Т.А. Иванова. Избранные труды (774560), страница 59
Текст из файла (страница 59)
А. Мещерским объяснения. И хотя нам по- прежнему не удалось отыскать в древнерусских памятниках устойчивое словосочетание праздновать трусу в более раннюю эпоху, «чем начало ХЧ11 в.», однако оно, безусловно, бытовало прежде всего в церковном обиходе с давнего времени. При этом, конечно, не в том значении, которое присуще этому фразеологизму в современном русском литературном языке. Обычай именно праздновать трусу, согласно Прологу (по сп. 1339 г.), восходит ко времени императора Феодосия 11 Малого, когда в 438 г. Константинополь и иные города были разрушены страшным землетрясением. Сам император с патриархом и причтом и со всеми людьми со слезами молились Богу, «кресты носяще». С тех пор и утвердился обычай «таковыя вины праз(д)нует ц(ерко)вь того память кр(ест)ы носяще»".
Как пишет Н. А. Мещерский, на календарные дни памяти трусу «сочинялись специальные последования и молитвословия». Так, в том же Прологе по списку 1339 года приведен тропарь, начинающийся словами: «Избави на(с) Г(оспод)и лраведнаго своего гнева...» Пришедший из Византии обычай праздиопагпь трусу, 'г. е. особым образом отмечать в церкви праведный Божий гнев, естественно, был известен издавна и в православной Руси. «Уже в месяцеслове Остро- мирова евангелия (1056-1057 |т.), — пишет Н. А.
Мещерский, — под 17 марта мы находим. "Па(мя)ть с(вя)таго Алекса, нарицаемаго ч(е)л (ове)ка б(о)жия, и великому троусоу"». Переосмысление традиционного безббразного устойчивого сочетания г1разднопагпь гпрусу, с точки зрения Н. А. Мещерского, произошло не ранее ХЧ111 в., когда в русском языке появилось омонимичное слово трус — «трусливый человек». Действительно, и наиболее ранняя словарная фиксация слова л|рус в значении «трусливый человек», и презрительно-ироническое употребление праздновать трусу в значении «трусить, бояться» относятся к ХЧ1П веку. По данным Словаря современного русского литературного языка (т. 15), впервые значение «трусливый человек» у слова трус отмечено в «Российском целлариусе» Фр. Гелтергофа (1771 г.). Заметим, что само слово трус по своему происхождению является регулярным праславянским образованием от глагола трясти.
Следовательно, первоначальным значением этого слова было «трясение», в том числе и «землетрясение». Частотность и терминологичность последнего значения у слова трусь в памятниках древнерусской письменности, безусловно, обязаны влиянию евангельского текста, в котором это слово неоднократно употребляется при переводе греческого пе1п(зо9— «землетрясение» (см., например, Евангелие от Матфея. 27, 54 и 28, 2). " Пролог по рукописи Публичной библиотеки Погод«некого Лревлехрапплпща. № 58. Пг., 19! 7.
Вып. 2. С. 349. 213 Вместе с тем это слово могло употребляться и в значении особого психофизического состояния человека, его нравственного потрясения: «и егда г(лаго)ла слово се к мне, въста(х) с трусомь (с трепетом.— Т. И.)», — Книга пророка Даниила. 10, П '4. По-видимому, именно на основе этого значения слова трус возникает в истории русского языка омоним, означающий лицо, характеризуемое по действию однокоренного глагола: трус — человек, который трусит.
У Н. С. Лескова в «Соборянах» обыгрываются эти два значения: « — Я (дьякон Ахилла. — Т. И.) всем хочу доказать, что я всех здесь храбрее <...> — Не хвалитесь. Иной раз и на храбреца трус (трепет, дрожь. — Т. И.) находит, а другой раз трус (человек. — Т. И.) чего и не ждешь наделает... »". Точно так же и переосмысленный фразеологизм трусу праздновать — «робеть, бояться, трусить» известен лишь с ХУ111 в. Впервые он отмечен А. И. Федоровым у Г. Р. Державина в комической народной опере «Дурочка умнее умных»: «Трусу, Сидоровна, празднуешь! Политика политикой, а драться надобно»".
Таким образом, появление нового образного фразеологического значения у словосочетания праздновать трусу, несомненно, зависело, вопервых, от основного в русском литературном языке значения глагола праздновать — «справлять праздник» (святому) и, во-вторых, от появления в русском языке омонима трус «трусливый человек». С точки зрения Н. А. Мещерского, ироническое переосмысление первоначально безббразного словосочетания лразновать трусу, вероятнее всего, произошло «в речи церковников и семинаристов», Думается, что и это умозаключение ученого не лишено оснований, хотя и не имеет бесспорных доказательств. Одним из косвенных свидетельств этого может служить образованный по той же модели фразеологизм Лытусу праздновал!ь, отмечснный еще В.
И. Далем (т. 11). С нашей точки зрения, само это «имя» является латинизированным вариантом слов пытала, лыталь, лытарь и др., употребляемых в русских народных говорах в значении «праздный гуляка, шатун, лодырь»". Думается, что данный вариант «святого» Лытуса с очевидностью указывает на ту же среду, где произошла и фразеологизация трусу праздновать. Ср. подобную «латинизацию» в речи бурсака у Н.
Г. Помяловского в «Очерках бурсы»; «Отец его спрашивает: "Как сказать по-латыни: лошадь свалилась с моста?** Молодец отвечает: "Лошадендус свалендус с мостендус"»". "Срезневский И. И. Материалы лля Словаря древнерусского языка: В 3 т. СПб., 1912. Т. 1!1. Стб. 1012-1013. "Лесков Н. С. Собр. сочи В 11 т. М., 1957. Т. 4, " Федоров А. И. Развитие русской фразеологии я конце ХНП! — начале Х!Х я. Новосибирск, 1973. " Словарь русских народных говоров. Л., 1981. Выл. 17. и Помяловский Н. Г. Сочи В 2 т.
Мл Л., 1965. Т. 2. 214 Заметим также, что экспрессия ироничности поговорки трусу праздновать, как справедливо пишет В. М. Макиенко, является «важным "намеком" на ее каламбурное образование; ведь такая экспрессивность создается за счет прозрачной (или когда-то прозрачной) "нарицательности" имени собственного»".
Именно таким, фактически фиктивным «именем собственным», является первоначально «святой» Трус, созданный языковой шуткой, каламбуром. Однако с течением времени это фиктивное «имя собственное» уже таковым перестает осознаваться и преврашается лишь в грамматически варьирующийся компонент фразеологизма трусу (п!руса) праздновать.
Впервые опубликовано: РР. 1998. йе 1. С. ! 07 — П2. " Макиенко В. М. Собственное нмя в составе русской фразеопогян!/ Сея1гов1оиепвка гив1в11ка. 1977. Кобо. ХХ11. № 1. ВСЕ (ВСЕ) И ВСЯ Включаем ли мы телевизор или радио, раскроем ли мы журнал или газету, непременно услышим или прочтем устойчивые выражения все и вся и «се и вся, ставшие в наше время журналистским штампом. Вот некоторые примеры их употребления: «Ненавидят все и вся»'1 «Стали печатать всех и вся»'1 «Без ... экспертов из академиков, бывало, растолковывавших все и вся насчет перестройки»'. Как видно из приведенных примеров, устойчивые сочетания все и вся, псе и вся «употребляются с усилительным значением исчерпывающей полноты чего-л., полного охвата чем-л.»".
При этом данное значение может конкретизироваться введением в текст грамматических уточнителей: от... до, начиная... кончая: «...у старика можно увидеть всех и вся — от солидных докторов наук до практикантов и девчонок из вивария»', «...опасен... своими наскоками на все и вся, начиная от правительства и кончая прессой»'.
Заметим, что ася в этих сочетаниях восходит к архаичной форме именительного!винительного падежа множественного числа среднего рода местоимения все. Считается, что по происхождению она является церковнославянской'. Сравните в речи игумена: «Вам мирянам, да еще в пути сущим, разрешение на вся, а нам, грешным, не подобает»з, а также в славянизированном «послании на Керженец от московского общества старообрядцев» в том же романе П. И. Мельникова-Печерского: «Аще восхощете о чем знати, той наш посланник вся по ряду уста ко устам да глаголет»'.
Вместе с тем в современном языке постоянно отмечается употребление формы вся и в других падежах. Естественно, чаще всего в роди- ' Быков В. Попытка устыдиться Н Московские новости. 1990. № 47, ' Памяти А. Н. Стругацкого Д Книжное обозрение. !99!. № 42. ' Кондрашов Сш. Момент истины Н Известия. 1992. 7 мая. ' Словарь русского языка: В 4 т.
М., 198! — 1984. Т. 1. 'КронА. Бессонница Н Новый мир. !977. №4. С. !4. ' Андреев Н. Президент России постоянен в своей непредсказуемости Н Известия. 1992. 7 мая. ' Толковый словарь русского языка ! Пол рел. Д. Н. Ушакова: В 4 т. М., 1935- 1940. Т. 1. ' Мельников П. И. (Андрей Печерский). В лесах. М., 1958. Ки.
1. ' Там же. Ки. 2. С. 384. 21б тельном, близком и семантически, и формально винительному падежу. Вот некоторые примеры подобного употребления в устной речи: род. п. — «деградация всего и вся», «разгон всех и вся», «неожиданность для всех и вся»; дат. и. — «равнодушие ко всем и вся»; творит. п. — «недовольство всем и вся», «солидарны со всеми и вся»; предл. и. — «нехватки во всем и вся» (Центральное, Российское и С.-Петербургское телевидение и радио). Конечно, подобное употребление легче всего может быть расценено как одна из речевых ошибок, которых, к сожалению, достаточно в современном русском языке. Однако, как кажется, это не совсем так.
И дело заключается не только в том, что «неизменяемое» словечко вся в этих устойчивых сочетаниях употребляют наши лучшие и наиболее известные публицисты и писатели, упрекать которых в незнании русского литературного языка вряд ли справедливо, Сравните: род. и.— «...в этой связке всего и вся»'е; «...тотальная регуляция всего и вся»"; «...переименование всего и вся»"; «...мода на дележку всего и вся»'з; «Вместе с тем новые времена обернулись... нехватками всего и вся»'4; дат.
п. — «...радость возрастного... вызова всем и вся»"! «..."Ц. Т.", служившее всем и вся»'"; предл. и. — «... футляры, чехлы, тенты на всем и вся»". Думается, что подобное употребление, т. е. превращение первоначальной формы именительного/винительного падежа в неизменяемое вся, обусловлено его вхождением в устойчивое (фразеологическое) словосочетание. Именно процесс фразеологизации свободных сочетаний слов в устойчивые (связанные) может приводить к закреплению в них разных архаизмов, как лексико-семантических, так и грамматических, что и наблюдается в данном случае.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
