Очерки по истории математики в России. Гнеденко (1946) (1185898), страница 30
Текст из файла (страница 30)
В !883 г. она принялась за исследование явления прохождения света через кристаллы с двойным преломлением. Эту свою работу она доложила на У П съезде русских естествоиспытателей и врачей, состоявшемся в Одессе. Мысль об этой работе возникла у нее прн просмотре очередных номеров математических журналов, где она встретилась со статьей французского фпзика Ламе, посвященной той же теме. Математическая трактовка вопроса и выдвинутые автором предпосылки ее не удовлетворили, и она взялась за создание собственной теории этого явления. С точки зрения математики это были те же системы дифференциальных уравнений, для которых следовало найтп решение и сделать нз них физические выводы. Нужно заметить, что путь, который привел Ковалевскую к теме еЬ исследования, является общим для всех исследователей: ознакомление с работами других ученых наводит на новые мысли, вызывает свежие ассоциации, помогает проводить параллели между далекими вопросами науки. И нельзя найти ни одного крупного ученого, который бы придумывал темы своих работ из головы.
Все действительно крупные научные события возникают из глубокого изучения науки. Плох тот ученый, который перестал следить за текущей литературой, перестал творчески ее осмысливать; с этого момента он перестал быть ученым. Однако сила таланта Ковалевской в наиоольшей степени проявилась в другой еб работе, принесшей ей всемирную известность. Работа касалась исследования движения твердого тела вокруг неподвижной точки. Величайшие ученые Л. Эйлер, Лагранж (173б — 1813), Пуансо (1777 — 1882) занимались этим вопросом и указали отдельные частные случаи его решения. Многие годы упорного труда крупнейших математиков не принесли дальнейшего сдвига. Французская Академия наук дважды объявляла конкурс на исследова- СОФЬЯ ВАСИЛЬЕВНА КОВАЛЕВСКАЯ 151 ния, которые принесли бы развитие этому важному вопросу механики.
Все напрасно — серьезных успехов не достигал ни один из участников конкурсов, премии не присул<- дались никому. Недаром Ковалевская писала, что «в истории математики не много вопросов, которые, подобно этому, заставляли бы так сильно желать своего решения и к которым было бы приложено столько лучших сил и упорного труда, не приводивших, в большинстве случаев, к существенным результатам. Не даром среди немецких математиков он носит название математической русалким На 1888 г.
Парижская Академия наук объявила очередной конкурс на ту же тему. На этот раз премия была присуждена работе под девизом «Говори„что знаешь; делай, что обязан; будь, чему быть». Это сочинение было признано «замечательным трудом», значительно продвинувшим науку вперед; его автору присудили премию, увеличенную с 3000 до 5000 франков. Каково же было удивление членов комиссии, когда оказалось, что победителем конкурса оказалась женщина — С.
В. Ковалевская. «Можно себе представить,— писала она,— как я была счастлива, когда мне удалось достигнуть действительно крупного результата и сделать в решении столь трудного вопроса важный шаг вперед». Конечно, успех Ковалевской не был случайностью; всей своей предыдущей работой она подготовила его; она привыкла выбирать для себя действительно серьезные проблемы науки и тратить свои силы на них, а не на легкие упражнения. Задолго до конкурса в письме к одной из своих знакомых Ковалевская писала: «Новый математический труд, недавно начатый мною, живо интересует меня теперь, и я не хотела бы умереть, не открыв того, что ищу.
Если мне удастся разрешить проблему, которою я занимаюсь теперь, то имя мое будет занесено среди имен самых выдающихся математиковм Вскоре за дальнейшее исследование в этой же области Шведская Академия наук присудила ей премию в!500 крон. Дальнейшим ее планам, о которых виднейшие математики отзывались, как о гениальных, осуществиться не удалось: в расцвете сил она заболела воспалением легких и 1О февраля 1891 г. умерла. 752 нлкчная вьвот«в восси»» в хчп» и х»х ввклх Педагогическая и литературная деятельность.
Мы уже говорили, что в России Ковалевская не могла найти в то время применения своим талантам. В связи с этим МиттагЛеффлер несколько раз делал попытку привлечь ее к преподаванию сначала в Гельсингфорс, а затем во вновь открытый (в 1878 г.) шведский университет в Стокгольме. Ковалевская решилась на это только в январе 1884 г. Первый ее курс прошел с большим успехом. Скептики были уничтожены. Основываясь на этом, Миттаг-Леффлер добился для ней штатной профессуры в Стокгольме.
Ковалевская в Швеции пользовалась большой популярностью, и многие называли ее «наш профессор 8опуа». В России же, даже после всех еЬ научных успехов, места и дела ей все же не нашлось. Интересно привести высказывание президента Императорской Санкт-Петербургской Академии наук великого князя Константина Константиновича о возможности привлечения Ковалевской, находившейся тогда в зените славы, к работе в России. Вот оно: «Так как доступ на кафедры в наших университетах совсем закрыт для женщин, каковы бы ни были нх способности и познания, то для г-жи Ковалевской в нашем о»ечестве нет места столь же почетного и хорошо оплачиваемого, как то, которое она занимает в Стокгольме». Однако математики иначе ценили ее заслуги, и в 1889 г.
по предложению Чебышева ее избрали членом-корреспондентом нашей Академии. В связи с этим Чебышев послал Ковалевской телеграмму следующего содержания: «Наша Академия наук только что избрала Вас членом-корреспондентом, допустив этим нововведение, которому не было до сих пор прецедента. Я очень счастлив видеть исполненным одно из моих самых пламенных и справедливых желаний». Интересы Ковалевской не замыкались в круге идей науки: много сил, энергии и страстности она отдавала литературной деятельности. Ее романы и драматические произведения пользовались значительным успехом; она писала недурные стихи. Этоее увлечение для многих никак не вязалось с еб успехами в математике. Ковалевская несколько раз отвечала в письмах к знакомым на их недоумения.
Нельзя пройти мимо одного из таких ответов и не привести его почти целиком:«Многие, которым никогда не представлялось случая более узнать математику, сме- СОФЬЯ ВАСИЛЬЕВНА КОВАЛЕЕСКАЯ 153 шивают ее с арифметикой и считают наукой сухой. В сущности же это наука, требующая наиболее фантазии, и один из первых математиков нашего столетия говорит совершенно верно, что нельзя быть математиком„не будучи в то же время н поэтом в душе. Только, разумеется, чтобы понять верность этого определения, надо отказаться от старо~о предрассудка, что поэт должен сочинять несуществующее, что фантазия и вымысел одно и то же. Мне кажется, что поэт должен только видеть то, чего не видят другие, видеть глубже других.
Что до меня касается, то я всю жизнь не могла решить: к чему у меня больше склонности, к математике или к литературе. Только что устанет голова над чисто абстрактными спекуляциями, тотчас начинает тянуть к наблюдениям над жизнью, к рассказам, и, наоборот, в другой раз вдруг всй в жизни начинает казаться ничтожным и неинтересным, и только одни вечные, непреложные, научные законы привлекают к себе. Очень может быть, что в каждой из этих областей я сделала бы больше, если бы предалась ей исключительно, но тем не менее я ни от одной из них не могу отказаться совершенном Остается добавить к этому ту страстную борьбу за эмансипацию женщин, которую всю жизнь вела Ковалевская, те побеги девушек из родительских домов, которые она помогала устраивать, чтобы во весь рост перед нами встала эта удивительная, полная кипучей энергии женщина.
Заключение. Более пятидесяти лет прошло со дня смерти Ковалевской, но она попрежнему продолжает вызывать удивление своими талантами, настойчивостью, разносторонностью. Нашим девушкам не нужно преодолевать теперь тех нелепых рогаток, которые стояли на пути Ковалевской, перед ннмн широко открыты двери в искусство, промышленность, науку. Многие женщины уже успели проявить себя в любых областях деятельности. Значительный вклад внесен ими и в математику. На кафедрах наших высших учебных заведений теперь не редкость встретить женщину-профессора. Еще большее число девушек только вступает на путь научной деятельности.
Пусть опыт Ковалевской покажет им, что женшича должна и может победить в себе робость, воспитанную тысячелетними привычками; пусть не забывают, что женщина способна не только познавать созданное другими, но и творить. 154 ИАРчнАЯ РАБОТА В России В хч>п и х!х ВБИАх Насколько смешными кажутся теперь следующие слова историка-математика, жившего в конце ХП Н вЂ” начале Х1Х века — Монтюкла, сказанные им по поводу одной итальянки, изучившей курс математического анализа: «Нельзя видетьбез удивления особу пола, так мало подходящего, чтобы бороться с шипами науки, проникшую столь глубоко во все части анализа...>.
Ковалевская не мало способствовала тому, что эти слова для нас звучат теперь попросту дико. Ведь, как сказал Н. Е. Жуковский: «не мало она способствовала ипрославлению русского имению й 15. МОСКОВСКОЕ МАТЕМАТИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО Н. Д. Брашман. В то время, когда в Петербурге со второй четверти Х1Х века вновь начала возрождаться серьезная математическая работа, создавались научные традиции и оформлялась сильная школа ученых, в Москве жили еще по-старинке и о научной работе не помышляли. Более того, даже преподавание математики на физикоматематическом факультете университета не находилось на уровне науки того времени. Некоторое оживление математического творчества, а, главное, подъем математики как предмета преподавания связан в Москве с именем профессора Николая Дмитриевича Брашмана.
Уроженец Моравии, воспитанник университета в Вене, всю свою остальную жизнь он провел в России, сначала в Казани, а с 1834 г. в Москве. Внимательно следя за успехами науки, Брашман находился в курсе всех ее событий. Это обстоятельство, понятно, приводила к тому, что лекции Брашмана были содержательны, интересны и находились на уровне лучших западно-европейских курсов. Не будучи в самостоятельном творчестве оригинальным, он умел находить среди своих учеников одарбнных людей и вдохновлять их на научные йодвиги. Ученики высоко ценили своего учителя; недаром в день, когда исполнилось сорок лет его профессорской деятельности в России, были произнесены слова, звучавшие глубокой искренностью: «Вы составили себе, Николай Дмитриевич, многочисленную семью, разбросанную по всей земле русской.