Диссертация Туркулец И.А. к печати 22.06.16 (1215432), страница 8
Текст из файла (страница 8)
Часто бывает, что смысловое содержание многих высказываний, по которым назначаются экспертизы, просто и ясно, практически «лежит на поверхности», очевидно и доступно для понимания любому носителю языка. Поэтому значительная часть лингвистических экспертиз посвящена доказательству очевидного. В самом деле, странно требовать научного исследования глагола «бей», разъяснения смысла слов «значит, некий, похитил» и т.п. На наш взгляд, необходимо проводить языковой ликбез для юристов, а также курсы профессиональной этики. Тем не менее, во многих случаях смысл текста может быть постигнут только после вдумчивой аналитической работы, эксплицирован из контекста, в том числе внеязыкового, извлечен из многослойных семантико-стилистических приемов коммуникативного воздействия на сознание и подсознание респондентов. В таких ситуациях как раз и требуется тщательная работа профессионального эксперта-лингвиста. Однако прежде чем эксперт приступит к работе, должны быть корректно решены процессуальные вопросы назначения экспертизы.
Некоторые проблемные вопросы назначения лингвистической экспертизы разъяснил Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 28 июня 2011 г.
№ 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности». Так, в п. 23 названного Постановления Пленума ВС РФ говорится, что производство лингвистической экспертизы может быть назначено в необходимых случаях для определения целевой направленности информационных материалов, т.е. не во всех случаях, как это было принято ранее. К производству экспертизы могут привлекаться помимо лингвистов и специалисты соответствующей области знаний (психологи, историки, религиоведы, антропологи, философы, политологи и др.). В таком случае назначается производство комплексной экспертизы.
При назначении судебных экспертиз по делам о преступлениях экстремистской направленности не допускается постановка перед экспертом не входящих в его компетенцию правовых вопросов, связанных с оценкой деяния, разрешение которых относится к исключительной компетенции суда. В частности, перед экспертами не могут быть поставлены вопросы о том, содержатся ли в тексте призывы к экстремистской деятельности, направлены ли информационные материалы на возбуждение ненависти или вражды.
Исходя из положений ст. 198 УПК РФ судам при рассмотрении уголовных дел о преступлениях экстремистской направленности, надлежит обеспечить подсудимому возможность ознакомиться с постановлением о назначении судебной экспертизы независимо от ее вида и с полученным на ее основании экспертным заключением либо с сообщением о невозможности дать заключение; заявить отвод эксперту или ходатайствовать о производстве судебной экспертизы в другом экспертном учреждении, о привлечении в качестве эксперта указанного им лица либо о производстве судебной экспертизы в конкретном экспертном учреждении, о внесении в определение (постановление) о назначении судебной экспертизы дополнительных вопросов эксперту.
В силу положений ч. 4 ст. 271 УПК РФ суд при рассмотрении уголовных дел о преступлениях экстремистской направленности не вправе отказать в удовлетворении ходатайства о допросе в судебном заседании лица в качестве специалиста, явившегося в судебное заседание по инициативе любой стороны. При этом суду следует проверять, обладает ли данное лицо специальными знаниями в вопросах, являющихся предметом судебного разбирательства.
Суд вправе в соответствии с ч. 1 ст. 69, п. 3 ч. 2 ст. 70, ч. 2 ст. 71 УПК РФ принять решение об отводе специалиста в случае непредставления документов, свидетельствующих о наличии специальных знаний у лица, о допросе которого в качестве специалиста было заявлено ходатайство, признания этих документов недостаточными либо ввиду некомпетентности, обнаружившейся в ходе его допроса.
Указанное разъяснение носит общий характер для всех случаев, когда решается вопрос о необходимости применения специальных лингвистических знаний в сфере судопроизводства. Вопрос о том, действительно ли необходимы в каждом конкретном случае назначения судебной лингвистической экспертизы специальные лингвистические знания или действует презумпция, что «судьи владеют русским языком как языком судопроизводства», далеко не праздный. В нем кроется источник большинства процессуальных и деятельностных экспертных ошибок, связанных с назначением и производством судебной лингвистической экспертизы не только по уголовным, но и по гражданским делам.
Несомненно, специальные лингвистические знания нужны, когда семантика сказанного или написанного текста неочевидна, смысловое содержание речевого факта требует пояснения, как и его стилистическая и эмоционально-экспрессивная окраска. Экспертное исследование актуально, когда контекст не снимает языковой неопределенности, не позволяет однозначно эксплицировать смысл слова или высказывания. Лингвистическая экспертиза важна не только для анализа плана содержания, но и плана выражения языкового произведения, в том числе в тех случаях, когда нарушаются орфографические, грамматические, пунктуационные, стилистические, лексические и синтаксические русского языка.
Лингвистический анализ формальной и семантико-стилистической сторон речевого произведения является главным способом интерпретации языковых конструкций и лексических единиц, подпадающих под признаки конкретного правонарушения, ответственность за которое предусмотрена российским законодательством. Если юрист не может без лингвиста решить, нарушают ли определенную правовую норму те или иные речевые действия, то назначение и проведение судебной лингвистической экспертизы признается необходимым. В таком случае выявление языковых показателей речевых правонарушений выступает в качестве основной экспертной задачи.
Профессиональный подход, обеспечивающий полноценную коммуникацию на языке профессионального знания и, как следствие, гарантирующий качественное проведение лингвистической экспертизы, требует соблюдения соответствия содержания исследования специализации эксперта. Как правило, во вводной части экспертного заключения указывается, среди прочего, и ученая степень эксперта. Но наименование степени – «кандидат филологических наук» или «доктор филологических наук» – имеет общий характер и никакой информации о специализации эксперта не содержит. Согласно Номенклатуре специальностей научных работников, утвержденной приказом Министерства образования и науки Российской Федерации от 25.02.2009 № 59 [11], к филологическим наукам относятся 16 разных научных специальностей: «Русский язык», «Теория языка», «Языки народов зарубежных стран Европы, Азии, Африки, аборигенов Америки и Австралии», «Классическая филология, византийская и новогреческая филология», «Фольклористика» и др. Кроме того, в каждой научной специальности есть множество направлений специализации. Учет этой специализации обязателен при назначении экспертизы. Результатом попыток проводить экспертные исследования «на всех фронтах» становится, безусловно, низкое качество экспертного заключения, вызывающее, с одной стороны, ухудшение репутации эксперта, а с другой, что еще более опасно, – подрыв доверия к лингвистической экспертизе как таковой.
Другая форма проявления столкновения языка профессионального знания и языка обыденного сознания связана с общением эксперта-лингвиста как носителя профессионального знания с участниками процесса, не обладающими специальными лингвистическими знаниями. Эксперту приходится перестраховываться, предвидя возможные непрофессиональные и лингвистически некомпетентные возражения не обладающих специальными лингвистическими знаниями участников судопроизводства. Бывает, что такие возражения противоречат научным данным и даже здравому смыслу, однако они могут быть выдвинуты, и лучшей стратегией будет их предупреждение. Например, данным, которые привел эксперт, противоположная сторона может противопоставить свои, иные данные, ссылаясь на словарь В.И. Даля, не осознавая особенностей данного словаря, который является одним из первых опытов областного словаря и впервые увидел свет в 1863-1866 гг, а одно из самых используемых изданий (четвертое) датируется первым десятилетием двадцатого века, то есть данному словарю уже более ста лет, и лингвистами он используется не столько как словарь, сколько как исторический справочник, с помощью которого можно проследить эволюцию значений слова. Столь же вопиющее пренебрежение различиями синхронного и диахронного подхода к языку может присутствовать и в основанных на обращении неспециалиста к этимологическим словарям опровержениях позиции эксперта. Например, разъяснение эксперта относительно слова «мразь», которое, будучи публично употребленным в адрес сотрудника правоохранительных органов, является оскорбительным, защитой подсудимого было воспринято негативно, и возражения были обоснованы следующим абсурдным образом: «В этимологическом словаре написано, что слово «мразь» происходит от старославянского «мъръзь» – «мороз, холод». Следовательно, оскорбительным оно не является и являться не может». Очевидно, что подобные рассуждения далеки от научных, поскольку этимологический словарь показывает происхождение слова и эволюцию его значения, но не его семантику на настоящий момент. Столь же необоснованными являются претензии к тому, что эксперт использовал словари, не входящие в «список грамматик, словарей и справочников, содержащих нормы современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации» (утвержден приказом № 195 Минобрнауки и зарегистрирован в Министерстве юстиции Российской Федерации в августе 2009 года [12]).
Исключить оспаривание экспертного заключения невозможно, поскольку состязательность является одним из базовых принципов судебного процесса. Однако можно и нужно стремиться к сокращению количества причин, вызывающих активные возражения противоположной стороны. В том числе, необходимо учитывать год издания словаря при приведении словарных данных: в отдельных случаях проще сослаться на более молодой словарь, чем объяснять негативно настроенному неспециалисту, что Словарь русского языка под редакцией С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, изданный в 1997 году, ничем не отличается от того же словаря, выпущенного в 2004 году, поскольку данные издания являются стереотипными.
3.3 Перспективы совершенствования процесса подготовки
экспертов-лингвистов
Существенной проблемой становится оценка заключения лингвистической экспертизы вследствие высокой доли субъективизма и невозможности проверки на основе общепринятых научных и практических данных получаемых результатов. Это дезориентирует следователей, прокуроров, судей и нередко приводит к тому, что по одному и тому же материалу, эксперты делают прямо противоположные выводы. Такое положение вещей не повышает эффективность расследования уголовных дел и разрешения гражданских споров и конфликтов, имеет отрицательный воспитательный эффект, порождая рассуждения о субъективности экспертов-лингвистов, их ангажированности, невозможности объективного доказывания с использованием специальных лингвистических знаний. На основе общих закономерностей судебной экспертологии автором сформулированы предложения, позволяющие сделать единообразными подходы к подготовке экспертов-лингвистов, стандартизировать перечень и содержание компетенций эксперта-лингвиста, унифицировать научно-методическое обеспечение различных видов судебной лингвистической экспертизы. Поддерживая идею о межведомственной аттестации экспертов, автор обосновывает вывод о необходимости разработки и внедрения паспорта экспертной специальности, единого наименования экспертной специальности «судебная лингвистическая экспертиза», а также специализаций по ее отдельным видам. Предлагаются валидация и сертификация научно-методического обеспечения судебной лингвистической экспертизы, формирование единого реестра методик лингвистической экспертизы и их накопление в библиотечном фонде открытого доступа.
Судебно-экспертная деятельность основывается на принципах законности, соблюдения прав и свобод человека и гражданина, прав юридического лица, а также независимости эксперта, объективности, всесторонности и полноты исследований, проводимых с использованием современных достижений науки и техники. В настоящее время в судопроизводстве соблюдение названных принципов требует актуализации единого научно-методического подхода к экспертной практике и специализации экспертов. На повестку дня выносятся вопросы унификации и стандартизации методического обеспечения судебно-экспертной деятельности, единообразия требований к компетенциям (знаниям, навыкам и умениям), которыми должен владеть судебный эксперт. Особую актуальность указанные положения приобретают в отношении судебной лингвистической экспертизы, которая феноменально быстро развивается в ответ на острую потребность следственной и судебной практики в специальных лингвистических знаниях для разрешения документационных и информационных споров и конфликтов. Необычайная скоротечность становления судебной лингвистической экспертизы и ее выделение в самостоятельный род в классификации судебных экспертиз предопределили перегибы и «болезни роста», которые сопровождают многие новые направления судебно-экспертной деятельности в стадии зарождения. На практике довольно быстро сложилась ситуация, когда чуть ли не по каждому спорному случаю сначала стороны, а затем и судьи, следователи, дознаватели стали обращаться за помощью к лингвистам, ставя перед ними задачу толкования и интерпретации сказанных или написанных слов русского языка, «перевода текста с русского языка на русский». В ответ на возникший массовый спрос на специальные лингвистические знания, в первую очередь по делам о диффамации, откликнулись языковеды, русисты, не искушенные в тонкостях судебно-экспертной деятельности. Они стали решать поставленные практическими работниками экспертные задачи с позиции понимания текста «по-житейски», на уровне владения языком среднестатистическим носителем, опираясь на собственный личный речевой опыт и абстрактные языковые модели, изредка обосновывая свои умозаключения выдержками из общедоступных толковых словарей русского языка. В дальнейшем, следуя за гражданским судопроизводством, лингвистическая экспертиза вошла в уголовное правосудие.














