История русского литературного языка (Виноградов В. В.) (774552), страница 35
Текст из файла (страница 35)
стр. 69. стр. 72 — 73. стр. 73. >»> «Труды даны в мв Твм же "» Там же "«Там >к« тех грамматических, лексико-семантических тенденций и форм образования слов, которые были заложены в старославянском языке,и творческого образования новых форм, конструкций и слов под влиянием живой восточнославянской речи. Два противопоставленных и непрестанно соло. ставляемых типа древнерусского литературного языка — кннжно-славянский и народно-литературный — выступают как две функционально разграниченные и жанрово-разнородные системы литературного вырал«ения. Будучи в своих контрастных, наиболее <чистых» концентрациях с генетической точки арения двумя разными «языками», но ставши затем двумя разными типами древнерусского литературного языка, книжно-славянский тип в восточнославянском обличьи и народно-литературный восточнославянский тип вступили в сложное и разнообразное взаимоотношение и взаимодействие в кругу разных жанров древнерусской литературы.
И. П. Еремин В своем исследовании «Киевская летопись как памятник литературьв> '«7 очень убедительно показал разные способы применения обоих типов древнерусского литературного языка, с одной стороны, в погодных записях и рассказах и, с другой стороны, — в повестях. «Основное литературное качество погодного известия — документальность. Проявляется она во всем: и в этом характерном отсутствии „автора", и в деловой протокольности изложения, и в строгой фактографичности» "».
О стиле летописного рассказа И. П. Еремин отзывается так: «Летописный рассказ в неменьшей степени документ ален, чем погодная запись... Как и всякий рассказ очевидца, он нередко отмечен печатью той непосредственности, которая так характерна для такого рассказа, не претендующего на литературность и преследующего цели простой информации. Своими отчетливыми „сказовыми" интонациями он порою производит впечатление устного рассказа, только слегка окнижненного в процессе за>виси: „...нача Изяслав полны рядити с братьею, и доспев иде к Подолью, а Ростислав стояше с Андреевичем подле столпье, гагоролгеио бо бяи>е тогда стоянием от Горь> ояи и до Днепра" (стр.
353)... „Василко же Ярополчичь уведав е (половцев) из Михайлова, н еха на не ночи, бе лге тогда ночь темна, и уступиша пнем путем, изблудиша всю ночь..." (стр. 376)» 'э'. <Некоторые рассказы, в особенности же рассказы об Изяславе Мстиславиче, производят впечатление делового отчета, военного донесения: до такой степени точно и обстоятельно излагают они положение вещей» '". Характерны мелкие детали, отмечаемые летописцем.
«Андрей Юрьевич во время битвы на Перелетовом поле „возмя копье и еха наперед", но в этот момент „бодо>па конь под ннм в ноздри, конь же нача сояатнся под ним, и шелом спаде с него, и щнт на нем сторгоша"» (стр. 303). «Одна из наиболее характерных особенностей летописного рассказа— речи действующих лнц повествования... действующие лица постоянно по любому поводу обмениваются речами, иногда произносят целые обширные монологи... Речи Киевской летописи ничего общего не имеют с речами античных историков или с хорошо известной древнерусскому книжнику ХП в. „Историей Иудейской войны" Флавия Иосифа. Там речи — литера- изучение ОВРАзОВАния и РАзВития древнерусского языкА 103 турная фикция,.часто прием, украшающий повествование; здесь — живой документ» "'.
И. П. Еремин приводит примеры этому: «Под 1150 г. дружина дает Изяславу Мстиславичу такой совет: „Княже! Нелзе ти понти на нь (речь идет о Владимире Галицком), се перед тобою река, но еще зла, како на нь хочеши поехати? А еще стоить заложився лесом; ныне же того, княже, не прави, но поеди Киеву своей дружине; аже ны Володимер где постигнеть, а ту с ним ся биемы; а како ны еси у Заречьска рекл: аче ны Гюрги усрячеть, а с тем ся бием; ныне же, княже, не стряпай, но поеди; а что ти будешь на Тетереви, а ту к тобе дружина твоя вси приедуть, а что ти бог дасть и до Белагорода доидеши перед ним, а боле дружины к тобе приедеть, а болши 'ти сила" (стр. 286). Здесь перед нами целый военный план, сформулированный в терминах той эпохи, разработанный до деталей» '". Многие речи вььрааительно воспроизводят обычную княжеско-дружинную фразеологию ХП в., например: поиди, княже, к нам, хочем тебе (стр.
230); не лежи, княже, Глеб ти пришел на тя.вборзе (стр, 253); не твое веремя, поеди прочь (стр. 279); мне отчина Киев, а не тобе (стр. 329); что, княже, стоишиР Поеди из города; нам их не перемочи (стр. 371) и др. Понятно, что речи действующих лнц носят явные следы литературной переработки. И все же словарь летописи насыщен терминами быта, живыми отголосками разговорной речи ХП в., например: присунушася к Баручю, товар ублюдоша (стр.
211); чюя товар (стр. 221); ополонишася дружина (стр. 240); полезоша на кони (стр. 269); нетверд ему бе брод (стр. 295); нача Андрей виньь покладывать на Ростиславичи (стр. 388) и т. п. Само собой разумеется, что в летописном рассказе много клише, традиционных формул, литературных штампов. Напротив, в тех частях летоштси, которые И.
П. Ереминым условно называются повестями, явственно проступают элементы агиографической стилизации, основные черты книжно-славянского типа языка. «Только освобожденный от всего „временного", всего „частного" и „случайного", человек мог стать героем агиографического повествования — обобщенным воплощением добра н зла, „злодейства" или „святости"» '". Об этом выразительно говорят хотя бы эпитеты, которыми теперь как ореолом начинает окружаться имя князя: благоверный, христолюбивый, честный, блаженный, братолюбець, нищелюбець, бе украшен всякою добродетелию, кроток, благонравен, манастыре любя, чернецькый чин чтяше, нищая добре набдяше, избранник божий, въистину божий угодник, страха божия наполнен и т. п.
Цветистая риторическая фразеология, торжественные славянизмы, церковно-книжные формулы типичны для такого стилп, например: не помрачи ума своего пьянством, о законопреступници, враги, всея правды Христовы отметьници, в руце твои предаю тобе дух мой, ризоьо мя честною защити, приври на немощь мою, искушени быша от дьявола, яке злато в горниле, благоверная отрасль и мн.
др. под. В работе «Историческая литература Х1 — начала Х17 в. н народная поэзия» В. П. Адрианова-Перетц пишет: «В Повести временных лет... пословица-поговорка вводится лишь вместе с народным преданием. Летописец не пользуется еще в собственном повествовании выделенной народной пословицей — такое ее применение придет позднее. Для подерепле- "' Тзм же, стр. 74 — 75. '" Там же, стр.
75. "' Там же, стр. 85. В, В. ВИНОГРАДОВ 104 ния своих собственных размышлений летописец предпочитает польаоваться книжными изречениями, дающими ему возможность противопоставить новое христианское отношение к событиям и новую оценку поведения человека — всегда идеалистическую, — реалистическому мировоззрению устной пословицы. Летопись Х1 — ХП вв. воспроизвела заговорно-заклинательные формулы. Так, исконные клятвы над оружием угадываются под заговорными формулами договоров с греками Игоря н его сына Святослава.
Однако за исключением более илк менее прочных фразеологических сочетаний, закрепленных в пословицах, поговорках, заклинаниях,— трудно установить, чтб в ярком и выразительном языке старшей летописи может быть отнесено к поэтической речи фольклора. Огромное воздействие на язык летописцев образности живого русского языка— факт неоспоримый. Но почти невозможно в каждом отдельном случае определить, прошла лк уже эта живая речь через обработку фольклорной практики, прежде чем она достигла летописного рассказа. Задача историков русского языка — разобраться в атих сложных вопросах образования поэтической фразеологии старших памятников древнерусской литературы, среди которых первое место по праву занимает Повесть временных лет» п« Глубокое и тесное сплетение восточнославянизмов и старославянизмов характерно и для тех, памятников древнейшей русской письменности, которые выдвигаются С.
П. Обнорским и его приверженцами в защиту единой восточнославянской народно-разговорной базы древнерусского литературного языка. Так, фразеология «Поучения» Владимира Мономаха нередко носит явный отпечаток византийско-болгарского языкового влияния. Например: и слезы напустите о грйсзхь своихь (ср. капля испусти слезь своихь); ср, в )Нитки Феодосия: плачь и сльгы иэь очью испоущаахоу; в Ипатьевской летописи: слезы испущая оть зкницю (364); в Лаврентьевской летописи: жалостныя и радостныя слезы испущающг (401); в Новгородской 1 летописи: влад»яка Симеонь...
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
