Германский мастерер и его время (553387), страница 100
Текст из файла (страница 100)
бытия-к-умению-начинать. "Чудо, вновь и вновь прерывающее круговращение мира
и ход человеческих вещей и спасающее их от гибели... есть в конечном счете
факт натальности, рожденность... "Чудо" заключается в том, что вообще
рождаются люди и с ними новое начало, которое они способны проводить в жизнь
благодаря своей рожденности" [1].
503
Этой философии рожденности, которая представляет собой столь сильный
ответ на хайдеггеровскую философию смертности, не чуждо настроение страха,
но она умеет и радоваться приходу в мир нового человеческого существа. Из
философии умения начинать Ханна Арендт вывела свое понятие демократии.
Демократия обеспечивает такое положение вещей, когда в условиях совместного
существования каждый имеет шанс что-то начать; демократия есть великая
задача научиться жить в несогласии. Дело в том, что когда мы встречаемся в
некоем общем мире и даже когда хотим о чем-то договориться, мы очень быстро
осознаем, что каждый из нас пришел сюда от своего, отличного от других,
начала и каждый перестанет жить, встретив свой, сугубо индивидуальный,
конец. Демократия признает это; она готова вновь и вновь заново обсуждать
вопросы, касающиеся совместного существования. Но такие новые начала, как
индивидуальные, так и коллективные, возможны лишь потому, что имеются два
феномена - обещание и извинение. Действуя, мы запускаем процессы, за которые
никоим образом не можем нести ответственность; то, что мы привносим в мир,
всегда оказывается чем-то неотменимым и необозримым. "Спасительное средство
против неотменимости - против того, что содеянное невозможно вернуть назад,
хотя человек не знал и не мог знать, что делал, - заключено в человеческой
способности прощать. Спасительное же средство против необозримости - а
значит, и против хаотической недостоверности всего будущего - заложено в
способности давать и сдерживать обещания" [2].
1 Арендт X. Vita activa. С. 328.
2 Там же. С. 313-314.
Сама Ханна Арендт пообещала себе всегда оставаться верным другом
Мартина Хайдеггера. Но она смогла выполнить это решение только потому, что
нашла в себе силы простить своего бывшего возлюбленного.
Он же постоянно давал ей поводы для того, чтобы отступиться.
Когда Ханна в 1955 году снова посетила Германию, она не попыталась с
ним встретиться. "То, что я не поеду, кажется мне результатом молчаливого
уговора между Хайдеггером и мною", - писала она Генриху Блюхеру. Ханну
Арендт пригласили на презентацию ее книги о тоталитаризме, только что
вышедшей в ФРГ. К тому времени Ханна стала знамени-
504
тостью и понимала, что Хайдеггер сразу же с неудовольствием отметит: во
всей этой шумихе она не уделяет ему, как прежде, безраздельное внимание. И
действительно, поездка в Германию стала ее триумфом. Она вернулась на родину
как уважающая себя еврейка, которая подвела итог тоталитаристским искушениям
двадцатого столетия и предъявила свой счет представителям германской элиты.
"Добровольное погружение в надчеловеческую стихию разрушения казалось
спасением от автоматического отождествления с предустановленными функциями в
обществе, с их полнейшей банальностью и одновременно казалось силой,
помогающей изничтожить само это функционирование. Эти люди испытали влечение
к широковещательному активизму тоталитарных движений, к их удивительному и
только по видимости противоречивому настаиванию и на первенстве чистого
действия, и на неодолимой силе чистой необходимости" [1].
1 Арендт X. Истоки тоталитаризма. М.: Центрком, 1996. С. 439-440.
Подобные фразы должны были больно задеть Хайдеггера. Правда, он, скорее
всего, только заглянул в книгу; однако именно процитированный пассаж (где
говорилось также о "временном союзе между толпой и элитой") привлек к себе
столь большое внимание общественности, что никак не мог остаться для него
неизвестным. С основным положением книги - тезисом о сходстве и
сопоставимости разных тоталитарных систем - Хайдеггер (после своих лекций о
Ницше), пожалуй, и согласился бы. И все же ему наверняка не понравилось бы
такого рода напоминание о том, как сам он сразу после войны пытался
оправдать свое участие в национал-социалистском движении стремлением спасти
Запад от опасности коммунизма. Возможно, Ханна Арендт тогда не стала
встречаться с Хайдеггером среди прочих причин и потому, что ожидала с его
стороны раздраженной реакции на эту книгу.
505
Летом 1961 года, сразу после процесса Эйхмана [2], на котором она
присутствовала в качестве специального корреспондента (ее репортажи вызвали
в Америке большой скандал, поскольку в них вина за депортацию евреев отчасти
возлагалась на еврейские же организации), Ханна Арендт снова посетила
Германию. К тому времени ее главный философский труд, "Vita activa", был
издан и здесь. Ханна заехала во Фрайбург. "Я написала Хайдеггеру, что буду
тогда-то и тогда-то, он может со мной связаться. Он не ответил, но это меня
не удивило, так как я даже не знала, в городе ли он". Как рассказывает
Эттингер, Кайзер, фрайбургский профессор права, пригласил Ханну Арендт к
себе в гости, на какой-то праздник; Ханна попросила его пригласить и Ойгена
Финка, которого знала со студенческих времен и с которым хотела увидеться.
Но Финк, когда к нему обратились, "бесцеремонно" отказался прийти. Ханна
могла найти этому только одно объяснение: очевидно, тут не обошлось без
Хайдеггера - он-то и убедил Финка отклонить приглашение, причем именно из-за
нее.
2 Адольф Эйхман (1906-1962) с 1934 г. был руководителем отдела по
еврейским вопросам в гестапо. После Ванзейского совещания 1942 г. на него
было возложено непосредственное руководство операцией по "окончательному
решению еврейского вопроса". В августе 1944 г. он представил Гиммлеру
доклад, в котором отчитался в уничтожении четырех миллионов евреев. В 1946
г. бежал из лагеря для интернированных и с 1952 г. жил в Южной Америке. В
1960 г. был схвачен на улице Буэнос-Айреса группой Моссад и тайно вывезен в
Израиль. В 1961 г. в Иерусалиме состоялся процесс по делу Эйхмана,
закончившийся смертным приговором. В 1963 г. Ханна Арендт опубликовала книгу
"Эйхман в Иерусалиме: банальность зла".
Три месяца спустя она писала Ясперсу: "История с Хайдеггером крайне
неприятна... Я объясняю все это... тем, что прошлой зимой впервые прислала
ему одну из моих книг... Я знаю, для него невыносимо появление моего имени в
печати, писание мною книги и т. д. Я как бы обманывала его на протяжении
всей моей жизни, ведя себя так, словно ничего этого не существует и я, так
сказать, не умею считать до трех, кроме как в толковании его собственных
вещей; тут ему всегда было очень по душе, когда оказывалось, что я умею
считать до трех и иногда даже до четырех. Теперь обманывать мне стало вдруг
слишком скучно, и мне дали по носу. В какой-то момент я совершенно
разъярилась, но сейчас уже все прошло. Наоборот, думаю, что неким образом
это заслужила - то есть и за то, что обманывала, и за внезапность
прекращения игры" [1].
1 Письмо Ясперсу от 1.11.961. За исключением первых выделенных курсивом
фраз, цит. пер. В. В. Бибихина (Арендт X. Vita activa. С. 429).
Пройдет пять лет, прежде чем Хайдеггер снова напишет Ханне Арендт,
поздравит ее с шестидесятилетием. К письму он приложит открытку с видом
Тодтнауберга и стихотворение под названием "Осень".
506
Тогда, в начале 1966 года, в связи с публикацией книги Александра Швана
"Политическая философия в мышлении Хайдеггера", в еженедельнике "Шпигель"
появилась статья, посвященная национал-социалистскому прошлому Хайдеггера.
Ханна Арендт и Карл Ясперс обсуждали эту статью в своих письмах. Ханна
предположила, что "заводилами" были "люди Визенгрунда-Адорно" (670), а
Ясперс опроверг высказанное в "Шпигеле" подозрение, будто Хайдеггер в годы
нацистского режима не поддерживал с ним отношения из-за того, что он,
Ясперс, был женат на еврейке. "На самом деле и Гертруда, и я просто
становились для него все более безразличными" (665), - писал Ясперс Ханне
Арендт 9 марта 1966 года. "Хайдеггер не планировал прекратить общение с
нами. Так получилось само собой. Я после 1945 года тоже не принимал решения
никогда больше с ним не видеться, но так получилось, без специального
намерения с моей стороны. Однако, как мне кажется, некая аналогия между
двумя этими "ненамеренностями" явно прослеживается" (666).
И все-таки: Карл Ясперс тоже тогда еще не покончил свои счеты с
Хайдеггером. Это подтверждают личные заметки Ясперса, которые через три
года, когда Ясперс умер, лежали на его письменном столе. Правда, после
краткого периода возобновления отношений в 1949-1950 годах Ясперс уже не
думал ни о постоянной переписке с Хайдеггером, ни о личной встрече.
Последний период их интенсивного общения закончился тем, что Ясперс
вновь как бы отстранился - после получения письма Хайдеггера от 7 марта 1950
года. Это произошло вскоре после первого приезда Ханны в Германию. Именно
Ханна посоветовала Хайдеггеру поговорить с Ясперсом начистоту, и Хайдеггер
ему написал: "Я не приезжал в Ваш дом с 1933 года не потому, что там жила
еврейская женщина, а потому, что мне просто было стыдно" (Переписка, 271).
Ясперс в коротком ответном письме поблагодарил за "откровенное объяснение"
(Переписка, 272), но затем молчал два года. А потом все-таки ответил - 24
июля 1952 года; и при чтении этого документа нельзя не почувствовать, как
сильно насторожил его профетический тон, в котором было выдержано последнее
письмо Хайдеггера. Хайдеггер писал, что "дело зла не завершилось" и что "в
этой бесприютности... скрывается преддверие Рождества, чьи самые далекие
знаки мы, вероятно, все же можем ощутить в легком дуновении и должны
воспринять, чтобы сохранить их для будущего (8.4.1950, Переписка, 277-278).
Ясперс ответил: "...не является ли... философия, прозревающая и
поэтизирующая в таких фразах Вашего письма, рождающая видения ужасного,
опять-таки подготовкой победы тоталитарного - в силу того, что отрывается от
действительности?" По поводу упомянутого Хайдеггером "Рождества" Ясперс
заметил: "Это - насколько я понимаю - чистое мечтание в ряду многих,
которые... обманывали нас на протяжении этого полувека" (24.7.1952,
Переписка, 287).
507
После этого письма Ясперс и Хайдеггер обменивались только более или
менее короткими поздравительными посланиями ко дням рождения. В 1956 году
Ясперс прочитал в статье "К вопросу о бытии", написанной Хайдеггером в связи
с юбилеем Эрнста Юнгера, такие слова: "Тому, кто сегодня полагает, что видит
метафизический вопрос во всей целостности его характера и истории гораздо
отчетливее, [чем это делалось раньше], и соответствующим образом себя ведет,
надлежало бы, раз уж он с таким чувством собственного превосходства и так
охотно двигается в светлых пространствах, однажды задуматься о том, откуда
он позаимствовал этот свет, позволяющий ему ясно видеть" (W, 410). Ясперс по
поводу этих строк отметил в своих личных записках: "Судя по выбранным
речевым оборотам, не остается, к сожалению, никаких сомнений в том, что он
имеет в виду меня... Здесь начинается та мерзость, с которой я более не
желаю иметь ничего общего". В том же году, когда Ханна Арендт приехала в
Германию, Ясперс втянул ее в "своего рода всестороннее обсуждение"
Хайдеггера. Ясперс, сообщает она Генриху Блюхеру, предъявил ей "чуть ли не
ультиматум". Он потребовал от нее полного прекращения отношений с
Хайдеггером. "Я пришла в ярость и заявила, что не позволю ставить мне
ультиматумы".
Хайдеггер не оставил никаких "заметок о Ясперсе". В отношениях между
обоими стороной, к которой стремятся, был Хайдеггер. Ясперс ощущал
философскую харизму Хайдеггера, вновь и вновь подпадал под его чары.
Хайдеггер же никакой подобной зависимости от Ясперса не испытывал. И
все-таки именно Хайдеггер в начале двадцатых годов первым заговорил об их
"боевом содружестве", имея в виду бунт против "профессорской" философии во
имя экзистенции. И он же впервые упомянул о связывавшей их дружбе, даже
больше того - взаимной любви: "С 23 сентября живу с Вами, уповая, что Вы мой
друг. Таково доверие, на котором зиждется все в любви" (17.4.1924,