Диссертация Туркулец И.А. к печати 22.06.16 (1215432), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Указанная свобода оценки доказательств подразумевает, что указание закона источники доказательств, из которых могут быть получены сведения, нужные для квалификации подлежащих доказыванию обстоятельств, воздерживается от предписаний относительно видов самих доказательств, устанавливающих составляющие элементы предмета доказывания. Это исключает предопределение весомости или преимущественного значения тех или иных доказательств.
Государственная судебно-экспертная деятельность может осуществляться только при точном исполнении требований Конституции Российской Федерации и иных нормативно-правовых актов, составляющих правовую основу этой деятельности. Любое нарушение закона при осуществлении данного вида деятельности является категорически недопустимым и влечет за собой ответственность согласно законодательству Российской Федерации. Государственная судебно-экспертная деятельность базируется на принципах соблюдения прав и свобод человека, гражданина, юридического лица, а также объективности и независимости эксперта, полноты и всесторонности исследований, которые должны проводиться с применением достижений современной науки и техники. Ставящиеся перед экспертом вопросы и даваемые по ним заключения не могут выходить за рамки специальных знаний этого эксперта. Кроме того, постановка перед экспертом правовых вопросов, связанных с оценкой деяния, разрешение которых является прерогативой органа, осуществляющего расследование, суда, прокурора, прокурора, суда [14].
В настоящее время в Российской Федерации не кодифицировано законодательство о диффамации, однако, согласно рекомендациям Пленума Верховного суда, приветствуется принцип соотносимости российского законодательства с общеевропейским законодательством о защите прав человека: «При разрешении споров о защите чести, достоинства и деловой репутации судам следует руководствоваться не только нормами российского законодательства (статьей 152 Гражданского кодекса Российской Федерации), но и в силу статьи 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» учитывать правовую позицию Европейского суда по правам человека, выраженную в его постановлениях и касающуюся вопросов толкования и применения данной Конвенции (прежде всего статьи 10), имея при этом в виду, что используемое Европейским судом по правам человека в его постановлениях понятие «диффамация» тождественно понятию «распространение не соответствующих действительности порочащих сведений», содержащемуся в статье 152 Гражданского кодекса Российской Федерации.
В соответствии со статьей 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и статьей 29 Конституции Российской Федерации, гарантирующими каждому право на свободу мысли и слова, а также на свободу массовой информации, позицией Европейского суда по правам человека при рассмотрении дел о защите чести, достоинства и деловой репутации судам следует различать имеющие место утверждения о фактах, соответствие действительности которых можно проверить, и оценочные суждения, мнения, убеждения, которые не являются предметом судебной защиты в порядке статьи 152 Гражданского кодекса Российской Федерации, поскольку, являясь выражением субъективного мнения и взглядов ответчика, не могут быть проверены на предмет соответствия их действительности» [13].
Безусловно, следует согласиться с утверждением, что «Развитие правового государства, формирование гражданского общества и укрепление национального согласия в России требуют высокой правовой культуры, без которой не могут быть в полной мере реализованы такие базовые ценности и принципы жизни общества, как верховенство закона, приоритет человека, его неотчуждаемых прав и свобод, обеспечение надежной защищенности публичных интересов» [9].
В связи с этим представляется важным отметить, что принятые 4 мая 2011 г. и утвержденные Д.А. Медведевым «Основы государственной политики России в сфере развития правовой грамотности и правосознания граждан» уделяют пристальное внимание правовым категориям, которые имеют отношение в том числе к языковедческим исследованиям, могущим найти практическое или теоретико-методологическое применение в криминалистике:
– формирование позитивного правового сознания путем через последовательную реализацию мер по противодействию различным формам и проявлениям экстремизма любого рода (религиозного, национального), либо посягающего на общественные правопорядок или нравственность, национальное согласие, гражданский мир;
– ограничение или даже наложение запрета на распространения произведений, содержащих прямую или косвенную пропаганду непочтительного отношения к суду, закону, государству, правам человека; поэтизирующих, романтизирующих и пропагандирующих криминальное и незаконопослушное поведение;
– организация системно-аналитического мониторинга законодательства Российской Федерации и практики правоприменения для выявления коллизионных моментов и «белых пятен» в законодательстве;
– введение простого для применения, но в то же время эффективного и результативного механизма публичной оценки предполагаемых к распространению или распространяемых информационных материалов, если есть обоснованные подозрения в отношении их содержания, то есть если они явно пропагандируют межнациональную и религиозную рознь, грубое нарушение норм общественной морали, неуважение к закону и суду.
Одна из задач лингвистической экспертизы – показать социовербальную интеракцю коммуникантов как языковое явление динамического и системный характера, и в отдельных случаях – установить конкретного субъекта – автора речевого произведения. Коммуникативные позиции отправителя и адресата сообщения неразрывно связаны отношениями межличностной интеракции. Анализ речевой коммуникации как системного процесса дает возможность выявить его функционирование как компонента межличностного социального взаимодействия в целом.
Как отмечает И.Н. Тупицына, «в интеракцию вступают средства трех уровней организации коммуникативных личностей: вербально-семантического (значения лексико-грамматических средств), когнитивного (концепты), прагматического (потребности, мотивы, цели, ценности)» [73, с. 131].
Возможный алгоритм лингвистической экспертизы, основанный на тщательном семном анализе, производимом с учетом реализации языковых и внеязыковых коннотаций в коммуникативном акте, позволяет «разложить» рассматриваемый текст на относительно простые и понятные для правоприменителя единицы. В лингвистической экспертизе эксперт в принципе не может выявить вред, причиненный адресату высказыванием, или мотив высказывания, он не принимает процессуальное решение, а анализирует и выявляет возможные коммуникативные цели, реализацией которых достигается оскорбление, причиняется вред чести, достоинству или деловой репутации. Коммуникативные цели реализуются через «поражение» «коммуникативных мишеней», которые можно охарактеризовать как составные части социального портрета, на которые нацелен речевой акт и которые преподносятся в негативном виде (или как сказано в постановлении Пленума Верховного суда Российской Федерации: «Сведения о нарушениях законодательства или моральных принципов поведения») и влияют на искажение восприятия субъекта (или класса субъектов) социумом в ближайшей перспективе. Можно сказать, что это некие социальные ценности, подсознательно или же вполне осознанно включаемые автором в оценочную часть речевого акта, прямо не называющиеся, но подразумевающиеся. В лингвистической экспертизе происходит выявление речевых маркеров той или иной коммуникативной мишени, которые воплощают негативную семантику собирательного социального образа.
Таким образом, решение диагностических и идентификационных задач судебными лингвистическими экспертизами с необходимостью требует специальных знаний в области языкознания, без них невозможна лингвистическая экспертиза как вид деятельности, возникший в конце 1990-х гг. оформившийся в отдельный вид экспертиз в начале 2000-х гг., выросший из практических потребностей привлечения лингвистических доказательств следственной и судебной практикой.
В связи со сказанным ранее необходимо отметить, что в настоящее время появляются новые виды преступлений, для раскрытия которых необходимо развивать и применять новые виды экспертиз. Однако данное требование времени по совершенствованию следственной работы сталкивается с несовершенством применяемого комплекса уголовно-процессуальных и криминалистических мер.
Уголовно-процессуальное законодательство в настоящий момент не содержит (и не может содержать) императивных норм по применению рождающихся новых многочисленных методов исследования в ходе расследования преступлений. При анализе следственной, судебной и экспертной деятельности можно отметить важное значение применения таких методов как субъектом расследования, так и приглашенными экспертами. Тем не менее, ведомственные нормативные акты не в достаточной мере регламентируют данную сферу правового регулирования. Более того, некоторое время назад судебно-экспертные исследования производились и вовсе случайными лицами и не имели необходимой теоретико-методологической базы.
Таким образом, для судебной лингвистической экспертизы важным представляется понятие метода, определяющего способ достижения цели экспертного исследования. Результат судебной экспертизы зависит, с одной стороны, от правильности выбора данного метода, а с другой – от корректного применения базовых правовых принципов организации производства судебной лингвистической экспертизы. Формирование и совершенствование теоретического и методологического фундамента судебной лингвистической экспертизы представляет собой важнейшую задачу для исследований данной сферы деятельности.
2.3 Проблемы определения материалов как экстремистских и возможные
пути их решения при назначении судебной лингвистической экспертизы
Оставляя в стороне вопрос о проблемах собственно лингвистического анализа текста, решение которых целиком ложится на плечи эксперта-лингвиста, который должен обладать должной квалификацией и высоким уровнем профессиональной грамотности (как лингвистической, так и правовой) для проведения всестороннего, целостного семантического, стилистического, лексического и контекстуального анализа, отметим, что, в силу правового положения эксперта-лингвиста, который не может и не должен подменять собой следователя, первый может в своем заключении лишь отвечать на вопросы, поставленные перед ним вторым, но не представлять свои домыслы, рассуждения или рекомендации об объекте экспертизы. В связи с этим, основной проблемой определения материалов как экстремистских именно при назначении (а не при производстве) лингвистической экспертизы является корректность и полнота формулировок вопросов, которые следователь ставит перед экспертом-лингвистом. При этом как эксперт не должен подменять собой следователя, так и следователь не должен подменять собой эксперта: бывают случаи, когда безобидный на нелингвистический взгляд текст содержит в себе признаки экстремизма, и наоборот, когда кажущийся экстремистским текст при доскональном анализе таковым не оказывается.
Результаты проведенного М.Л. Подкатилиной анкетирования показали: несмотря на то, что 86% опрошенных смогли определиться с видом судебной экспертизы, которую следует назначить по делам о словесном экстремизме, лишь менее 25% от общего числа респондентов сочли, что исследование на предмет наличия признаков экстремизма надлежит проводить в рамках судебной лингвистической или психолого-лингвистической экспертизы. 14% опрошенных затруднились определить род экспертизы, назначение которой требуется при расследовании преступлений экстремистской направленности и рассмотрении дел о признании информационных материалов экстремистскими. Причем 75 % от числа лиц, затруднившихся с ответом, представляют следствие и суд, т.е. тех, кто непосредственно принимает процессуальное решение и определяет род назначаемой экспертизы [58, с. 20].
По мнению М.Л. Подкатилиной, с которым мы считаем целесообразным согласиться, по преступлениям экстремистской направленности, если объект исследования содержит словесный компонент, целесообразно назначение лингвистических либо психолого-лингвистических экспертиз, исходя из конкретной следственной ситуации. Экспертно-лингвистических знаний достаточно для исследования текста, когда требуется толкование его семантики, смысла, определение формы представления текста, установление его смысловой направленности. Психологические знания требуются для определения воздействия речевого произведения на адресата.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
