Реале Дж._ Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. 4 том (1184484), страница 55
Текст из файла (страница 55)
Судьбу своей семьи, особенно судьбу отца, Сёренвоспринимал как таинственную и трагическую, словно в свете неискупимой вины. Невольно узнав о некойсемейной тайне, рассказывает философ л «Дневнике» 1844 г., он не мог избавиться от желания дознаться доистоков трагедии. Отец был суров и всеми уважаем, и лишь однажды с его хмельных уст слетели страшные слова,заронившие подозрения в душу подростка.«Я родился в результате преступления и вопреки воле Божией -так объясняет Сёрен атмосферу смерти вокругсебя. — Первым грехом отца было проклятие, посланное им, десятилетним пастухом, Господу за невыносимотяжкую жизнь.
Второй грех — совращение служанки». Свои отношения с отцом сын называл не иначе, как«крестом, установленным на могиле всех моих желаний».Одним из таких нереализованных желаний стала любовь двадцатисемилетнего Кьеркегора квосемнадцатилетней Регине Ользен. Спустя двенадцать лет после первой встречи он писал: «Она,непосредственная и привлекательная, была во всем иная, чем я, меланхоличный; единственной моей радостьюбыло воспевать ее красоту». Взгляд возлюбленной, по словам Сёрена, был столь обворожителен, что мог оживитьи камни. Три года они были помолвлены, как вдруг, неожиданно для всех, невеста получила назад обручальноекольцо с покаянным письмом: «Прости того, кто не способен сделать девушку счастливой».
Регина вышла замужза Фрица Шлегеля (датского губернатора на Антильских островах) и пережила Кьеркегора на полвека. «Онпожертвовал мною ради Бога», — написала она незадолго до смерти. «Немало мужчин стали гениями благодаряженщине... но кто в действительности сделался гением, героем, поэтом, святым благодаря той, которая сталаженой?.. Если бы я женился на Регине, то никогда не стал бы самим собой». «Сократ часто рассказывал, чтомногому он научился от женщины. И я могу сказать, что лучшим обязан той девушке: не то чтобы я научился отнее чему-то, но по причине, что была она».Кающийся, т. е. принявший христианский идеал, Къеркегор не представлял себе умиротворенную жизньсемейного человека.
Регина не стала женой, ибо («Бог опередил») Он стал первой любовью. По этой же причинефилософ не смог стать пастором. ПолемизируяДж. Реале и Д. Антисери. Западная философия от истоков до наших дней. От романтизма до наших дней (4) —Издательство «Пневма», С-Петербург, 2003, 880 с, ил.Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru109154Сёрен Кьеркегор (1813—1855)Кьеркегор и христианство 155с епископом Мюнстером, он писал: «Жизнь в наслаждениях, огражденная от страданий, унижений, страхов иотчаяния...
не дает права свидетельствовать от имени истины... Правду несет тот, кто беден, унижен и не ропщет,осыпаемый проклятиями и злословием, тот, кого травили за хлеб насущный, с кем обращались как с изгоем».Мюнстер полагал, что христианство — это культура. «Но понятие культуры как никогда далеко и дажедиаметрально противоположно духу христианства». Быть христианином — значит иметь дух высокий,беспокойный и мятежный, пытаться спасти любовь, распятую безбожным веком.
Спустя восемнадцать столетийвсе в христианском мире стало лживым и поверхностным. Отчего и когда из веры сделали инструмент упрощенияжизни, в которой все тривиально и временно? Все хотят спокойствия и счастливой жизнеустойчивости: именно вэтом причина того, что «идея христианства извращена, что его вообще нет». Из всех ересей и схизм нет ересиопасней и утонченней, чем «игра в христианство».5.2. Кьеркегор как «христианский поэт»«В животном мире, — пишет Кьеркегор, — всегда работает принцип: особь ниже рода.
Но для родачеловеческого характерно, что индивид сотворен по образу и подобию Божию, а значит, он выше рода». Нельзяпонять творчество датского философа иначе, чем под знаком защиты индивида как Единичного, есливоспринимать всерьез такое фундаментальное событие, как христианство.Первой философской работой Кьеркегора было эссе «Понятие иронии» (1841), где романтическому пониманиюиронии (когда во имя абсолютного «Я» не принимается реальность) противопоставлено этическое содержаниесократической иронии.
Двумя годами позже в двухтомнике «Или — или» философ развивает идею конечностичеловеческого существования, которой лучше соответствует не гегелевское «и — и» (снятие и примирениепротивоположностей), а суровый выбор «или — или». В «Дневнике соблазнителя» Кьеркегор пишет обэстетическом жизненном идеале искателя наслаждений, того, кто живет моментом, не обременяя себя этическимиобязательствами.
Внутренний переворот открывает другой идеал: путь этической жизни, за которым следуетподвиг веры.Только в вере начинается подлинная конечная экзистенция, увиденная философом как встреча единичнойДж. Реале и Д. Антисери. Западная философия от истоков до наших дней. От романтизма до наших дней (4) —Издательство «Пневма», С-Петербург, 2003, 880 с, ил.Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru110личности и уникально единого Бога.
Смыслу веры посвящена блестящая работа «Страх и трепет» (1843). Веравыводит за пределы этического идеала жизни. Символом веры Кьеркегор считает Авраама. Но откуда уверенностьАвраама, что именно Бог приказал ему убить собственного сына?156 Великие ниспровергатели гегелевской системыВ этом примере очевидна парадоксальность веры, граничащей с готовностью пожертвовать самым дорогим, иморального долга, призывающего любить собственное чадо. Конфликт двух императивов ставит верующего передтрагическим выбором.Вера есть парадокс и страх перед лицом Бога как бесконечной возможности. «В страхе открываетсявозможность свободы». Страх формирует «ученика возможности» и «рыцаря веры».
Идею религиозной майевтикианализирует Кьеркегор в эссе «Философские крохи» («Philosophiske smuler») (1844). «Моральной болезнью» онназывает отчаяние, спасение от которого дает вера.Наконец, нельзя пройти мимо его «Дневника» (1833—1855) — пять тысяч страниц двадцати томов посмертногоиздания. «Интимность и искренность, широта сфер, куда только может проникнуть дух, глубокий анализвнутреннего человека и взволнованный стиль — все это сближает "Дневник" Кьеркегора с "Исповедью"Августина», — заметил Корнелио Фабро.Личность и Бог, отношение Единичного к Всевышнему — единственная тема главного сочинения философа,его настоящей теологической автобиографии. «Христианства здесь больше нет. Но, если бы захотелось вновьзаговорить о нем и обрести его, следовало бы разорвать сердце поэта, и этот поэт — я».
«Христианский поэт,веривший не в себя, а только в Бога», наконец достиг, чего желал: борьба закончена, школа страдания сделала егосвободным. «Укрощенный суровейшей из школ, я получил право быть откровенным до дерзости».5.3. «Смехотворное обоснование» гегелевской системыИтак, мы перед дерзкой попыткой Кьеркегора, во имя реальности Единичного, торпедировать спекулятивнуюфилософию в лице самого могучего ее представителя — Гегеля. «Экзистенция, — пишет датский Сократ, —соотносится с реальностью Единичного (о "synolos" говорил еще Аристотель): она, оставаясь в стороне, несовпадает с понятием...
Конкретный человек лишен концептуальной экзистенции». Но философию интересуюттолько понятия, ей ни к чему конкретные существа, «Я» и «Ты» в своей неповторимости и незаменимости.«Synolos» — точка, опираясь на которую, Кьеркегор атакует «системы» замкнутого доктринерского типа. «Еслибы я мог заказать эпитафию на свою могилу, то не желал бы ничего другого, кроме надписи: "Этот Одиночка".Жаль, что эту категорию сегодня никто не понимает... Как у Единичного, в условиях, когда вокруг — система насистеме, моей системой стало: о системе более не упоминать».Кьеркегор и христианство 157О большинстве философов можно сказать, что они уподобляются умнику, который, «соорудив помпезнуюкрепость, сам удалился отдыхать в уютный амбар.
Отчего ж они не хотят жить в построенных ими монолитахсистемах? Этот вопрос есть одновременно обвинение». Обвинение прежде всего гегелевской системе с еепретензией на всеохват и всепонимание: ведь любое событие необходимо. Но когда экзистенцию и всечеловеческое пытаются запрятать в клетку системы, результат, по мнению Кьеркегора, получается комический.Комичной выглядит и фигура Гегеля.Против всех, кто с невыносимой серьезностью уверяет, что все постиг, что непонятны только ложь и всякиепустяки, «я поднимаю знамя шутки и иронии». Соревнуясь с Шопенгауэром, датский философ клеймит Гегеля:«Гегельянство — это блестящий дух разложения», «самая отвратительная из всех форм либертинажа», «И доГегеля мало ли было философов, пытавшихся объяснить историю. Провидение лишь улыбалось, глядя на этипопытки.
Но Гегель! Как тут обойтись без гомеровского языка? Сколько раз он заставил всех богов расхохотаться!Жалкий профессоришка, ему привиделось, будто он открыл всеобщую необходимость... одна и та же музыка ишарманщик: слушайте, дескать, боги Олимпа!»Притязая взирать на все мирское глазами Творца, всеведущий Гегель забыл самую малость — человека и егоэкзистенциальную реальность.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
