Иванов В. - Дионис и прадионисийство (1250010), страница 20
Текст из файла (страница 20)
У, 465 здй.: Лур'апдгорвопб! Ое Ха) анки азгенв Ьа!ша рвегбп абгене!а) !асеев)гбк 4 где выдвинут этот мотив похвальбы героя и его состязания с божеством, мы вправе подозревать в герое полузабытый лик бога-соперника. Таковы, напр., дионисийские типы лирникав Лино и Фимиры и флейтиста-сатира Морена, страсти коих и гибель в состязании с Аполлоном знаменуют подчинение представляемых ими родов энтузиастической музыки Аполлонову культу. з Рана. 1Х, 2, 3 — после описания «Актеонова ложа» в скале: «Стесихор писал, что богиня набросила на Актеона оленью шкуру, уготовляя ему гибель от собак, дабы он не взял в жены Семелу; я же думаю, чта и без вмешательства богини напало на собак Актеона бешенство» и пр. Уггоминание аб отношении к Семеле показательно в характеристике Актеона как героя прадионисийского.
е Я. не!паси, Сопев, Муфез е! Ие))В)онз, 1 (Р. 1905), р. 27. Основная формула Актеонова мифа по Рейнаку: «ип сег( засге ез! бесЫгб е! 66«агб раг без Ысьез» ны р. 41). 7В В противоположность дикому Актеоиу, охотник Ипполит, сыи амазоики Аипгиопы и дионисийского Тесея, — дружественная Артемиде ипостась ее сопрестольиика; его страсти, однако, подобны Актеоиовым и носят чисто дионисийский отпечаток: только не собаками разорван оп, а размыкая — герой-конник — конями '. Орест — одна из определенно выраженных прадионисийских ипостасей.
«Сыи отчий» вЂ” (Аезсй. С)$. 1051) и столько же маска Диониса-Аида, сколько Агамемнон — Зевса, недаром приходит ои гостем иа навьи гостииы афинских Аифестерий, безмолвный в круг бсзмолствующих, как и подобает гостю с того света. «Горец» по имени, пришелец с парнасских предгорий, он — подцбие «гориого скитальца» (оге(рйойез), Великого Ловчего '. Его гонит, как Актеоиа, охотничья свора Ночи и, обреченный Аиду обетным постригом, он одержим безумием: вот отличительное в его страстном обличии.
Дельфийской Орестии предшествовала дионисийская, как дельфийскому Аполлону парнасские меиады Ночи. Эта Орестия оставила явные следы в Аркадии, где ои отожествлеи был (Рапз. ЧП1, 3, 1. 2) с Оресигеем, сыном Ликаоиа ', — и, по-видимому, ие случайно: ие в силу только общиосги имени, ио и в силу внутренней связи местного хтоиического и фаллического ((!а!((у!08) Орестея-Ореста с аркадским оргиастическим культом Эриний, богинь Ночи, вдыхающих в человека безумие (Машай. Первоначально матереубийство — убиение жрицы двойного топора — мыслилось содеянным 1 Тот же ученый 0Ь. Ш р.
34 ш.) доказыаает, что Ипполит — йз!гасшв ейшз— испытывает врагазшов. Срн. Оий Ме!. ХЧ, 514: изсега ига !гаЛ1, пег«он )п вйгре !епепк Бспсс. Н)рро)с шаек!Мне дош(п! шешЬга тезявап! сапез; 6)в(есш веп)!ог шешЬга (асег) согропз (п огйпепг йзропе е! епап!ез )осо гезйше раг!ез... Рюген!. репз!ерь. Х1, 87 о сектам Ипполите: 1епв 61(асегаща ейшв. Размыкан лошадьми и фракийскнй ликург. Фанокл (стояков апет, по цитате у Плутарха, янаев!. солт. 1Ч, 53, р. 671 С— Мог. Ч1 р. 171 Веги.): Горный скиталец, узнал Дионис, как прекрасен Адонис: Шествует, быстрый, на Кипр, и похищает его.
з О следах Орестова культа в Аркадии срв. НБ(ег у ВозсЬег, Муй. )ех. Ш, 9851. «Значение топора в характеристике Клитемнестры чутко выдвинул, не вскрыв, однако, религиозных корней Эсхилава образа, Виламазиц-Меллендорф (вг. Тгавоейеп и, Огсзйе, Б. 40): «к1ушипез!га егзсл)ав! Авашешпап пн! е)пеш Ве)!е, нпо з(е !Йв! исЛ йавве)ье чвейег анв йгеш Рганепзешасье Ло!еп, а!з з)е еггаЬгеп Ьа(, дам бег Ып!гасьег вехопипеп (в! (С$шерЬ.
880), аЬег ччг ег(аьгеп пкЫ, ишьа1Ь ев )п )агег Кашшег а)в авег Могевез«Пе всЫЬЯ (1116), пев$га(Ь з(е ВЬегЬаор! е$п Вся паьш: ез иаг оиепЬаг омае(ье, ие)сЬев А!гепз гшп 2егьасвеп йег К)пйег БеЬгансЫ Лапе, пег ег ме Ор(егййеге всыасые!е нпг$ хег(е8$е. ев лапе )п йег Базе (ез(зевеиеп; оаз шегл! шап Ьег Ношег, иепп з)е !Лп (авен, и)е йе Но!хьасьег е(пе Ек$ге. АЬег иепп бег ОезсЫесЛ$вйпсь Ьоьег Ыпан(зезсЬоЬеп иагй ю шнш!е ансЬ дав Согрнз 6«Ис!$ а)(ег зе)п...
Оаз а)!е Бушьо( нагл! Лаош лось (7!) ° . но дело ие в сории де)(с!$, а в тотеме в безумии, как и Алкмеоноео матереубийство, по некоторым вариантам мифа ', непредумышлено и бессознательно. Безумие как последствие матереубийства — уже аполлонийская версия. Певцы Гомеровой школы, вообще чуждающиеся оргиастического мифа, предпочли вовсе умолчать об атом темном деле. Очищение, во всяком случае, было совершено, согласно аркадскому преданию, «черными» богинями, превращающимися в «белыхсе так дионисийский Меламп очищает обезумевших от Диониса Пройтид.
Эсхилово действо в некотором смысле реакция против аполлонийского видоизменения легенды и частичный возврат к более древней ее форме: Аполлон опять оказывается немощным очистить Ореста; очищает его, конечно, и не Ареопаг, чье решение только улаживает договор с Эвменидами; последнее слово и завершительное снятие недуга остается за ними. Пилад, «вратник» по своему имени ', одноименный, как с Пила- охом-Аидом (Ру(аос))оз), так и с Гермием-Пилием, и явно лик последнего, т. е.
подземного Гермия, с имени которого начинается Эсхилова трагедия, которого не напрасно же призывает, стоя на отцовском кургане, Орест, и не напрасно дает Оресту в спутники Аполлон, — молчаливый Пилад составляет с ним такую же чету, как с Дионисом хтоническим и фаллическим юный Просило('. Орест умирал не раз: он был растерзан собаками и, как кажется, размыкан конями (уже Одиссея учит, что обманы, к которым прибегают герои, суть — версии истинного мифа, и потому неспроста выдумана заговорщиками повесть о смерти Ореста на ристалище); он, наконец, пал жертвой Артемиды таврической. Мало тогш еще младенцем погиб он от Телефа, — героя, конечно, дионисийского,— потом от Эгисфа, — и старцем — от укуса змеи (как змием, сосущим и фетише.
Определсннес означить круг обрядовых представлений, связанных с действом страстей Агамемнановых, чем это сделал Эсхил, — нельзя. Непосредственно после приведенного Виламавицем восклицания Кассанлра переходит к другому видению: «А! а! .. Вот, вот... Держи, прочь от быка юни корову! .. Рог бодает... Рог черный прободает плоть, увитую полотнами»...
Эю образы из кульювою круга обоюдоострой секиры и жертвенною бога-бьжа; и что культ этот имеет изначала отношЕниЕ к Ра!Ьоа Агамемнона, показывает цитата из Гомера в комментарии Виламовица. ' именно, в трагедии Астидаманта: «Алкмеон», Б!ой у ноасьег'з му!ь. )»сх 1, 244, по 9(е1сксг'у, вг. Тгаз. П1, Б. !056. з Напрасно имя это сближают с Фермопилами, когда Ру!а1 значит по преимушеству ру)а! Аыао (Тдеовп!а, 427), Нб)дн ру!а! (Аеасц.
Аб. !291), ру!а! е!в Амао (Ь. Огрв. ХШП). Из этого гомеровского (напр. и. (Х, 3!2) образа, а не наоборот, развивается прелставление о божо! Амао, ибо порог и ворота служили пестом погребения (Епгею, Негжса нпб Же Той!еп, Б. 38). Ру!а! встречается в хтонических именах, как Эврипил. Сравнить с этой четой можно не столько Алкмеона и Амфилоха, сколько чету Иакха, с двумя светочами в руках, и Эвбулея, с одним, в Элевсинс и, быть может, Тесея и Нирифоя, сходяших в Аил. 80 грудь матери, привиделся он, по Эсхилу, во сне, накануне рокового дня, Клитемнестре). Тпзйз Огез1ез (по Горацию), он постоянно выходец из могилы, из недр того кургана, на котором стоит со своим неразлучным и безглагольным спутником, блюдущим вход и выход безмолвного царства, — стоит, возглашая свой чудесный возврат и укоряя в неверии живых, которые глядят на него — и глазам своим не верят. Историзирующая легенда по-своему спаяла разрозненные части таинственного мифа о вечно сходящем в могилу н из нее возвращающемся боге-герое в суковатую и отталкивающую биографию, которую она не умеет достойно закончить.
Орест неразрывно и вместе антагонистически связан с Артемидой как Диониса отсюда его дружба с Электрой, и противоположность Ифигении, и роль жертвы в Тавриде, и похищение кумира Тапгоро)оз, несомненный знак сопрестольничества. Это похищение, как было правильно отмечено Рошером ', находит параллель в мифе о критском Кнагее, бледном, но явно дионисийском отражении Ореста. Арислтей — широко распространенное и по отдельным местностям разноокрашенное олицетворение плодоносящей силы подземного (как это явствует из эвфемисгического имени) пра-Диониса. В качестве ипостаси Аида, он преследует Эвридику, супругу ОрФея, и вызывает пчел из тления.
Его сыновья Харм (Услад) и Калликарл (Красноплод), как сам Дионис, по Гомеру, «услада смертных» (сйаппа Ьго1отз!п) и, по надписям, «Плодовик» (Кагрюз) и «Красноплод» (КаПйагроз). Культ Аристея несомненно древнее имени и лица Дионисова; примечательны воинственные пляски в честь его на Кеосе, подобные пляскам критских куретов. Торжество Диониса низвело Аристея в герои.
В Сицилии он был сопрестольником (рагЬедгоз) Дионисовым '. Сыном Аристея-охотника оказывается Акнтеон '. Женский Дионисов коррелят представлен в цикле Аристея — матерью Киреной (Артемидой) с одной стороны, с другой— супругой Авнзоноей, сестрой Семелы и матерью Актеона. Дочь Аристея угощает Вакха вином.
Более того, он с Макридой, дочерью, воспитывают младенца Диониса, по поручению Гермия; Макрида, по имени которой дионисийский остров Эвбея, где младенец был вскормлен, именовался вначале Макридой, — одна из дионисийских нимф-мамок (11(Ьепаг). Спасая ребенка от преследующей его Геры, Макрида бежит с Эвбеи на остров феаков, Коркиру, также нме- 1 Яовспег'в в его Мунк 1«х. П, !250. з СМ. Чегг. 1Ч, 57, 12$. На тожество сына с отцом указывает Нгаег ч.
Паег1г1пяеп у (гап1у-%~мона, Щс И, З52 П. и нуемый Макридой; там она таит бога в пещере «с двойным входом» (отражение в мифе культовой этимологии имени «Дифирамб»). Соперничество Аристея с Дионисом как покровителем виноделия, в защиту дара пчел и елея — не противополагает его Дионису, но именно с ним сближает. Будучи древнее Диониса, бог Арисгей не необходимо должен претерпеть, как собственно герой, трагические страсти: ра(Поз Дикого Охотника перенесен на Актеона; уход с земли божественного отца мыслится как арйашзшоз — взятие в горные недра '.
Арйашзшоз самого Диониса рассматривался, впрочем, все же как род «страстей» ~. Рес восхищен в недра горы после претерпенного мученичества ', Салмоксид, пра-Дионис фракийских гетов, Радаманф, брат Миноса, божественный сын прадионисийской Но — Элаф, также взятые в гору, страстной доли не имели, подобно Аристею, тогда как поглощение землей дионисийского Амфиарая носит характер героических страстей. Менее известно исчезновение Эвтима (Еп(йушоз), несомненно дионисийского героя италийской Локриды, который освобождает жителей Темеса от безыменного Героя, требовавшего ежегодно в жертву девы, одолев его в посвященном ему храме (как Тесей Минотавра в Лабиринте), после чего Герой исчезает в море: легенда отражает, по-видимому, утверждение кроткой религии Диониса на месте человекоубийственной прадионисийской; Герой здесь предшествует Дионису, как Аше!Ч!с)!05 в Патрах Дионису-Эсимнету '.
Что до Реса, племенного бога-охотника дионисийских эдонов, религиозное значение которого во Фракии доказывает сама интерполяция Долонии в Илиаде,— повесть у Парфения (Зб) о любви охотницы Аргаитоны (ипостаси Артемидиной) заставляет предполагать, что он был обьектом женских плачевных вызываний (апагс)бзегз) как бог исчезнувший: узнав о смерти Реса, Аргантона блуждает по местам прежних свиданий, громко зовет возлюбленного по имени, потом исчезает у речных струй, как нимфа-менада. Параллелен Аристееву мифу миф о Мелиглее, вскормленнике пчел и основателе пчелиного города — Мелиты фтийской. Его при- ! Оюй 1ч, В2, 6: !о Пе !е!ен!аюп шуйо!окпз!и акоп е!в тьгбйбп рагаьа!оп!а ртов Р!опузоп ше!авсье!п !оп огз!бп за! вупшаачрвап!а !о1 йео! Рова ша1ье!п раг'ан!н !он сьгев!шбп; рег! Пе 1о огсз !о аа(ншепоп На!шоп одгбмпш Ппа сьгопоп арьап!оп Вепевйа! Ьа! 1усье!п айапа!бп йпбп н шопоп еп!апйа рага внв ьагьаго1з, апа ва! рата !ош Нейез!и.