диссертация (793200), страница 29
Текст из файла (страница 29)
СопаГшсг!пд Иге Яе!Г ага! СЬапа!па СП1гепп КесопаЫеппд '?4оппаГпе Роггег Епгоре'? Т1п Нег l? М!11епп!гпп: 1опгпа1 оГ 1пГегпаиопа1 Егггйеа — 2005. — Уо1. 33, Мо. 3. — Р. 614. '" Ре1сопп Ь. Рюпеег Епгореу Т1ге Е!9Р аа а Теа! Спас Гог ЕЬ 'а Роге!ап Ройсу? Ь, Пс1сош; Е. Тп!шсГа Л Епгореап Роге!дп АГГа!га Кое!егг.
— 2009. — Чо1. 14. — Р. 509. '" Расе, М. Т1ге Сопагп~сГ!оп оГ !!ге Е13 ?соггпаГгее Роггег? М. Расе?? Уопша1 оГ Сопшюп Маг!ге! ЕГайеа — 2007.— Чо!. 45. Хо. 5. — Р. 1054. '" Впг1уп1г О. "Чсш. г!й, ... гбс!7" Е11 реггогпгапсе аггг! Пго Гасса оГ спой!!опа1!Гу !опагг1а 1Лта!пе? О. Впг1упК $1гарог а1опа М. Л Еаа! Епгорсап Ро!йса — 2017. — г?о1. 33, Ыо. 1. — Р. Зб-55. 114 европеизации. В этой роли у Европейского союза пока нет достойного евразийского конкурента. Адепты евразийской интеграции могут критиковать и разоблачать геополитические амбиции своих европейских конкурентов, закамуфлированные под нормативную повестку дня" ', но противопоставить ей иную нормативную повестку они пока не в состоянии. И это существенно сказывается на преимуществах ЕАЭС в интеграционной конкуренции с ЕС, причем за влияние не только на страны, не входящие в ЕАЭС, но и даже на действующих его членов. Ключевым фактором, определяющим эффективность нормативного воздействия ЕС на страны СНГ, несомненно, является восприимчивость элит и обществ этих стран к дискурсу о европейской идентичности и европейских ценностях.
Однако степень данной восприимчивости обуславливается прежде всего спецификой местной политической системы конкретной страны, интересами ее элит и идейной ориентацией активных групп общества, а не наличием соразмерной и привлекательной евразийской альтернативы. Проще говоря, страны, меньше других поддающиеся нормативной силе ЕС, делают это скорее из стремления сохранить собственную независимость или из стремления местных элит сохранить свой политический режим, нежели в силу приверженности евразийскому проекту. Что касается общественности этих стран, то, фактически, единственной рабочей референцией для сторонников евразийского проекта остается привязка к России и исторической памяти о нахождении в составе более масштабного государственного образования, что автоматически ограничивает число решительных симпатизантов евразийского интеграционного проекта теми слоями, которые готовы (пусть с оговорками) ассоциировать себя с нынешним российским государством.
Итак, проведенный анализ показал, что ряд имманентных особенностей евразийского интеграционного проекта заранее обуславливал его сильные и слабые стороны в конкуренции с форматами «мягкой интеграции», "" Ггоаа Япг)1!г Х. Т)гс НЗ апг) Ггпаа!аа соп))1с)1па ге)лпге ргеГегспсса ш Пггаше: ааасаящ гса!ггге ргошовоп аП)ае1)!са )гг Гке асорс ог" !1ге (Лггапс сг)а!а! ) ). Йоаа Бш)!1г д Епгорсап Ясспп)у. — 2()15. — Чо1. 24, Мо. 4. — Р. 53Г>.
115 продвигаемыми Европейским союзом на пространстве СНГ. Относительно сильными его сторонами являются меньшая степень накладываемых им интеграционных ограничений и, как следствие этого, более благоприятные условия для сохранения государствами-членами своего национального суверенитета, значительные экономические выгоды, а также более серьезные рычаги влияния на интеграционный процесс. Вместе с тем, эти преимущества не всегда могут преодолеть гандикап ы ЕАЭС: слабость его обшей идентичности и политической субъектности, структурную асимметрию его участников, благодаря которой интеграционный процесс так и не вышел за рамки межгосударственного торга, узость его нормативного контекста, который в отсутствие достаточной ценностной базы не может составить конкуренции нормативным притязаниям ЕС на роль морального авторитета для стран СНГ, а также дефицит самостоятельных институтов и публичных фигур, которые бы олицетворяли евразийское политическое пространство.
Разумеется, список особенностей ЕАЭС, влияющих на его позиции в интеграционной конкуренции с ЕС, не исчерпывается приведенными пунктами. Мы рассмотрели лишь базовые политические, идентификационные и институциональные особенности евразийского объединения, тогда как экономические нюансы остались за пределами анализа. К тому же, дальнейшие исследования должны уточнить, как политический контекст в конкретных странах влияет на восприятие их элитами и общественностью тех или иных особенностей ЕАЭС и как это сказывается на устойчивости самого евразийского проекта. Однако сформулированный здесь подход, по нашему мнению, позволяет сформулировать методологическую основу для подобных исследований, выделяя те сферы и вопросы, которые нуждаются в более глубокой проблематизации.
116 Выводы по главе 2: 1. Ведущими структурными факторами, способствовавшими возникновению и развитию интеграционной конкуренции на пространстве СНГ, являются, во-первых, снижение структурного значения взаимодействия между Западом и Россией в постбиполярной системе международных отношений, а во-вторых, превращение коллективного Запада в главный источник структурирующих импульсов на глобальном и европейском уровнях, а процесса расширения западных институтов — в центральный геополитический процесс в европейской системе и модель для ее дальнейшей эволюции, Тем не менее, эти факторы не детерминировали возникновение интеграционной конкуренции автоматически. При наличии политической воли ведущих центров силы к формированию устойчивых кооперативных рамок взаимодействия между ними проблемы управления «общим соседством» могли быть решены в конструктивном русле.
Изначальная конфигурация пространства СНГ на конец 90-х годов в принципе позволяла развивать европейскую и евразийскую интеграцию как совместимые проекты и не делала неизбежной их жесткую конкуренцию с переходом во взаимоисключающий формат. Позиция России, ориентированной на кооперативную стратегию взаимоотношений с западными институтами, должна была способствовать параллельному развитию двух направлений интеграции (пусть даже российской дипломатии и недоставало опыта в достижении компромисса, основанного на поиске максимальной общей пользы, а не обмене взаимными уступками с сохранением «нулевой суммы»).
Однако Запад, воодушевленный победой в холодной войне, и Европейский Союз, в частности, фактически склонялись к строительству однополярного мира, принимающего, как минимум, нормативную гегемонию «старых демократий», и заведомо отвергал претензии на независимое геополитическое целеполагание на европейском пространстве. Несмотря на больший опыт в поиске взаимовыгодного компромисса у западноевропейской дипломатии, ЕС не готов был отойти от «орбитального» понимания оптимального устройства европейского континента, считая претензии России на «биполярное» устройство Европы и продуцирование нормативных импульсов морально неприемлемыми, и требовал безусловного подчинения своей повестке дня, во многом сформированной под влиянием новых (центральноевропейских) членов ЕС с ярко выраженной антироссийским настроем.
2. В конкуренции с евразийским интеграционным проектом Восточное партнерство обладало весомыми преимуществами, прежде всего спектром нормативных инструментов воздействия на местные элиты и общества соседних стран, Опираясь на дискурс о европейской идентичности и европейских ценностях и на привлекательность европейской социальноэкономической модели, ЕС с помощью адресной политики сумел мобилизовать на поддержку своего интеграционного проекта ряд общественных групп, связывающих свои политические ожидания с реализацией продвигаемой Евросоюзом трансформационной повестки дня.
Используя данные инструменты, европейские функционеры целенаправленно легитимизировали собственный интеграционный проект, объективно более затратный для стран СНГ, и делегитимизировали евразийский проект как якобы противоречащий той ценностной основе, которая необходима для успешного реформирования постсоветских режимов. Вместе с тем, ряд существенных недостатков ограничивал политический потенциал Восточного партнерства.
Во-первых, слабость его реального интеграционного наполнения и ограниченность тех реальных практических выгод, которые могли получить соседние страны от участия в Восточном партнерстве и предлагаемой им зоне свободной торговли. Компенсировать эту слабость функционерам ЕС пришлось за счет усиления геополитической и цивилизационной риторики и противопоставления предлагаемых ими форматов «мягкой интеграции» якобы диаметрально противоположной, антагонистичной евразийской модели. Это привело к тому, что геополитическая лояльность и наличие условно 118 проевропейских сил у власти в странах Восточного партнерства частично затмила нормативные задачи и ту транс формационную повестку дня, реализация которой провозглашалась основной целью Восточного партнерства.
Тем не менее, с точки зрения интеграционной конкуренции такая тактика оказалась вполне выигрышной и позволила ЕС одержать тактическую победу, пусть и ценой усиления общей геополитической напряженности на континенте. Во-вторых, недостаток гибкости и отсутствие концептуальных рамок для сотрудничества со странами, не готовыми принять нормативную гегемонию ЕС или участвовать в его интеграционном проекте. После того, как в 2014 году были подписаны соглашения об ассоциации с Украиной, Молдавией и Грузией, Евросоюзу пришлось преодолевать этот недостаток и вырабатывать новые механизмы нормативного влияния за рамками Восточного партнерства для тех стран, которые участвовали в евразийском объединении. Тот факт, что новые соглашения ЕС с Казахстаном и Арменией содержат значительный нормативный компонент"'", указывает на то, что Европейский союз может вырабатывать оптимальные форматы взаимодействия со странами-участницами ЕАЭС, не вступая в конфликт с их интеграционными преференциями.
Это означает, что интеграционная конкуренция как таковая не исчерпала себя и принимает новые формы, пусть и не настолько острые, как в 2013-2014 годах. В-третьих, зависимость от внутриполитического контекста стран восточного соседства. Поскольку восточная политика ЕС в целом была направлена на стимулирование желаемых внутренних перемен в соседних странах, ЕС неизбежно становился участником их внутриполитических процессов, возможно, в большей степени, нежели хотели его лидеры.
Отсутствие должного опыта в этой сфере приводило к тому, что евроинтеграция зачастую превращалась в инструмент манипуляции со стороны тех политических сил, которые заявляли о своей проевропейской ориентации. Как показала практика, этот недостаток тоже не является для Восточного -"" !Эе!сепг Ь.Т1ге 1шрасабопа оГ Еишяап 1п!сягаИоп Гог Иге Еъ'а Не1абопа еапг йе Соипгнеа ш Иге роаг-8ои1с! арасе! 1.. 0е!соип Н. Коа!апуап В. %шИесаагее!е, Р. сап Е1аипсае д 8!ийа йр!ошапса. — 2015. — Чо1. б8. Мо.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
