История русского литературного языка (Виноградов В. В.) (774552), страница 32
Текст из файла (страница 32)
В. М. Истрин высказал мысль, что лексика древнерусского народного языка была ближе к западнославянским языкам, чем к языкам южнославянским. <Словарный материал вышел из общего праславянского языка, но судьба его в каждой ветви и, далее, в каждом языке была не во всем одинакова. Иные слова могли утрачиваться, а иные вновь возникать в отдельных ветвях, следы чего обнаруживались позднее в сохранности того или иного слова не во всех ветвях славянских языков и, далее, не во всех отдельных языках. В отношении словарного материала русский язык оказался ближе к чешскому языку, нежели к южнославянским, как по количеству слов, так и по сохранности их значений.
Поэтому не удивительно, что в русском языне, древнем и современном, оказываютси слова, параллели которым не наблгодаются ни в дошедших до нас древнейших южнославянских памятниках, ни в современных сербском и болгарском языках, но которым находятся параллели в языках чешском и отчасти польском... (ср. в языке Хроники Георгия Амартола — по указанию П. А. Лаврова. — В. В.). Общность словарного материала между русским и чешским языками в памятнике в таких случаях будет исконной, идущей от древнейшего времени из общеславянского праязыка, как, например, большое количество глаголов с префиксом «вы», замененных в южнославянских языках (кроме славинского) теми же глаголами с префиксом <из», при сохранении, однако, последнего и в русском и в чешском» т'. С этой точки зрения и западнославянизмы в составе старославянского языка могли находить себе близкие соответствия в строе живой восточнославянской речи.
Н. К. Никольский доказывал, что словарь древнерусского книжного языка обнаруживает следы заимствований церковных и не церковных терминов западнославинского происхождения. Правда, оп вырви алея слишком решительно: «С исторической точки зрения остается неясным, почему словарный материал, какой мы имеем в древних наших памятниках, должен был переправляться из Моравии и х1ехии сначала в Болгарию, а затем на Русь. Даже в самой летописи имеется ряд слов н выражений, сближающих ее с паннонскими я<нтиями и с остатками древнейшей чешской письменности» т» [ср.
клети, папежь и т. п., каландьь, заповедь, неприязнь (дьявол, (шш!спз), алтарь, по»иный и т. п.], «Если бы наша письменность до конца Х1 в. была в зависимости только от Болгарии, — писал Н. К. Никольский, — то трудно также было бы объяснить, г' В. М, Нсгрин. Хроника Георгии Амвртвлв..., т. 1П вЂ” Словарь. Л., !930, стр.
Х1_#_1 (Введение). г» Н. К. Никольский. Повесть временных лет..., стр. !4. изучкник овглзовлния и тлзвития дгввнктусского языка почему язык нашей летописи не знает целого ряда слов и обо«1»отав,встречающихся у 1болгарских1 писателей времени царя Симеона> з, так называемого золотого века древнеболгарской письменности.
Общеизвестно, что старославянскому языку была свойственна богатая и разнообразная синонимика, например: любоойй и блждьникь, вожделение и похоть; ударение и заушение; днмонь и кумирь; гизанть и шудь; жрйтва и трббат«; лзьлкь и страна; вьзвысити и вьзнести; искренний и блилснии; книзочий и книжникь; алкати и поститиса, и мн. др. под.
Знаменита и эапечатлйти употребляются как синонимы в старославянских памятниках (греч. оур«711<»). Есть мнение, что запечатл'ети— менее древнее образованнее». Эта богатая синоннмика старославянского языка перешла в древнерусский литературный язык и подверглась здесь коренным изменениям, отражая своеобразный процесс развития славяно- книжного типа русского литературного языка.
Так, одно и то же греческое слово в Хронике Георгия Амартола передается серией синонимов: айс8«швйш — через мьнйти, обонлти, разумйти, съвйдйти, услышапш, чути; 8«ш᫠— зъль, лихть лукавь, люттб «»»та— домысль, домышление, замышление, мь«ель, помысль, размышление, разумь, разумение, сьмысль, умъ, чувьствие и т. и.' «В научной литературе неоднократно указывалось на ббльшую синонимнчность древнерусского языка по сравнению с языком современным»,— пишет А. П. Евгеньева тг, ссылаясь на совершенно разные по содержанию и значению замечания П.
С. Билярского, Б. А. Ларина и Ф. П. Филина«». А. П. Евгеньева выдвигает две причины этого синонимического обилия: первая — это необходимость посредством складывающегося письменно-литературного языка выразить «понятия и представления нового мировоззрения», вторая — «диалектная раздробленность и отсутствие единого литературного языка».
Совершенно ясно, что обе эти причины — надуманные. Они не подтверждены широким конкретно-историческим анализом языка русских памятников древнейшей поры. Между тем было бы чрезвычайно важно на основе исследования большого материала выяснить состав и специфические качества грамматической и лексической синонимики в рамках книжно-славянского типа древнерусского литературного языка, с одной стороны, и в рамках литературно обработанного народного восточнославянского типа, с другой.
Например, в старославянском типе языка смысловые очертания отвлеченных слов, несмотря на развитость отвлеченной лексики, нередко были неопределенны за границами христианской догматики. Характерно, что один новгородский переводчик конца ХУ в., переводя латинский трактат о времяисчислении, для " Там же, стр. 15. ««Срс И. Евсеев.
Ипата пророка Исайи в древнеславянском переводе, ч. 1 — 2. СПб., 1897, стр. 98 л след. Ср. Реценвяю И. В. Яглча в «АгсЫ» Рйг «1агбз«Ь« РЬ11о1о91е», 1902, В. ХХ1Ч, Н. 1 — 2, стр. 254 и след. '«С. М. 11ульбакив. Лексика Хилакдарских отрывков Х1 века. «Изв. ОРЯС>, т. Ч1, кл. 4, 1901, стр. 135 и 137. Ср, также; А.
У«удела РгоЫешез 4«ушо1о919аез.— ВЕЗИ, Х 34, 1азс. 1 — 4, 1957, стр. 138 — 141. ««Б, М, И«грив. Хроника Георгик Амартола..., т. 11, стр. 8, 46, 70. и А. П. Ев»евье«в. Язык русской устной поэзии. «Труды Отдела древнерусской лятервтуры», ЧП, стр. 206. «» Л.
С. Билярскиа. Замечалля о языке сказания о св. Борисе я Глебе. «Записки Академии наук», т. П. СП5«1862, стр. 120; Б. А. 7«рив. Проект древнерусского словаря. М.— Л., 1936, стр. 51; Ф. Л. Филин. Очерк истории русского языка до Х1Ч столетия. Л., 1940, стр, 81 — 83. В. В. ВИНОГРАДОВ передачи латинского зра11пш воспользовался словом продолжение, но затем пояснил его словом пространство»э.
Разные по времени и по месту образования лексические пласты старославянского языка становились стилистически равноценными, синонимичными и однородными в лексическом строе древнерусского языка. Напротив, стилистически близкие словарные гнезда или ряды старославянского языка могли в книжно-славянском типе русского языка разойтись. Многие старославянизмы должны были слиться с русизмами, многие — отмереть или подвергнуться изоляции. Само собой разумеется, что эти процессы были длительными и сложными. В истории русского языка понятие старославянизма должно быть дополнено более широким понятием литературного или книжного славянорусизма древнейшей формации. В самом деле, старославянизмы меняли свой стилистический облик и свои семантические функции, становясь элементами древнерусского литературного языка, его книжно-славянского типа.
Они скрещивались с русизмами. Уже в Х1 в. вырастает самостоятельная школа восточнославянских переводчиков и литераторов, которые свободно пользуются старославянским лексическим инвентарем и на основе разнообразных комбинаций старославянских и восточнославянских элементов вырабатывают новые слова и фразеологические обороты для выражения новых понятий и оттенков.
Понятно, что и старославянские лексемы здесь могли подвергаться резкому переосмыслению. Тут открывалась новая область восточнославянского литературного творчества. Задача историка языка — определить н изучить разные семантические и стилистические типы славяно-русизмов, установить приемы их образования, их конструкции и открыть принципы связи и развития их значений. Таким образом, уже в древнейший период истории русского языка должны быть разграничены три'категории явлений, подводимых под понятие славянизма: 1) бытовые болгаризмы, 2) славннизмы и 3) кни»гарные славяно-русизмы. Трудность разграничения старославянизмов и древнерусизмов в старейших наших письменных памятниках (Х1 — ХН1 вв.) усиливается тем, что общеславянское наследие в составе восточнославянских, западнославянских и южнославянскнх языков могло быть очень широко и однородно.
Мел ду тем оно не выясненозо. Так, одни и те же слова — и приблизительно с одинаковым кругом значений — употреблялись и в старославянском языке и в живых восточнославянских говорах. Другие слова, тождественные со славяннзмами, могли самостоятельно возникать в стиле древнерусского переводчика для передачи соответствующих греческих выражений. Наконец, этимологически родственные группы слов, несмотря на различия префиксов и суффиксов, в старославянском и древнерусском языках были семантически настолько близки, что провести точную границу внутри них между старославянизмами и древнерусизмами во мно-.
гих случаях очень затруднительно. Уже в многочисленных работах по языку древнейших памятников русского письма были отмечены разнообразные приемы и принципы приспособления старославянского языка к восточнославянской звуковой системе (например, в произношении 4, ъ, ь, "Смз В. Н. немея»евим Из истерии переводной литературы з Новгороде конца Х»' столетия, «Сборник статей в честь акад. А. И.
Соболевского, изданный ко дяю семидесятилетия со дяя его рождеяяя». Л., 1928, стр. 379 — 380. и См: В. М. Истрия. Хроника Георгия Амаргола..., т. 111, стр. ХРП (Вяедеяяе). изучение ОБРАзоВАния и РАЭВития дреВнеРУсского языкА 95 ч, шт — щ и др. под,.), к восточнославянскому строю форм именного и глагольного словоизменения (например, в формах род. пад. ж. рода прилагательных, местоимений, а также имен существительных вроде сейча, пустыни, в формах имперфекта и т.
д.); ср, также преобладание слов типа рожьство в русских текстах до конца Х?т' в. Процесс облил«ения и взаимодействия структуры старославянского языка со строем восточнославянской речи происходил в Х1 в. (как свидетельствуют памятники) настолько интенсивно, что можно ставить вопрос о своеобразной акклиматизации или ассимиляции старославянского языка на русской почве. В. М. Истрин правильно указывал на то, что грани между старославянизмами и образованными по тем же образцам и моделям древнерусскими княжными словами очень зыбки и неясны.
Отсутствие слова в церковнославянских словарях Востокова и Миклошича, а также в словоуказателях к отдельным памятникам старославянского языка само по себе вовсе не может служить доказательством его русского происхождения, если такое слово найдено в древнерусских памятниках Х1 — Х1?1 вв.г' Например, в переводе Хроники Георгия Амартола В. М. Истриным отмечены такие слова, не вошедшие в древнеславянский словарь Миклошича: бегправьнь, беспрветаньно, чьстолюбие.
В. М. Истрин ссылается на отсутствие прочных сведений о словарном материале и дровнеболгарского, и древнесербского, и древнерусского языков. «Распределение словарного материала по отдельным славянским языкам само находится в зачаточном состоянии и составляет само по сеое еще предмет искомый. Причина лежит в том, что литературный церковнославяпский язык был одинаково принят в употребление во всех трех странах, и где бы памятник ни переводился, он переводился везде одинаково на один и тот же литературный язык» гт, К нему были лишь небольшие местные диалектные примеси в разных странах.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
