История русского литературного языка (Виноградов В. В.) (774552), страница 90
Текст из файла (страница 90)
Сли/еичевий. Прилови народно! метрики, «Годшпжак Скопског филозофског факуятета», 1, 1936; Н. уа!со»зои. 8«п61ев ш сошрага«»че 81ач1с шест!се. «Ох1огй 81ачошс рарегю, П1, 1952; Он же. Зе1ес«ей чт1«шйв, 1Ч, 1966. '«Н. Тарика«скип. Указ. соч., стр. 6. " Там же, стр. СС " А. В. Соловьев. Заметки к «Сиону о погибели Рускыя »емли», «Труды Отдела древнерусской литературы», ХЧ, 1958, стр.
88. «„ Слово о погибели русской земли", — заключает К. Тарановский,— произведение риторическое, но не церковного, а светского типа. И по- атому его автор обратился к риторическим жанрам русского фольклора и проникся их ритмикой и образностью. Чтобы в этом убедиться, стоит только сравнить начало „Слова" со следующим местом свадебного приговора: Кхать бы нам/ Чистыми полями,/ Крутыми горами,/ Черными грязями,/ В. В. виногРАдов Общность ритмики и образности текста, созданного в тринадцатом веке, и текста, записанного в девятнадцатом, может свидетельствовать только об одном: об общем народном источнике обоих текстов, источнике, восходящем к глубочайшей древности» ат. Итак, «Слово о погибели русской земли» представляет с лингвистической и поэтической точки зрения самобытное гибридное произведение— народно-русское и вместе с тем церковнославянское.
Оно наглядно показывает, какой сложный и глубокий процесс синтезирования народных восточнославянских и книжных церковнославянских элементов протекал в русском литературном языке с самых первых веков его развития. Вместе с тем по этим иллюстрациям можно судить, какие борозды литературности и стихотворной поэтичности прорезывали в разных направлениях систему древнерусского литературного языка, содействуя формированию и выделению из общей сферы литературно-письменной речи языка в собственном смысле литературного славяно-русского. Особенно вал«нее значение в решении и постановке вопросов, касающихся формирования и развития древнерусского литературного языка, имеет «Моление Даниила Заточника». Недаром С. П.
Обнорский включил его в число важнейших памятников древнерусского народно-литературного языка. Анализ К, Тарановского вносит новые черты в понимание этого произведения и его места в развитии древнерусской литературы и древнерусского литературного языка. К. Тарановскнй пишет: «„Моление Даниила Заточника" — произведение ритмизированное.
Его текст, в общем, распадается на сопоставимые между собою интонацнонно-синтаксические отрезки, которые назовем строками. „Моление" — произведение риторическое, с установкой па адресата» 'а. «Моление» объединяет стиль и образы церковнославянского языка и языка народного русского. В страстных «молитвенных обращениях» к князю автор «Моления» естественно прибегает к молитвословному стиху (т. е. к стиху церковнославянскому). Тфмь же вопию к тебе', одержимь нищетою: Помилуи мя, сыне великаго царя Владимера, Да не восплачюся рыдая, аки Адамь рая; Пусти тучю на землю художества моего»». Ср. также: Княже мон, господине! Яви ми зракь лица своего, Яко глась твои сладокь, и образ твои красень; Меъ нсачають устнь твои, И послан1е твое аки ран съ плодомь.
Но егда веселншися многими брашны, А мене помяни, сухь хлфбь ядуща; Или п1еши сладкое пит4е, А мене памянн, теплу воду шюща от мЪста низав%трепа; Егда лежаши на мяккыхь постеляхь подь собольими одЪялы. и Н. Тарасовский. Укаа. соч., стр. 13. и Там же, стр. 14. и Н. Н. Зарубин. Слово Даниила Заточника пс редакциям Х11 и Х111 зв. и их переделкам.
Л., 1932, стр. 11. ОснОВные Вопросы и 3АЦАчи изучения истОРии Русского языкА 265 А мене помяни, подь единымь платомь лежаща и зимою умирающа, И каплями дождевыми аки стрелами сердце пронизающевс. «Моление Даниила Заточник໠— произведение не только риторическое, но и дидактическое.
В своих поучительных сентенциях автор «Моления» прибегает к народному сказовому стиху гномического типа. Этот стих автор явно сознает как особую ритмическую систему и называет ее «мирскимн притчами», Глаголеть бо ся в мирских притчахчи Ни ппща во птицахь сычь;/ ни в звврехь авгарь ежъ;/ Ни рыба в рыбахь ракь;/ ни скоть в скотехы«оза; Ни холопь в холопахь,/ хто у холопа работаеть, Ни мужь в мужехь,/ которыи жены слушает; Ни жена в женах,/ которая от мул<а блядеть; Ни работа в работехь./ Подь женами повозничати 4' Молитвословный и скааовый стих не противоречат друг другу, «Переход от одной ритмической структуры к другой фактически является переключением главного ритмического сигнала (сильного ударения) с начала строк на концы колонов и строк.
В „серьезных местах", не окрашенных юмором, оба типа стиха могут свободно сочетаться» вз. К. Тарановский приводит такой интересный пример комбинации двух ритмических структур в отрывке по Чудовскому списку: Княже мои, господине) Это типичная строка стиха молитвословного. За ней следуют четыре строки сказового стиха с ясно выраженной звуковой фактурой, характерной для «заговоров и пословиц»: Кому Переславль,! а мяЪ Гореславль; Кому Боголюбиво,/ а мне горе лютое; Кому Белоозеро,/ а мпе чернбве смолы; Кому Лаче озеро,/ а мне много плача исполнено...'з Последняя строка, отмеченная каденцией, как зто часто бывает в молитвословпом стихе, лишена четко выраженных ритмических сигналов («нулевой знак» перед каденцией): Зане часть моя не прорасте в нем 44.
«Молитвословный» и сказовый стихи в «Молении» могут не только сочетаться, но и противопоставляться друг другу. Такое противопоставление имеет место при резком переходе от одной тональности к другой, причем изменяется и ритмическая структура текста. К. Тарановский находит яркий пример такого «переключения» в конце «Моления» по Чудовскому списку: 1 Может лн разумь/ глаголати сладкаг 2 Сука не может/ родити жеребяти; 3 Аще б(ы) родила,/ кому на немь 'кадит(и), 'а Там же, стр. $4-$6. " Там жс, стр. 69. вв К. Таранов«кол. Указ. соч„стр.
»6. вв Н. Н. Зарубин. Указ. соч„стр. 6$. вв К. Тарановский. Указ. соч., стр. 17. В. В. ВИНОГРАДОВ 266 Но далее, на 11 строке, автор заявляет о своем переходе от сказового стиха к стиху молитвословному, от «мирских притч» к церковно-торжественной поэзии: Но уже оставимь ръчи и рцем сице. 12 Воскресни, боже, суди земли! 13 Силу нашему князю укрепи; 14 Ленивые утверди; 15 Вложи ярость страшливымь в сердце. 16 Не дав же, господи, в полонь земли пашен языкомь, незнающим бога...'» Уже из этих иллюстраций ясно видно, какими острыми и сложными бывают в «Молении» сочетания, смены и противопоставления стилей церковнославянских и народно-поэтических, фольклорных. И.
Н. Жданов в заключение своей очень интересной статьи «Русская поэзия в домонгольскую эпоху», содержащей ценный материал для исследования взаимодействия церковнославянского литературного творчества с древнерусской народной поэзией, ш«сал: «Наше обозрение указаний на древнерусские поэтические памятники было бы не полно, если бы мы не упомянули о притче. С этой формой народно-поэтического слова мы нередко встречаемся в памятниках древнерусской письменности. Самый обильный материал для изучения притчи находим в „Слове Даниила Заточника" » в«.
Вопросы слияния с церковнославянским древнерусским языком разновидностей восточнославянской народно-бытовой речи, фольклорных стилей и приказно-делового языка с Х1 до ХГЧ в. требуют отдельного рассмотрения. Приказно-деловой'язык в силу характерной для него многообразной эволюции, направленной и в сторону живой народной, иногда диалектной и народно-поэтической речи, и в сторону разных церковно-книжных жанров древнерусской литературы, требует особого внимания и особого рассмотрения. «Самый процесс внедрения в литературу русского (народного. — В. В.) языка в его разнообразных видах (просторечный, фольклорный, документальный, воинский и т. д.), формы борьбы и объединения его с выработанными нормами книжного церковнославянского языка, причины преобладания то одной, то другой языковой стихии, — все это темы, подлежащие разработке», — писала В.
П. Адрианова-Перетц, определяя задачи исследований в области древнерусского языка и древнерус- в' Н, Н, 3«рубин. Указ. соч., стр. 72 — 73. вв Н. Н. Жданов. Соч., т. В СПб., 1904, стр. 359. 4 Ино ти есть/ 5 И инъ ти есть/ 6 А иное конь,/ 7 Ин ти есть умен! 8 Безумных бо/ Яа 9 Или речеши, княже:/ 10 То добра пса/ копья лодия, корабль, а иное лошед; а инъ безумень. ни куют, ни льют но сами ся рая«аютъ. солгаль есми аки песь, князи и бояре любять. ОснОВные ВОпРОсы и 3АдАчи изучения истОРии РусскОГО языкА 297 ской литературы.
«В итоге должно быть представлено во всей полноте соотношение в литературном языке разных эпох обеих языковых стихий.. »«т. Приемы и принципы взаимодействия и слияния восточнославянской— устной и письменной — бытовой речи с церковнославянским языком обнаруживались или в разных жанрах памятников русского церковнославянского литературного языка, или в структуре разных частей его словаря.
Так, И. П. Времин в своем исследовании «Киевская летопись как памятник литературы» различает в составе этого произведения по стилю две жанровые части: погодные записи н рассказы — и повести. «Основное литературное качество погодного известия — д о к у м е н т а л ь н о с т ь. Проявляется она во всем: и в этом характерном отсутствии „автора", и в деловой протокольности изложения, и в строгой фактографичности» 4». «Летописный рассказ в не меньшей степени документален, чем погодная запись». Он не претендует на литературность и преследует цели простой информации. Сказовые интонации «производят впечатление устного рассказа, только слегка окниженного в процессе записи». Например: загорожено бо бяше тогда столпиелс..., бе же тогда ночь темна..., изблудиша всю ночь и т.
п. «сНекоторые рассказы, в особенности же рассказы об Изяславе Мстиславиче, производят впечатление делового отчета, военного донесения» "«. И тут преобладает живая восточнославянская речь. Выразительны частые речи действующих лиц. Многие речи живо воспроизводят обычную восточнославянскую княжеско-дружинную фразеологию, например: поиди, княже, к нам, хочем тебе; не лежи, княже, Глеб ти пришел на тя вборзе; не твое веремя, поеди прочь; мне отчина Киев, а нв тобе и др. под. Хотя речи действующих лиц носят явные следы некоторой литературной обработки, все же словарь летописи насыщен терминами быта, л«изыми отголосками разговорной речи Х11 в,, например: товар ублюдоша, полезоша на кони, присунушася к Баручю, ополонишася дружина, нетверд ему бе брод и т.