Диссертация (793182), страница 19
Текст из файла (страница 19)
T. 1. Vol. 1. Pars. 4 / Ed. E. Schwartz.Berlin; Leipzig, 1928. P. 49). Имеющийся в составе печатной коллекции XVI в. (т.н. collectioWinteriana) латинский перевод (под названием Expositio symboli Nicaeni, см.: Acta ConciliorumOecumenicorum. T. 1. Vol. 5. Pars. 2 / Ed. E. Schwartz. Berlin; Leipzig, 1924–1926. P. 343ff.), трудноподдается датировке, хотя не исключено, что может восходить и к VI в. (Ibid. P. XVII–XVIII), чтоне противоречит времени второй волны переводов текстов Кирилла Александрийского налатинский язык, см.: Wickham L. R. Introduction // Cyril of Alexandria, Select Letters / Ed., tr.
by L. R.Wickham. Oxford: The Clarendon Press, 1983. P. XLIII–XLVII; Haring N. M. The Character and Rangeof the Influence of St. Cyril of Alexandria on Latin Theology (430-1260) // Mediaeval Studies. 1950.Vol. 12. P. 1–19, esp. 11, где отмечаются следы ряда переводов в канонах II Севильского собора,а также в Hispana. Впрочем, в последней упомянутого текста нет, как и многих других писемКирилла Александрийского, связанного со Эфесским собором. Тем не менее, в конкретномслучае важно не столько доказать знакомство Исидора с конкретным текстом, сколькопроиллюстрировать возможные трактовки топоса блуждающих глаз и вписать его в широкийкультурный контекст.333Нахов И.
М. Физиогномика как отражение способа типизации в античной литературе // Живоенаследие античности. Вопросы классической филологии. Вып. IX. М., 1987. С. 71.334Anonymus Latinus. De physiognomonia liber. 23: «Oculi vagi et cirсumerrantes et obscurioresintemperantiam libidinis arguunt». Это наиболее близкий Исидору в хронологическом и языковомотношении трактат. И хотя существует мнение, что античные физиогномические тексты былинеизвестны в Раннее Средневековье и стали доступны посредством арабских источников тольков XII–XIII вв.
(см. Glick T. F., Livesey S.J., Wallis F. Medieval science, technology, and medicine: anencyclopedia. Routledge, 2005. P. 400), как и в случае с примером из текста КириллаАлександрийского, принципиально продемонстрировать контекст, а не доказать знакомствоИсидора с конкретным сочинением.70философу Продику и которая известна в изложении Ксенофонта, записанном в его«Воспоминаниях о Сократе».
Хотя Исидор не мог знать оригинального текста, носам сюжет, учитывая его популярность в античности и его влияние нахристианских мыслителей335, ему, скорее всего, был знаком336. В этой притче приописании внешности аллегорических фигур Добродетельности и Порочности былииспользованы физиогномические принципы (и в том числе при изображениипоследней показаны широко открытые глаза, а поведение описано так, что можнок ней применить словосочетание «блуждающие глаза»)337. Также, если допустить,что при написании рассматриваемого фрагмента Исидор, помимо всего прочего,имел в виду притчу «Геракл на распутье» (особенно во второй части своегопредложения, где он противопоставляет недостаткам достоинства, которыенапоминают таковые у Добродетели из этой притчи)338, то можно утверждать: впредставленииепископаСевильи,клирдолженявлятьсявоплощениемдобродетели, для чего обязан соблюдать перечисленные требования.Наставление паствы было ключевой функцией клира как совокупной группы:«Наконец, [духовенству] следует всецело отдаваться постоянному упражнению вучении, чтении, пении псалмов, гимнов и славословий.
Ведь им должно быть теми,кто стараются посвятить себя божественному служению, чтобы, покудазанимаются делом науки, они передавали пастве благодать учения»339. ВажноVorländer K. Geschichte der Philosophie. Bd. 1. Leipzig. 1908. S. 66; Panofsky E. Hercules amScheidewege und andere antike Bildstoffe in der neueren Kunst. Leipzig–Berlin, 1930. S. 37 ff.336В том числе через Цицерона: Cic. De off.
I.118.337Mem. 2.1.22: «καὶ φανῆναι αὐτῷ δύο γυναῖκας προσιέναι μεγάλας, τὴν μὲν ἑτέραν εὐπρεπῆ τε ἰδεῖνκαὶ ἐλευθέριον φύσει, κεκοσμημένην τὸ μὲν σῶμα καθαρότητι, τὰ δὲ ὄμματα αἰδοῖ, τὸ δὲ σχῆμασωφροσύνῃ, ἐσθῆτι δὲ λευκῇ, τὴν δ᾽ ἑτέραν τεθραμμένην μὲν εἰς πολυσαρκίαν τε καὶ ἁπαλότητα,κεκαλλωπισμένην δὲ τὸ μὲν χρῶμα ὥστε λευκοτέραν τε καὶ ἐρυθροτέραν τοῦ ὄντος δοκεῖν φαίνεσθαι,τὸ δὲ σχῆμα ὥστε δοκεῖν ὀρθοτέραν τῆς φύσεως εἶναι, τὰ δὲ ὄμματα ἔχειν ἀναπεπταμένα, ἐσθῆτα δὲἐξ ἧς ἂν μάλιστα ὥρα διαλάμποι: κατασκοπεῖσθαι δὲ θαμὰ ἑαυτήν, ἐπισκοπεῖν δὲ καὶ εἴ τις ἄλλοςαὐτὴν θεᾶται, πολλάκις δὲ καὶ εἰς τὴν ἑαυτῆς σκιὰν ἀποβλέπειν».338DEO II.2.2.339DEO II.2.3: «Postremo in doctrina, in lectionibus, psalmis, hymnis, canticis exercitio iugi incumbant.Tales enim esse debent quique diuinis cultibus sese mancipandos student, scilicet ut dum scientiaeoperam dant doctrinae gratiam populis administrent».
Важно понимать, что слово doctrinaмногозначное: им обозначали сам процесс обучения и преподавания; изученные предметы,отрасль науки, дисциплину и вообще умения и знания, приобретенные в результате обучения; и,наконец, вероучение, вероисповедание, религиозное учение и догму: OLD. P. 568; Niermeyer. P.346.33571подчеркнуть, что наставление паствы и передача благодати учения не былиисключительно прерогативой епископов и пресвитеров, поскольку проповедь небыла единственной формой этого процесса340. Из приведенной выше цитатыИсидора следует два момента.
Во-первых, образование, как и простое умениечитать, являлось на фоне общего упадка грамотности341 одной из черт духовенства,отличавшей его от остального общества.Второй и более важный момент состоит в том, что образование понимаетсяИсидором как сущностная характеристика духовенства, фактически приравненнаяк служению Богу, поскольку выполнить свои функции клир мог только приосуществлении этого условия. Сказанное особенно ярко проявляется, когдазаходит речь о неграмотных клириках, что также нередко случалось.
Каноническоезаконодательство отмечает, что невозможно воспитывать паству без знанияПисания и канонов, а главное – чтения342. В рассматриваемую эпоху меняетсястатус чтения, которое становится залогом авторитета в обществе и одновременноосмысляется как путь к спасению (особенно в контексте того, что читалась,главным образом, только религиозная литература)343. Это спасительное значениеособенно актуализируется во время литургии, неотъемлемую часть которойсоставляло чтение.
В результате оно приобретает сакральный характер,принципиальный в условиях устной культуры нарождающегося Средневековья344.Например, DEO II. 11.1: «Lectorum ordo formam et initium a prophetis accepit. Sunt igitur lectoresqui verbum Dei praedicant».341Harris W. V. Ancient literacy. Cambridge–Harvard, 1989. P. 285.
Хотя относительно Испании VIIв. стоит заметить, что грамотность, по крайней мере, среди мирян, была сопоставима с таковой вГаллии V – VI вв., см.: Collins R. Literacy and the laity in early medieval Spain // The Uses of literacyin early medieval Europe / Ed. by R. McKitterick. Cambridge, 1992. P. 116.342IV Tolet. Can.
25: «Ignorantia mater cunctorum errorum maxime in sacerdotibus Dei uitanda est, quidocendi officium in populis susceperunt. …»; Conc. Narbonense. Can. 11: «Amodo nulli liceatepiscoporum ordinare diaconum aut presbyterum litteras ignorantem; set si qui ordinati fuerint, coganturdiscere. …si non fuerit ad legendum exercitatus… mittatur in monasterio, quia non potest nisi legendoaedificare populum». Cfr.: DEO II.2.3.343История чтения в западном мире от Античности до наших дней / Г.
Кавалло, Р. Шартье, ред.М., 2008. С. 121, 123–124. Cfr.: Mor. XXIV.8.16.344Лучицкая С. И. Введение // Одиссей: человек в истории. 2008: Script / Oralia: взаимодействиеустной и письменной традиций в Средние века и раннее Новое время. М., 2008. С. 8.34072Таким образом, предписываемая грамотность и образованность клира оказываетсяего характеристикой того же порядка, что девство или выключенность из мира.Таким образом, в сочинениях Исидора Севильского клир предстает какзамкнутая группа, существующая в миру, но вне мирского измерения иобладающая сакральным статусом, в силу чего становилось возможнымосуществление главных функций духовенства: служение Богу и воспитаниепаствы.
Именно такое понимание клира объединяет в единое целое такие егохарактеристики, как образование и непорочность. В Толедском королевстве первойтрети VII в. это видение клира послужило главным принципом конструированияего идентичности, в основе которой лежали представления о ранних христианах,монахах и девах, посвятивших себя Богу, что возможно проследить через изучениеработы Исидора со своими источниками.
Описанные характеристики приложимыявным образом и к епископу с той оговоркой, что он был главой христианскойобщины и клира.1.2. Епископ как глава клираОчевидным продолжением разговора обо основных чертах духовенства,относящихся и к епископу, является вопрос об уточнении его положении средидуховенства, согласно представлением Исидора Севильского.Как было сказано, клир составлял ядро церкви и представлял собой закрытоесообщество людей, посвященных Богу.
Встает закономерный вопрос овзаимоотношениях между ними и епископом. Так, Исидор подчеркивает, чтопресвитеры являлись сотоварищами (consortes) епископов в служении евхаристиии воспитании паствы345, что предполагает высокую степень их равноправия с главойобщины. Более того, можно наблюдать, зависимость епископа от клириков ещеболее низкого чина, например, в богослужебной практике – от диаконов: без них унего есть только звание, а служения нет346. Так, если во власти епископа освящениеDEO II.7.2: «Praesunt enim ecclesiae Christi, et in confectione diuini corporis et sanguinis consortescum episcopis sunt, similiter et in doctrina populorum et in officio praedicandi».346DEO II.8.3: «…Sine his [diaconis] sacerdos nomen habet, offcium non habet».34573даров приношения, то во власти диакона – распределение освященного.
Дажесамому епископу не позволено поднимать с алтаря потир, если прежде он не былподнесен ему диаконом347. Таким образом, можно сказать, что в жизни клиранаблюдаются явные признаки коллегиальности (от богослужения и выборовепископа, о чем будет сказано ниже, до совместной трапезы), которая проявляласьв определенной созависимости членов клира, по крайней мере, среди высшегодуховенства.