Диссертация Туркулец И.А. к печати 22.06.16 (1215432), страница 7
Текст из файла (страница 7)
В необходимых случаях получение образцов производится с участием специалистов. Если получение образцов для сравнительного исследования является частью судебной экспертизы, то оно производится экспертом. В этом случае сведения о производстве указанного действия эксперт отражает в своем заключении.
В заключении эксперта обязательно указываются:
1) дата, время и место производства судебной экспертизы;
2) основания производства судебной экспертизы;
3) должностное лицо, назначившее судебную экспертизу;
4) сведения об экспертном учреждении, а также фамилия, имя и отчество эксперта, его образование, специальность, стаж работы, ученая степень и (или) ученое звание, занимаемая должность;
5) сведения о предупреждении эксперта об ответственности за дачу заведомо ложного заключения;
6) вопросы, поставленные перед экспертом;
7) объекты исследований и материалы, представленные для производства судебной экспертизы;
8) данные о лицах, присутствовавших при производстве судебной экспертизы;
9) содержание и результаты исследований с указанием примененных методик;
10) выводы по поставленным перед экспертом вопросам и их обоснование.
Если при производстве судебной экспертизы экспертом будут установлены обстоятельства, значимые для уголовного дела, но по поводу которых ему не были поставлены вопросы, то имеет право отметить их в своем заключении. Материалы, иллюстрирующие заключение эксперта (фотографии, схемы, графики и т.п.), прилагаются к заключению и являются его неотъемлемой составной частью.
Следователь вправе по собственной инициативе либо по ходатайству лиц, указанных в части первой статьи 206 УПК РФ, допросить эксперта для разъяснения данного им заключения, однако только после предоставления экспертом заключения. Кроме того, допрос эксперта не может включать в себя вопросы, касающиеся сведений, ставших известными эксперту в связи с производством судебной экспертизы, если они не относятся к предмету данной судебной экспертизы. Заключение эксперта или его сообщение о невозможности дать заключение, а также протокол допроса эксперта предъявляются следователем подозреваемому, обвиняемому, его защитнику, которым разъясняется при этом право ходатайствовать о назначении дополнительной либо повторной судебной экспертизы. Если судебная экспертиза производилась по ходатайству потерпевшего либо в отношении потерпевшего и (или) свидетеля, то им также предъявляется заключение эксперта. При недостаточной ясности или полноте заключения эксперта, а также при возникновении новых вопросов в отношении ранее исследованных обстоятельств уголовного дела может быть назначена дополнительная судебная экспертиза, производство которой поручается тому же или другому эксперту. В случаях возникновения сомнений в обоснованности заключения эксперта или наличия противоречий в выводах эксперта или экспертов по тем же вопросам может быть назначена повторная экспертиза, производство которой поручается другому эксперту.
3.2 Проблемы методики экспертно-криминалистического исследования
лингвистических материалов
При осуществлении юридической квалификации преступлений, имеющих в основе речевой акт, необходимо учитывать следующую их специфическую особенность: толкование семантики рассматриваемого речевого произведение доступно не только конфликтующим коммуникантам, но и другим участникам производства, и в принципе широкому кругу лиц, которые могут являться адресатами речевого произведения (применительно к речевым произведениям публичной направленности – всем потенциальным получателям распространяемой информации). При этом понимание действительного смысла текста сильно зависит от общего контекста (в том числе внеязыкового), личностей самих коммуникантов и (или) слушателей. В связи с этим, точная, аналитическая интерпретация текста, в которой субъективная составляющая сведена к минимуму, стала жизненно необходима для адекватного разрешения дел соответствующей категории. Эта особенность лежит в основе сложившейся ситуации, когда едва ли не по каждому языковому, информационному или документационному спору сначала стороны, а затем и судьи стали привлекать к подобным делам лингвистов, ставя перед ними задачу корректной интерпретации формальной и лексико-семантической составляющей речевого произведения, являющегося предметом спора.
Проведение лингвистической экспертизы начало успешно использоваться вначале в гражданском, а затем и в уголовном судопроизводстве. Судьи, следователи при ведении дел о клевете или оскорблении, преступлениям экстремистской, коррупционной направленности для того, чтобы установить факт события или выявить состав правонарушения начали назначать лингвистические экспертизы, проводимые специалистами, обладающими специальным знаниями – экспертами-лингвистами.
В создавшейся ситуации государственные экспертные учреждения не всегда могли проявить полную готовность к решению тех задач, которые перед ними ставились юристами, в связи с чем большая часть лингвистических экспертиз поручалась негосударственным экспертам, не имеющим соответствующей юридической подготовки – языковедам, учителям русского языка, преподавателям лингвистических вузов, которые столкнулись с проблемой адаптации филологической науки под нужды правосудия. Достаточно быстро стало понятно, что одних лишь языковедческих знаний и навыков анализа текста для лингвистической экспертизы недостаточно. Для выполнения квалифицированной, корректной судебной лингвистической экспертизы речевого произведения и установления тех или иных языковых фактов, могущих выступать в роли доказательственного материала, филологам, выполнявшим судебную лингвистическую экспертизу, потребовалась адаптация к соответствующим процессуальным особенностям, обучение теории и методологии судебной экспертизы, изучение криминалистики, криминологии и других юридических дисциплин. Кроме того, языковедческие методы анализа текста потребовали учета специфики новых практических задач и оптимизации под нужды лингвистической экспертизы.
Несмотря на это, многие филологи, не имеющие опыта экспертной деятельности, включились в обработку запросов правоохранительных органов и начали осуществлять попытки решения поставленных юристами вопросов с позиции языковедческой, интерпретируя текст с точки зрения обладающего среднестатистическим багажом знаний и языковых навыков носителя языка, опираясь на абстрактные языковые модели и собственный речевой опыт.
Возникло положение, когда государственные экспертные организации и негосударственные эксперты выработали различные подходы к решению типовых задач, ставящихся перед судебной лингвистической экспертизой. В определенной степени увеличилась субъективная составляющая принятия экспертного решения, которую так старались снизить путем привлечения экспертов-лингвистов как таковых. Все это привело к тому, что одни и те же языковые факты стали толковаться неоднозначно, и на одни и те же вопросы филологи различных языковых школ могли давать различные ответы.
В таких условиях следователи, а иногда и судьи могли перекладывать на не обладающих юридической подготовкой лингвистов доказательную функцию. Ставящиеся перед экспертом вопросы стали формулироваться с целью выявления состава преступления, предусмотренного соответствующей нормой УК или ГК, оставляя эксперта один на один с решением правовых вопросов, которые должны бы являться прерогативой осуществляющих производство по судебному делу лиц. Это было некорректной постановкой вопросов, определяющих область специальных знаний и собственно предмет, к самой лингвистической экспертизе в целом.
Не обладая определенными специальными знаниями в области судебной лингвистической экспертизы, не осознавая важных юридических отличий мнения, которое любой человек может иметь по какому-либо вопросу, от экспертного заключения как источника судебных доказательств, филологи, назначаемые экспертами, начали пытаться решать вопросы, не относящиеся к их компетенции и специальности, на уровне правовой грамотности обычного носителя русского языка.
Более того, не только частные экспертные компании и отдельные эксперты, но и отдельные государственные экспертные организации начали не столько интерпретировать языковые произведения на базе юридических понятий, сколько трактовать «мысли автора текста», выявлять из текста скрытые смыслы, пытаться домысливать и досказывать за говорящим или пишущим то, что имелось в виду, но произнесено или написано не было.
Результатом этого стал тот факт, что в общественном сознании экспертов, лингвистов, правоведов и представителей общественности укрепилось мнение, что по своей природе лингвистическая экспертиза с высокой долей субъективизма осуществляет элементарные задачи трактовки семантики слов по словарям, доказывая очевидные вещи, и что эксперты в значительной степени ангажированы или же зависимы от инициатора проведения лингвистической экспертизы. Так, В.А. Салимовский и Е.Н. Мехонина отмечают: «Языковед зачастую выступает не как независимый эксперт, а по существу как имеющий специальные (лингвистические) знания адвокат истца или ответчика. К сожалению, лингвистическая экспертиза весьма часто оказывается "ангажированной" и тогда, когда ее запрашивают суд, следственные органы или прокуратура. Разумеется, авторы такой экспертизы отрицают свою недобросовестность. Между тем характер допускаемых ими ошибок (уловок) говорит о том, что альтернативой недобросовестности может быть только полная некомпетентность. Но в нее трудно поверить, если заключение пишется опытным экспертом, зачастую кандидатом или доктором наук». Действительно, задачи, которые ставятся перед специалистом-филологом, в большинстве случаев являются несложными и для их решения достаточно даже тех знаний и умений, которые предусмотрены программой (стандартом) дисциплин, изучаемых на первом курсе филологического факультета. Имеем в виду, например, умение отличить слово литературного языка от слова жаргонного или диалектного, с помощью словаря определить словесное значение, охарактеризовать его стилистическую окраску. «Поэтому, как правило, в заведомо неадекватных суждениях эксперта есть основания видеть именно уловки, а не ошибки» [64, с. 48].
А.Р. Ратинов писал об ошибках при производстве лингвистической экспертизы следующее: «Заключения экспертов не всегда еще находятся на должном уровне, отмечаются случаи подмены научно-психологического анализа представлениями обыденного сознания, бедность инструментально-методической части некоторых экспертных исследований, недостаточная обоснованность выводов и, что особенно нетерпимо, выход экспертов за пределы своей научной компетенции, попытки устанавливать не только психологические, но и юридические факты...» [59, с. 107–118].
Однако на самом деле при профессиональном, адекватном предмету исследования использовании языковедческих объективных методов анализа языковых фактов с учетом лингвистических закономерностей субъективизм оказывается мнимым. Правильное понимание языковых законов, всесторонний анализ с применением строго научных аналитических методов исключает возможность достижения противоположных выводов различными экспертами без нарушений исследовательских процедур.
Еще одна проблема лингвистической экспертизы связана с самой сущностью речевых произведений, исследуемыми экспертами-лингвистами, и также является основой для некоторых объективных ошибок экспертизы. Она связана с тем, что, поскольку тексты записываются или произносятся на русском языке, адресованы и понятны русскоговорящим людям, то, по одному из мнений, перевод «с русского на русский» вообще не нужен, поскольку текст будет понятен всем носителям данного языка. Если же кто-либо из участников судебного процесса не владеет языком, на котором составлено речевое произведение и осуществляется судопроизводство, то этот вопрос закрывает не эксперт-лингвист, обладающий специальными знаниями, а переводчик – другой участник судебного процесса.
Однако не вызывает сомнений тот факт, что элементы различного рода диалектов, жаргонов, сленгов, арго, а также обсценизмы, эвфемизмы и «условные языки», «тайные» символьные системы, жесты, мимика и т.д. безусловно требуют использования специальных лингвистических знаний, поскольку являются многозначными и семантически имплицитными.
Необходимо сформировать единый подход к разделению специальных и «наивных» языковедческих знаний, чтобы не возникал искус быть привлеченным к одной из этих крайностей в процессе решения вопроса о том, требуется ли назначение судебной лингвистической экспертизы или достаточно квалификации правоприменителя как человека, владеющего грамотной русского языка и принципами здравого смысла для правильной интерпретации формы и содержания речевого произведения. Нужно разделить языковые факты на требующие экспертного исследования специалистами, обладающими специальной лингвистической подготовкой, и такового исследования не требующие, доступные для понимания и восприятия носителя языка.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
