Иванов В. - Дионис и прадионисийство (1250010), страница 7
Текст из файла (страница 7)
Вооруженные двуострыми секирами дикие служительницы Арея, девы-амазонки, составляют полный коррелят нооруженным тирсами менадам Диониса; общим для тех и других является и ближайшее культовое отношение к Артемиде. Отсюда уподобление поэтического вдохновения вакхическим битвам в «тристиях» Овидия (Ч! 1, 41)1 Как, острием пронзена, не чувствует раны вакханка, Дико взывав в ответ зовам элонских теснин: Так загорается грудь, пораженная тирсом зеленым; Так, воскрыляясь, душа боли не помнит земной.
Из всех прадионисийских образов оргиастического бога Арей и н историческую эпоху Дионисовой религии, оставаясь вполне самобытным в своем круге, по существу не отделился от обособленного Дионисова божества: отношение между обоими богами представляет собой редкий случай изначальной, самопроизвольной, естественной теократии. Вообще же Арей почти не отличается от других праДионисов: он, по Гомеру, пьет кровь, — как, ради оргиастического обуяния Арсом, пьют человеческую кровь воины перед битвой, по рассказу Геродота (11!, 11).
Поглощение Дионисовым пошеп е1 ппшеп самобытного и уже не безыменного (срв. з 1) прадионисийского культа, как части целым, наблюдается в истории «дикого охотник໠— Загрея. «Всликии Ловец» (Ьо шева!ох аягепбп, Е1уш. Оп(1.) — не просто один из эпитетов царя душ, как думал, по-видимому, Роде . Без сомз пения, Загрсй-Аид, как Аид, в глазах Гераклита ', и Дионис: но если Дионис, прежде всего не только Аид ', — Загрей, совпадая с Аидом по объему религиозного понятия, отличается от него в обрядовой сфере тем, что он бог оргиастический. По героической ! Кегп у Ран!у-'»Ч(звона, НЕ Ч, !040. т Срв.
Нппег. сс(. 19,2; пюпузн Ьор(а пеЬпбез Ьа( Шугво(. — Хваля Эсхилову грагслию «Семь против Фив» как «араму хмельную Ареем» (бшша Агеов шемоп), АристоФан тем самым утверждает, что она полна Диониса, какою и лолжна быть грагелия. Новое, Рзусье П, Б. 13. Напротив, !вобана («равно распрелеляющий пиршс- ~ ~ венное угощение») — срря(ез!з Аипа. «пегас(. (г !27 Вупс ьошов бе ныбьт ха! Рлопузщ, ьо!ео( ша(поп!а( ха( !спа(ьизь з ноьбе, (ьмеш: «ансь «вез (б. ь. баз Бее(сиге(сь бег ()п(егнеь) пп зегп не(сь 3) ипостаси, им выделенной, — Актеону, — мы узнаем его как ловчего скитальца по горным вершинам и дебрям, окруженного сворою хтонических собак; как содружника Ночи и вождя исступленных ее служительниц; как душегубца, от которого надлежит ограждаться магическими апотропеями, вроде тех уз, какими были связаны идолы его двойников: в Орхомене — Актеона, в Спарте — Эниалия, на Хиосе — Омадия Диониса '.
Будучи предметом женского оргиастического поклонения, он способен к приятию обличия юношеского и детского, что окончательно препятствует смешению его как с Аидом, так и с подземным Зевсом и подготовляет почву его орфической метаморфозе в сына Зевсова. Орфический синтез жизни и смерти как другой жизни, связанной с первой возвратом душ на лицо земли (палингенесией), укрепляя соответствующее представление о Дионисе, как о вожде по пути вниз и по пути вверх, естественно пользуется Загреем как готовым в народном сознании оргиастическим аспектом Диониса подземного, но дает ему своеобразное оптимистическое и эвфемистическое истолкование: «Неправо люди, в неведении о дарах смерти, мнят, что лют Загрей: это — владыка отшедших, Дионис отрадный.
Под страшным ликом того, кто увлекает души в подземный мрак, таится лик благостный; тот, кого боятся, как смертоносного губителя, сам — страдающий бог. Актеон растерзан собственной или Артемидиной сворой; и Зевсов отрок, пожранный Титанами, не кто иной как тот же Сильный Ловчий, Загрей-Дионис. В запредельном царстве успокоенных душ опять обретает он свой целостный, кроткий облик '». Загрей утрачивает самостоятельное значение; но тем большее величие приобретает его мистический образ.
Певец Алкмеониды провозглашает его, сопрестольника Ген, наивысшим среди богов з. Орфическая реформа в Дельфах и орфическая государственная религия в Афинах Ч1 века упрочивают славу имени Загреева как таинственного Дионисова имени, вбдомого посвященным. ! 06 Актсоне подробнее в главе о юроичсских ипостасях Диониса. — Цель уз, по Лобеку (А61. р.
275) и Роде (Рвусье 1, 3. 190, А. 3), — желание удержать демонов на местах культа. Так объясняли в Спарте оковы на Арсе (Рана. Ш, 15, 7); иначе — узы Актеона в Орхомене ПЬ !Х, 33, 5) и Артемиды с рыбьим кво:том в Фигалии (!Ь, ЧШ, 41, 6) или Афродиты в Лакедемоне ПЬ. П!, 15, ! 1). Связывание богов имело несомненно магическое значение, мотивы же его могли быть различны, сообразно с природой отдельных божеств. Заклинания, обращаемые Афиной Палладой к Эвменилам у Эсхила, показывают, что опасньж демонов надобно было одновременно и прикреплять к месту, и удерживать от губительною применения их мОгущсетва. з Срв. «Дионис орфический», б 5. 06 орфической госуларствснной религии в Афинах — там же, Н 1 и 3.
з прях 1г. к!пае1, А1сщ. 3, р. 77: ровна 0е 2аягеп (е, шеьп рапьурег!а(с рап!ьп. 32 И посвященные (если не по принадлежности к иерархии мистов, то по внутреннему отношению к эзотерической теологии), подобные Эсхилу, чей дух, по выражению Аристофана, был вскормлен элевсинскою Деметрой, знали Загрея как сыновний лик того подземного Зевса (Ееоз )са(асЬ()топ!оз), которого называет уже Гомер (Ил. 1Х, 457) и почитает судьей над мертвыми Эсхил (Барр!.
237). Но некоторая неясность определения, устранимая для древних лишь путем обрядового формализма, все еще чувствуется. Всегда ли и исключительно ли он Дионис и сын (епрости, Загрей, и ты, гостеприимный царь», т. е. Аид, — говорит Эсхилов Сизиф>, или же сливается с отцом, и с кем именно — с Аидом или с подземным Зевсом, — на эти вопросы возможен двойственный ответ на основании немногих до нас дошедших и не свободных от противоречия изречений Эсхила о Загрее !.
' маисе РГО р. 5 — Апесб. Окоп. н, 443 а!те е1уж. Опб. р. 227: впеа бе !ап Хахгеа Ьу1оп Нй)бп рваа1п, Ьаа А1асву(оа еп Б)аурво1 «Еаяге! ге пуо же 1га! Ро1ухепо! спа1ге!и» (по метрическим осноаанипм читать надлежит: еазге1 ге сьа1ге1п пуп же ка~ Ро1ухепо!1, еп 6е А!кур!(о1а ьп!аа ап!оп !оп Р1н!дпа ка1ес 11. Дельфийские братья Аполлон овладевает дельфийским прорицалищем чрез убиение его стража (р))у)ах, р)згпгдп) и обладателя, хтонического змия— Пифона.
Под чудовищной личиной «вещего» (от реп()тоша)), как обычно понималось зто имя, дракона (шап(икон (за)шоп(оп, по Гесихию), или — по Гомеридам — смрадной (от ру1ьб — гнить), вредоносной змеи ((зга)шша) нелегко распознать затемненные, уже в гомерическом гимне пифийскому Аполлону, черты дельфийского пра-Диониса. Змиеубийца, согласно закону мистических отношений между вакхом-жрецом и Дионисом жертвенным т, исполнился духом последнего: с той поры стал он вещуном и гадателем. Но в круге дионисийских представлений ипостась жреческая столь же причастна божественным «страстям», как и ипостась жертвенная: Аполлон, поскольку он введен в зтот круг, должен усвоить себе нечто от антиномической сущности страдающего бога. Светозарный олимпиец, отвращающийся, по слову Эсхила, от плачевных обрядов н всего имеющего отношение к сфере подземной с ее «скверной» (ш(ахша), должен соприкоснуться с миром загробным, им «оскверниться» (ш(а)пез1))а!) и потом от него же «очиститься».
Те, кто нс знали об этом приобщении Аполлона подземной сфере, знали, тем не менее, об его очищении от драконовой крови, хотя достаточно обосновать необходимость такового не могли; оттого, быть может, так и настаивают Гомериды на мотиве «тлетворного духа», — он был бы сам по себе ппаяпа. Логика культа была неумолима: оставалось только сделать ее следствия по возможности непроницаемыми для непосвященных. Аполлон нисходит в Аид, что экзотерически изображается как его ) См.
серию моим очерков; «Эллинская религия стралаюьзего бога» (в ежемесячнике «Повий Путь» за 1904 г.) и «Религия Диониса» (в ежемесячнике «Вопросы Жизни» за 1905 г.). плен и кабала у Адмета (т. е. «необоримого», — эпитет Аида). Пиндар знает, что за насильственное овладение дельфийским оракулом Гея искала низринуть Аполлона в Тартар '. Братоубийство не разделило братьев. Дионис не гневается на своих трагических убийц, — он в них вселяется. Пифону же должно было умереть, чтобы, исполнив свою страстную участь, вернуться к эллинам преображенным и новым. Что Пифон не чудовище, уничтожение коего — заслуга героя или бога (как изображает это деяние упомянутый гимн Ч! или конца т(!! века), явствует из религиозных почестей, Змию присужденных, из почитания его гробницы, как и из очистительного возмездия, понесенного убийцей.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
