Т.А. Иванова. Избранные труды (774560), страница 61
Текст из файла (страница 61)
Таковой представляется трансформация «крылатых слов» у В. Пьецуха в «Новой московской философии»: «Зачем вы стулья-то ломаете... не пойму? Вот тоже, народ: придет и сразу начинает стулья ломать, как будто их для того и поставили, чтобы все, кому не лень„ломали их на дрова.
И ведь ни одной собаке в голову не придет, что стул-то казенный, и, значит, ломая его на дрова, ты причиняешь убыток своей отчизне». Как видим, В. Пьецух снова возвращает нас к реальным стульям, поясняя «непонимающим», что «ломали их на дрова». Но, с его точки зрения, сслитература не может принять эту вполне жизненную фразу» и превращает ее в то, о чем написана эта заметка. Впервые опубликовано: РР.
1995. № 1. С. ПЗ вЂ” !!6. Рецензия на книгу: Филин Ф. П. Происхождение русского, украинского и белорусского языков. Л., 1972 Вышла в свет новая работа члена-корреспондента АН СССР Ф. П. Филина, одного из наиболее известных историков русского языка и знатоков современных его диалектов. Книга «Происхождение русского, украинского и белорусского языков» состоит из небольшого предисловия (с. 3 — 4), введения (с. 5-96), четырех частей (ч. 1 — с. 97-356, ч.
11— с. 357 — 473, ч. 111 — с. 474-515, ч. 1У вЂ” с. 5! 6 — 624), заключения (с. 625- 639), списка сокращений и указателя имен (с. 640 — 652). Результат многолетнего труда Ф. П. Филина, эта книга заслуживает самого пристального внимания. Она, как и ранее вышедшая его же книга «Образование языка восточных славян» (1962), представляет собой обобщающее исследование по ряду важнейших проблем, какого мы не имели после классических работ А.
А. Шахматова. Учитывая работы предшествующих ученых и привлекая разносторонний фактический материал, часто впервые вводимый в научный оборот, Ф. П. Филин создал оригинальную концепцию происхождения восточно-славянских языков, дал интересные и новые решения многих частных вопросов. Введение в монографию содержит три раздела, в которых рассматриваются вопросы, связанные с общей проблематикой исследования. В первом разделе освещаются важнейшие в славистике вопросы о прародине славян, распаде общеславянского языка и образовании языка восточных славян (с.
6-30). Полемизируя с учеными, определявшими прародину славян в Повислинье, Ф. П. Филин считает, что ее поиски должны опираться на следующие доказательства: «1) существенные языковые контакты между праславянскими и их родственными и неродственными соседями; 2) географические показания некоторых слоев праславянской лексики, а также данные топонимики; 3) свидетельства, получаемые посредством других наук.
Особо важное значение имеют сведения древних писателей, относящиеся к жизни древних славян и их соседей» (с. 11). В итоге рассмотрения этих доказательств Ф. П. Фтглин приходит к выводу, что славяне во второй половине 1 тысячелетия до н. э, занимали земли между средним течением Днепра и Западным Бугом. При этом он справедливо замечает, что подобные предположения, основывающиеся лишь на косвенных свидетельствах, «могут быть только более или менее правдоподобными рабочими гипотезами».
Вместе с тем следует согласиться с автором монографии и в том, что гипотеза о среднеднепровской — западнобужской прародине славян является наиболее правдоподобной. Ф. П. Филин придерживается той точки зрения, что общеславянский язык подвергся распаду незадолго до возникновения письменности на старославянском языке. Возникший в результате этого процесса восточнославянский (древнерусский) язык представлял собой ряд близкородственных говоров, некоторые диалектные черты которых по своему происхождению были древнее самого восточнославянского языка. Эта мысль, заслуживающая признания, проходит красной нитью во всех специальных частях работы и направлена против прямолинейной схемы языкового дробления, восходящей к «родословному древу» А.
Шлейхера. Во втором разделе введения — «Из истории вопроса о древнерусских диалектах и происхождении руссюго, украинсюго и белорусского языко⻠— представлен обширный обзор мнений разных ученых, начиная с А. Х. Востокова, Особенно подробно изложена неоднократно менявшаяся <ггрехчленная» концепция А. А. Шахматова.
Оценивая в дальнейшем концепции Т. Лер-Сплавинского, Н. С. Трубецкого, Р. И. Аванесова, а также других ученых, Ф. П. Филин отмечает некоторый схематизм их построений, учет лишь фонетических фактов, недооценку данных грамматики и лексики, а также то, что в этих концепциях «исторические соображения преобладают над лингвистическим материалом» (с. 69). В последнем разделе введения рассмотрены «некоторые проблемы реконструкции древнерусских диалектов» (с. 84-96).
Здесь первоочередной задачей исследователей Ф. П. Филин считает «настойчивое и неуклонное расширение фактической базы, выявление новых диалектных явлений ранней поры» (с. 86). Однако при решении этой задачи перед учеными «стоят большие трудности, подчас непреодолимые» (с. 89). К числу таких трудностей Ф. П. Филин справедливо относит, во-первых, «очень неравномерное географическое размещение древнерусских письменных памятников» (с. 89). Действительно, только новгородские говоры засвидетельствованы многочисленными письменными памятниками Х1-Х1Ч вв. Во всех остальных случаях «древнерусские земли представлены письменными памятниками Х1 — Х1Ч вв.
очень слабо или вовсе не представлены» (с. 89)'. Вторая трудность, с которой сталкивается исследователь древнерусских диалектов, — это «нетождественность устного и письменного языка», так как подавляющее большинство древнейших рукописей написано на старославянском языке русского извода, в который диалектные особенности древнерусской речи проникали с трудом. Наконец, «ано- ' В качестве примера последних названа и Рязанская земля, а Рязанская кормчая 1284 г. считается копией, переписанной киевскими писцами. Однако имеется работа Э. Д. Блохиной «Палеографнческое и фонетическое описание Рязанской кормчей 1284 г.» (автореф. дис....
канд. филол. наук, Л., 1970), в которой высказано предположение, что «все писцы Рязанской кормчей были представителями среднерусских (применительно к древнерусскому языку), скорее всего, рязанских говоров» (с. 26). 223 нимность древнерусских письменных произведений», т. е. то обстоятельство, что нам обычно остается неизвестным, из какой местности происходил автор или переписчик того нли иного произведения. Однако, несмотря на возникающие перед исследователями трудности, Ф.
П. Филин считает, что данные древнерусской письменности являются основными при реконструкции древнерусских диалектов. Здесь прежде всего необходимо установить «состав древнерусских диалектизмов разных языковых уровней и разных типов»„определить их изоглоссы, время возникновения и сдвиги, которые произошли в их истории, а затем уже должны решаться вопросы о том, составляют ли эти изоглоссы определенные древнерусские диалектные зоны и диалекты.
Всему этому и посвящены специальные части монографии. В них главное внимание сосредоточено на детальном описании диалектных явлений, как доставшихся восточнославянскому языку в наследство от праславянского, так и возникших в самом древнерусском языке в различные эпохи его обособленного существования. Анализируя обширный круг явлений, Ф. П. Филин постоянно привлекает разнообразные данные, при этом в значительной степени новые, дает всегда определенную оценку ранее высказанным предположениям и суждениям. Первая часть посвящена фонетическим диалектизмам. В ней последовательно и всесторонне рассмотрены аканье, судьба гласных о и о, судьба в, история гласных ы и ~ в южных диалекгах, изменение е в 'о, 'а в е; история праславянских сочетаний типа ~ъгб диалектные явления в системе гласных, обусловленные падением редуцированных ь и ь, исгория согласного г„цоканье, совпадение шипяших и свистящих согласных, развитие категории твердости — мягкости согласных, а также и другие, более мелкие, фонетические диалектизмы, Заключает первую часть монографии раздел, в котором фонетические диалектизмы подвергаются хронологической классификации.
Так, Ф. П. Филин выделяет следующие группы: н1) древнейшие, возникшие до образования языка восточных славян или в самом начале его сложения; 2) древние, появившиеся после формирования языка восточных славян, но раньше падения редуцированных ь и ь, и 3) поздние, оформившиеся во время падения редуцированных гласных и после падения редуцированных» (с. 341). По-видимому, большинство замечаний вызовет первая группа, так как критерии определения таких диалектизмов еше недостаточно выяснены.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
