torgovec-pushkami (522879), страница 44
Текст из файла (страница 44)
И Рикки, как и мнаиионы таких же подростков, сидит во тьме кинотеатра, взахлеб постигая урок: вот как должны нести себя настоящие мужчины, попавшие в беду. Сначала они сносят все мучения, а затем они мстят. Однако, будучи мальцом нс шибко умным— «простым как ситцевые трусы», или как там говорят у них в Миннесоте, — Рикки упустил из виду те важные преимущества, что имелись у целлулоидных богов, На самом деле преимущество было лишь одно — но зато какое! В фильмах все бьио не понасчоящему Честное слово. Все там — лажа. В реальной жизни — и тут я заранее прошу прощения, если вдруг разрушаю чьи-то дорогие сердцу иллюзии, — люди, оказавшись в ситуации Рикки, никого не посылают на три буквы. Они не красуются, дерзко ухмыляясь, не плюют врагам в лицо, и уж само собой, естественно, определенно, Торговец пушками категорически не освобождаются от веревок одним-единственным рывком.
В реальной жизни они дрожат, рыдают, умоляют о пощаде и зовут маму. У них льется из носа, их ноги трясутся, и они хныкают как дети. Вот каковы все мужчины — да, собственно, и все люди — и вот что такое реальная жизнь. Прошу меня простить, но так опо и есгь. Когда-то мой отец выращивал на своем огородике клубнику Он накрывал ее сеткой от птиц.
Но время от времени какая-нибудь пичуга, углядев на земле что-ао жирное, красное и сладкое, набиралась смелости, ныряла под сетку, хватала ягоду н тут же рвала когти. И иногда птичке удавалось справиться с первыми двумя пунктами — нет, я серьезно, никаких проблем, все работало как часы, — но с третьим они лажались по полной, Птицы застревали в мелкой сетке, н далыпе были сплошь пронзительные вопли и лихорадочное хлопанье крыльями, а отец, отрываясь от картофельной борозды, подзывал меня свистом и посылал освободить застрявшую птицу Очень-очень осторожно. Прижать, распутать и отпустить на волю, Зто занятие я ненавидел больше всех остальных дел на планете детства. Страх пугает. Зто самая жуткая из всех эмоций, за которыми мне доводилось наблюдать.
Одно дело — и, кстати, зачастую то еще дело — птица в припадке ярости; но ппща в припадке страха— этот трепещущий, дергающийся сгусток пернатой паники с широко раскрытыми глазенками — это ззо Хыо Лори совсем, совсем другое дело, с которым я никогда не хотел больше встречаться. Но пришлось. — Дерьмо вонючее! Это был один из американцев. Он только что вошел на кухню и сразу же занялся чайником. Мы с Соломоном переглянулись. Минуло уже двадцать минут с тех пор, как они увели Рикки, а мы все так и сидели за столом, не вымолвив ни слова. Я знал, что Соломон потрясен не меныле моего, а он знал, что я об этом знаю, так что мы просго сидели, занимаясь каждый своим делом: я — уставившись в стену, он — царапая стул ногтем большого пальца.
— И что с ним теперь будет? — спросил я наконец, не сводя глаз со стены. — Не ваша проблема, — сказал американец, высыпая ложку кофе в кофейник — Да и вообще уже ничья, после сегодняшнего. Сейчас мне кажется, что он даже засмеялся, но тогда я вряд ли услышал его смех. Рикки был террористом. Так думали про него американцы и потому люто его ненавидели. Они ненавидели любых террористов, но Рикки — особенно.
Он отличался от прочих, потому что был американским террористом, — и это заставляло их ненавидеть его пуще всех осшльных террористов. Американский террорист — это же не лезет ни в какие ворота. До взрыва в Оклахома-Сити для среднестатистического американца бомбометание в общественных местах было всего лишь одним из торговец пушками 331 старомодных европейских обычаев — чем-то вроде корриды или балета. А если обычай и разносился куда из Европы, то, разумеется, на восток— к верблюжьим жокеям, сыновьям и дочерям ислама. Взрывы в супермаркетах и посольствах, снайперская стрельба по членам правительства, угоны боингов» во имя чего угодно, кроме денег, — все зто было решительно не по-американски и не поминнесотски. Но Оклахома-Сити изменил многое, причем к худшем); и теперь Рикки приходилось сполна расплачиваться за свою идеологию.
Рикки был американским террористом, и он подвел свою команду В Прагу я вернулся с рассветом, но до постели не добрался. Вернее, до постели-то я добрался, но в нее не лек Я сидел на краю кровати — с наполняющейся пепельницей и пустеющей пачкой Мальборо» в руках — и тупо смспрел в стену.
Будь в комнате телевизор, я, возможно, таращился бы в него. А может, и нет. Десятилетней давности мыльная опера, дублированная на немецкий, не намного интереснее пустой стенки. Они сказали, что полиция явится в восемь, но уже в начале восьмого я услышал, как первый бшпмак ступил на первую сгупсньку Зта маленькая хитрость, по-видимому, должна была гарантированно обеспечить заспанные глаза и полную растерянность с моей сгороны — на тот случай, если я вдруг окажусь не в состоянии убедительно все шо изобразить.
Ну что за люди — никакой веры 532 Хью Лори Их набралось не меньше десятка — и все в форме. Мальчики явно перестарались, устроив настоящее шоу: пинком выбили дверь, а потом громко орали и сшибали все вокруг Их вожак немного говорил по-английски, но, видимо, все же недостаточно, чтобы понять фразу «пустите, мне больно». Они сволокли меня вниз по лестнице на глазах у побледневшей хозяйки — которая, вероятно, надеялась, что времена, когда жильцов ни свет ни заря запихивают в»воронок», канули безвозвратно. Взъерошенные головы остальных моих соседей по пансиону испуганно выпщцывали в приоткрытые двери номеров.
В отделении меня сначала продержали в какойто комнате — ни тебе кофе, ни сигарет, ни друокслюбных лиц, — а затем, после очередных окриков, оплеух и тычков, затолкали в камеру: ылз ремня, хала шнурков. Хотя в целом ребята сработали весьма аффективно. В камере оказалось еще двое обитателей — оба мужчины, и оба даже не потрудили~ь встать, когда я вошел. Один, вероятно, не смог бы, даже если бы и очень захотел.
Лично я за всю свою жизнь ни разу не надирался до такого состояния. Ему было под шестьдесят, и он пребьвал в полной отключке. Алкоголь сочился у него отовсюду, а голова свесилась на грудь так низко, что с трудом верилось, что у него вообще имеется позвоночник, на котором держится все осгальное. Второй был помоложе, посмуглее, в фузболке и пгганах цвета хаки. Он взглянул на меня всего 353 Торговец пушками лишь раз — с головы до ног и обратно — и захрустел косгяшками пальцев.
Я поднял алкаша со стула и переложил, не слишком аккуратно, в угол камеры. Затем уселся напротив Футболки и закрыл глаза. — Дойч? Я не мог сказать, как долго я проспал, поскольку часы у меня тоже отобрали — по-видимому, на случай, чтобы я не умудрился придумать какой- нибудь способ повеситься на них, — но затекшая задница подсказывала, что прошло не меньше двух часов.
Алкаш куда-то исчез, а Футболка сидел на корточках сбоку от меня. — Дойч? — еще раз вопросительно повторил он. Я отрицательно покачал головой и снова прикрыл глаза, в последний раз затягиваясь самим собой, прежде чем шагнуть в новую личность. Я усльш1ал, как Футболка чешется. Долгие, медленные, задумчивые почесывания.
— Американ? Я кивнул, по-прежнему не открывая глаз,— и вдруг почувствовал непривычное спокойствие. Насколько же, оказывается, легче быть кем-то другим. Футболку продержали еще четыре дня, меги— десять. Мне не разрешали бриться и курить, да и еда, похоже, весьма активно не поощрялась теми, кто ее готовил. Пару раз меня допрашивали насчет бомбы на лондонском рейсе и предлагали взгля- Хью Лори 334 путь на фотографии — для начала на пару-тройку конкретных, а затем, когда ребята явно начали терять интерес, на всю картотеку правонарушителей, — но я взял себе за правило не особо вглядываться и зевал при каждой оплеухе, которой меня награждали. На десятую ночь меня отвели в белую комнату и сфотографировали с согни разных ракурсов.
После чего вернули ремень и шнурки с часами. Они даже предложили мне побриться. Но поскольку рукоятка казенной бритвы выглядела намного острее лезвия, да и щетина явно способствовала моему перевоплощению, от бритья я отказался. На улице было темно; темно и холодно. Небо жалко пыжилось, пытаясь прыснугь на землю, но выходило лишь что-то вроде ох, отстаньте вы все от меня со своим дождем . Я брел не спеша, словно мне плевать на дождь — да и вообще на все, что еще может предложить жизнь на зтом свете,— и надеялся, что долго ждать не придется. Ждать не пришлось совсем. Зто оказался порш-911», темно-зеленого цвета. И особого подвига в том, что я углядел его, не было; на улицах Праги порш — такая же диковина, как и я сам. Примерно сотню ярдов он медленно катил рядом со мной, а затем, похоже решившись, с ревом рванул вперед и затормозил у перекрестка. Когда мне до него оставалось ярдов десять, пассажирская дверца вдруг резко распахнулась.
Я замедлил шаг, провернлся спереди и сзади и сунул голову в салон — взглянуть на водителя. Тор~ овец пушками Лет сорок пять, квадратная челюсть и волосы с проседью — символ успеха Ребята из маркетинговой группы «Порш» с радостью выставили бы такого в качестве образца типичного владельца»вЂ” если только он и в самом деле был владельцем Что маловероятно, учитывая его профессию Хотя, конечно, в тот момент мне не полагалось знать о его профессии — Подвезти' В принципе, он мог быть откуда угодно — вероятно, оттуда он и был Заметив, что я обдумываю— то ли его предложение, то ли его самого, — водитель расщедрился на улыбку мол, ну что, по рукам' Очень хорошие зубы Я заглянул в салон На кроц1ечном заднем сиденье, сложенный чуть не пополам, ютился Футболка Само собой, сейчас он был без фугболки— сейчас на нем было нсчто зловеще фиолетово- обтягивающее Нссколько секунд он наслаждался моей удивленной рожей, а затем кивнул — вроде как .здрасьте» и залезай» в одном флаконе Я послушался Одним игривым рывком водитель отпустил сцепление и втопил газ, так что мне пришлось лихорадочно цепляться за открытую дверцу Похоже, обоих что очень развеселило Футболка, которого почти наверняка не звали Хьюго, как он представился, сунул мне под нос пачку Данхилла Я взял сигарету и вдавил прикуриватель — Куда едема — поинтересовался водитель Я пожал плечами и ответил, что можно и в цегпр, хотя, в общем-то, без разницы Он кивнул и принялся мурлыкать себе под нос По-моему, Хью Лори Пуччини А ~о~с~, н Майкла Джексона Я сидел и молча курил — так, будто для меня зто дело привычное — Кстати.
я — Грэг Водитель улыбнулся„а я подумал дело, похоже, идет на лад Он оторвал руку от руля и протянул мне Я пожал ее — коротко, но по-дружески — и взял паузу— показазь, что я сам себе хозяин и говорю только тогда, когда мне хочется Через какое-то время он повернулся и посмотрел на меня Тверже и с1роже И уже не так дружелюбно И тогда я ответил — А я — Рикки 77 Ла эию ж яесерьезяо~ джоя Макинрой 'Теперь я — часть команды Мы — группа И мы— каста Шесть наций, три континента, четыре религии и два пола — вот кто мы такие Мы — счастливое братство Плюс одна сестра — тоже счастливая и со своим отдельным туалетом Мы много работаем, много играем, много пьем— и спим тоже много На самом деле мы вообще можем много чего С оружием мы обращаемся так, что сразу становится ясно зти ребята знают, как обрапгаться с оружием, а наши политические дискуссии не оставляют никаких сомнений эти ребята смотрят в перспективу Мы — «Меч правосудия Лагерь мы меняем каждые две недели, так что на сегодняшний день мы, можно сказать, похлебали из рек Ливии, Болгарии, Южной Каролины и Суринама Нег, разумеется, нс в буквальном смысле — воду для питья нам доставляют в пластиковых бутылях дважды в неделю вмесге с сигаретамн и шоколадом Похоже, на данный момент «Меч правосудия.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
