Политическая философия российского консерватизма XIX - первой половины XX века гендерные аспекты (792417), страница 26
Текст из файла (страница 26)
1 Phillips A. Dealing with Difference: A Politics of Ideas or a Politics of Presence? // Contemporary Political Philosophy. Oxford, 2001. P. 176.
2 Шишков А.С. Избранные труды. С. 275.
3 Ильин И.А. Собр. соч. Т. 2, кн. 2. С. 114.
Л.Дж. Филлипс, М.В. Йоргенсен1. По их мнению, приписывание значений в дискурсе является средством изменения мира, а борьба на уровне дискурсов и воссоздает социальную реальность2.
Особый интерес среди многочисленных подходов к анализу дискурсов3
представляет методология М. Фуко, связавшего дискурс и власть. «В любом обществе производство дискурса одновременно контролируется, подвергается селекции, организуется и перераспределяется с помощью некоторого числа процедур, функция которых – нейтрализовать его властные полномочия и связанные с ним опасности, обуздать непредсказуемость его события, избежать его такой полновесной, такой угрожающей материальности», – формулировал свою позицию французский мыслитель4.
В трудах Р. Барта выдвигается идея, что через сформированные языковые
практики человек оказывается помещённым в рамки объективированных модусов властных отношений, воспринимая реальность в соответствии с положением в социуме5.
П. Бурдьё рассматривает язык как один из элементов символической власти, власти worldmaking – конструирования мира: «Социальные классификации, оперирующие главным образом (как, например, в архаических обществах) бинарными противопоставлениями: мужской–женский, высокий–низкий, сильный–слабый и т. п., организуют восприятие мира и при определённых условиях реально могут организовать сам этот мир» 6. Наделенные властью обладатели символического капитала официально санкционируют данный символический капитал, утверждая при этом «монополию легитимного символического насилия» 7.
1 Филлипс Л.Дж., Йоргенсен М.В. Дискурс-анализ: Теория и метод. Харьков, 2004. С. 14.
2 Там же. С. 26.
3 Дейк Т. ван. Дискурс и власть. Репрезентация доминирования в языке и коммуникации. М., 2013; Макаров М.Л. Основы теория дискурса. М., 2003. С.83–100.
4 Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности: Работы разных лет. М., 1996. С. 51.
5 Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989. С. 547.
6 Бурдьё П. Начала. С. 202.
7 Там же. С. 200.
О. Хархордин видит важность дискурсивного подхода именно в том, что в его рамках утверждается идея конструирования реальности. Сконструированные отдельными индивидами понятия навязываются остальным как имеющие всеобщее значение, «поскольку, когда эти категории утверждаются как обязательные для всех граждан данного государства, все начинают пользоваться ими для интерпретации своей повседневной жизни» 1. Аналогичной позиции придерживаются и другие исследователи, указывая, что в гендерном контексте дискурс власти определяется как организованная система смыслов и значений, выраженная в языковых категориях, выстроенная в терминах иерархии и исключения, формирующая определенные нормативные поля и тем самым легитимирующая социальное и культурное пространство, где формируется и воспроизводится гендерная субординация2.
В 1970-е гг. в рамках гендерных исследований усиливается внимание к
проблемам языка. А. Дворкин писала об особом постулате мужской «великой и возвышенной» власти – власти давать имена: «Он (мужчина – прим. моё. – Н.К.) активно утверждает свою власть именовать посредством силы, и он оправдывает силу посредством власти давать имена. Мир принадлежит ему, поскольку он называет в нем всё, включая её (женщину – прим. моё. – Н.К.). Она использует этот язык против себя, поскольку больше этот язык ни для чего не пригоден» 3. С точки зрения Д. Смит, объективированное в дискурсе общество санкционирует иерархию и исключение из дискурсов власти категорий людей, им же признанных маргинальными, к числу которых принадлежит и женщина4.
Предметом гендерных исследований в лингвистике, отмечает А.В. Кирилина,
стали – дискурсивный анализ женской и мужской речи, деконструкция зафиксированных в языке стереотипов фемининности и маскулинности,
1 Хархордин О. Основные понятия российской политики. М., 2011. С. 67.
2 Кукаренко Н.Н., Поспелова О.В., Данилова О.Л. Философские и политические категории в феминистском дискурсе. Архангельск, 2006. С. 84.
3 Дворкин А. Порнография: мужчины обладают женщинами // Гендерные исследования. 2000.
№ 4. С. 10–11.
4 Смит Д. Социологическая теория: методы патриархатного письма // Хрестоматия феминистских текстов. СПб., 2000. С. 30.
инвентаризации средств выражения мужественности и женственности в русском языке на фонологическом, лексическом, грамматическом уровнях и на уровне текста1.
Суммируя результаты гендерных исследований в лингвистике (труды Р. Лакоффа, Ю. Кристевой и др.), необходимо отметить следующее. Язык не только антропоцентричен, но и андроцентричен – в нём зафиксированы главным образом мужская перспектива, мужская субъективность, мужская картина мира, а женщинам отводятся второстепенная, маргинальная роль и статус объекта2. Учёными выделяются такие признаки андроцентризма: 1) отождествление понятий человек и мужчина; 2) имена существительные женского рода являются, как правило, производными от мужских, а не наоборот; 3) существительные мужского рода могут употребляться неспецифично, т. е. для обозначения лиц любого пола (действует механизм «включенности» в грамматический мужской род); 4) наименования одних и тех же профессий в мужском и женском вариантах
неравноценны; 5) синтаксическое согласование происходит по форме грамматического рода соответствующей части речи, а не по полу референта; 6) фемининность и маскулинность разграничены резко – как полюса и противопоставлены друг другу в качественном (положительная и отрицательная оценки) и в количественном (доминирование мужского как общечеловеческого) отношении, что ведёт к образованию гендерных асимметрий3.
В рамках гендерных исследований в лингвистике различают два течения.
Первое относится к исследованию языка с целью выявления асимметрий в системе языка, направленных против женщин, которые получили название языкового сексизма. Речь идёт, отмечает А.В. Кирилина, о патриархатных стереотипах, зафиксированных в языке и навязывающих его носителям определенную картину мира, в которой женщинам отводится второстепенная роль и приписываются в основном негативные качества4. В рамках этого
1 Гендер как интрига познания: сб. ст. / под ред. А.В. Кирилиной. М., 2000. С. 7.
2 Кирилина А.В. Гендерные исследования в лингвистических дисциплинах. С. 12.
3 Там же. С. 17.
4 Кирилина А.В. Гендер: лингвистические аспекты. С. 41.
направления исследуются: какие образы женщин фиксируются в языке, в каких семантических полях представлены женщины и какие коннотации сопутствуют этому представлению и т. д.1 Вторым направлением стало исследование коммуникации в однополых и смешанных группах2. Сами же учёные отмечают неоднозначность и дискуссионность выводов гендерных исследований в лингвистике, призывая применять их с определенными оговорками3
Применяя принципы дискурсивного анализа к текстам российских консерваторов, следует начать с «литературных споров» начала XIX в. Дискуссии между литературными сообществами «Арзамас» и «Беседа», между карамзинистами и шишковистами имели не только филологический, но и общественно-политический смысл4. Ю.М. Лотман полагал, что обостренный интерес к языку в русском обществе начала XIX в. не был ни попыткой уйти от политики в филологические проблемы, ни стремлением скрыть за обсуждением вопросов языка общественно значимые темы, которые по цензурным соображениям не могли гласно обсуждаться5. В этой борьбе, считает М.Г. Альтшуллер, дискутировались и проблемы развития русского языка, и пути развития русской литературы, культуры, истории, идеологии, образа мыслей, русского просвещения и русской государственности6.
Н.М. Карамзин предложил языковую реформу – использовать в российском
сообществе «новый слог», задействовать иностранные слова, неологизмы, упростить русский синтаксис и сократить употребление церковно-славянизмов7. Карамзин и его последователи, вошедшие в объединение «Арзамас», стремились расширить спектр тем и жанров современной им литературы8. Ещё в 1780-е гг. Карамзин сформировался как писатель-сентименталист. Наиболее яркими
1 Там же. С. 41.
2 Там же. С. 42.
3 Горошко Е., Кирилина А. Гендерные исследования в лингвистике сегодня // Гендерные исследования. 1999. № 2. С. 238.
4 Мартин А. Допотопный консерватизм... С. 59.
5 Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. СПб., 2002. С. 446.
6 Альтшуллер М.Г. Александр Семёнович Шишков. С. 37.
7 Орлов П.А. История русской литературы XVIII века. М., 1991. С. 250–257.
8 Арзамас: сб.: в 2 кн. М., 1994.
произведениями автора на данном этапе были «Бедная Лиза» и «Письма русского путешественника». В.Н. Топоров пишет: «“Бедная Лиза” – точка отсчёта… для всей русской прозы Нового времени»; «она… пятнадцать лет владела умами русских читателей» 1. Признавая основой познания ощущения, Карамзин желал развивать в женщинах сентиментальность как основу добродетели. На страницах его произведений женщины представлены как натуры чувствующие, страстные, жаждущие любви, хотя, по замечанию советских исследователей П. Беркова и Г. Макогоненко, часто с трагичной судьбой2. Чувственность позволяла выступать женщинам в качестве муз художников или создавать собственные произведения. Вращаясь в интеллектуальных кругах России и Европы, зная литературные произведения французских писательниц (м-м Жанлис, м-м де Сталь), Карамзин отмечал их художественную ценность и переводил на русский язык.
Как идеалист, рыцарь масонской ложи, Карамзин нашёл в женщинах свою авторскую аудиторию. Современный отечественный историк Ю.С. Пивоваров считает, что «Карамзин – первый среди русских социально субстанциональная личность. Человек, заговоривший с Богом, властью, обществом, женщиной и самим собой на частном языке, который и стал русским литературным языком» 3. В.В. Виноградов полагает, что автор апеллировал к дамскому вкусу как высшему арбитру в языковых спорах4. Отмеченная русским литературным критиком В.Г. Белинским «приторная чувствительность» 5 текстов Карамзина отражала внутренний мир женских переживаний. Мотивировки и психологические тонкости, примеры сердечных привязанностей, философия оптимизма делали произведения Карамзина популярными среди женщин. Исследователь
журналистского амплуа Карамзина Т.Ф. Пирожкова считает, что изображение
1 Топоров В.Н. Указ. соч. С. 6–7, 23.
2 Берков П., Макогоненко Г. Жизнь и творчество Н.М. Карамзина // Карамзин Н.М. Избранные сочинения: в 2 т. М.; Л., 1964. Т. 1. С. 18.
3 Пивоваров Ю.С. Полная гибель всерьёз: Избранные работы. М., 2004. С. 80.
4 Виноградов В.В. Язык Пушкина М.; Л., 1935. С. 223.
5 Белинский В.Г. Полное собрание сочинений: в 13 т. М., 1953. Т. 7. С. 56, 58.
жизни простых людей давало «пищу для женского ума» 1. Специалист в области русской литературы И.Л. Савкина пишет, что «гендерный аспект активно использовался Карамзиным в его борьбе за новый литературный язык и новую литературу» 2. По мнению А.А. Алексеева, «новый слог» Карамзина был рассчитан на женское сообщество, поскольку, учитывая низкий уровень образования дворянок и их слабую связь с книжной традицией, автор снабжал свой текст просторечно-разговорными добавлениями и лексическими семантическими и синтаксическими галлицизмами3.
«Феминизируя» русский литературный язык, Карамзин противопоставлял его
«подьяческому языку» с его славянизмами и элементами приказности, а также торжественному языку описания политиков, т. е. выносил его за рамки публичности. Для него содержание и значимость тем, способы выражения мыслей отражали иерархию общественной и приватной сфер.
Главный оппонент Н.М. Карамзина в литературных спорах А.С. Шишков в 1803 г. создал своё знаменитое произведение «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» (далее – «Рассуждения»). Необходимо отметить, что Шишков не был профессиональным филологом. Н.Н. Булич – специалист по истории русской литературы – в начале XX в. высмеивал адмирала: «Шишков весь отдался своим полемическим трудам, корнерытию, как называли тогда» 4.