Реале Дж._ Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. 3 том (1184483), страница 27
Текст из файла (страница 27)
В них скептицизм сосуществует с искренней верой. Этопоражает многих историков; но в действительности скептицизм, с его недоверием к разуму, не служитпричиной недоверия к вере, которая разворачивается на иных планах, и потому скептицизм остаетсяструктурно безукоризненным. «Атеизм есть... предположение противоестественное, чудовищное итягостное для человеческой души», — пишет Монтень. Однако «естественное» знание о Боге зависитполностью и исключительно от веры. Скептик не может, таким образом, не быть фидеистом.«Я сужу так, что много божественного и высокого, что намного превосходит человеческий ум, есть вистине, и удовольствии, получаемом от Божьей благодати, освещающей нас, необходимой, ибо через нееОн передает Свою помощь, с чрезвычайным благорасположением и предпочтением, поскольку мыможем постигать ее и принимать в себя; и я не верю, что средства, исключительно человеческие, служатиным целям.
Есть только вера, которая обнимает и надежно охраняет эти высокие тайны нашейрелигии».Но фидеизм Монтеня не является мистическим, «Опыты» касаются преимущественно человека, а неБога. Античное изречение, высеченное на Дельфийском храме: «Человек, познай самого себя», ставшееглавным делом Сократа и многих древних мыслителей, для Монтеня настоящая философская программа.Античные философы стремились к пониманию с целью достижения счастья. Эта же цель стоит в центре«Опытов» Монтеня. Самая подлинная мера философа — мудрость, которая определяет, как надо жить,Д. Антисери и Дж. Реале.
Западная философия от истоков до наших дней. От Возрождения до Канта - СПетербург, «Пневма», 2002, 880 с, с ил.Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru49чтобы быть счастливым.Но как может скептически настроенный разум Монтеня достигнуть этих целей, ведь речь идет оскептическом вопросе, обращенном ко всем и каждому: «Что я знаю?»Мишель Монтень 65Секст Эмпирик писал, что скептики решают проблему счастья именно отказом познавать истину. Онприбегал к известному рассказу о художнике Апеллесе. Не сумев удовлетворительным образомнарисовать пену на губах лошади, тот в ярости бросил грязную губку, и она оставила бесформенноепятно, напоминавшее пену.
Как отказом Апеллес достиг своей цели, так скептики в отказе (т. е.,приостанавливая суждение) находят истину.Решение Монтеня вдохновлено скептицизмом, но его выражение гораздо более проработано, богатооттенками, с подключением также суждений эпикурейцев и стоиков.Человек несчастен? Ну так поймаем смысл несчастия. Ограничен? Уловим значение ограниченности.Он посредственен? Схватим смысл этой посредственности.
Но если мы поймем это, поймем и то, чтовеличие человека и состоит именно в его посредственности.Прочитаем прекрасный отрывок, который иллюстрирует некоторые основы его концепции: «Другиетворят человека; я же только рассказываю о нем и изображаю личность, отнюдь не являющуюся перломтворения, и будь у меня возможность вылепить ее заново, я бы создал ее, говоря по правде, совсем иною.Но дело сделано, и теперь поздно думать об этом. Штрихи моего наброска нисколько не искажаютистины, хотя они все время меняются, и эти изменения необычайно разнообразны.
Весь мир — этовечные качели... Даже устойчивость — и она не что иное, как ослабленное и замедленное качание. Я не всилах закрепить изображаемый мною предмет. Он бредет наугад, пошатываясь, хмельной от рождения,ибо таким он создан природою.
Я беру его таким, каков он передо мной в то мгновение, когда занимаетменя. И я не рисую его пребывающем в неподвижности. Я рисую его в движении, и не в движении отвозраста к возрасту или, как говорят в народе, от семилетия к семилетию, но от одного дня к другому, отминуты к минуте. Нужно помнить о том, что мое повествование относится к определенному часу.
Я могувскоре перемениться, и не только непроизвольно, но и намеренно. Эти мои писания — не более чемпротокол, регистрирующий всевозможные проносящиеся вереницей явления и неопределенные, а иногдаи противоречащие друг другу фантазии, то ли потому, что я сам становлюсь другим, то ли потому, чтопостигаю предметы при других обстоятельствах и с других точек зрения. Вот и получается, что иногда япротиворечу себе самому, но истине...
я не противоречу никогда. Если б моя душа могла обрестиустойчивость, попытки мои66 Гуманизм и Возрождениене были бы столь робкими и я был бы решительнее, но она все еще пребывает в учении и еще непрошла положенного ей искуса. Я выставляю на обозрение жизнь обыденную и лишенную всякогоблеска, что, впрочем, одно и то же. Вся моральная философия может быть с таким же успехомприложена к жизни повседневной и простой, как и к жизни более содержательной и богатой событиями:у каждого человека есть все, что свойственно всему роду людскому» (цит. по: М. Монтень.
Опыты. М,1989, с. 342-343).Тогда ясно, что на призыв «познай сам себя» мы не можем получить ответ, что есть сущностьчеловека, но получим лишь характеристики отдельного человека, которые мы добываем, переживая инаблюдая других и стремясь познавать самих себя, отраженными в опыте других.Люди значительно различаются между собой и, поскольку нет возможности устанавливать одни и теже предписания для всех, нужно, чтобы каждый строил свое понимание по собственной мерке. Никто неможет быть мудрым, если не имеет собственной мудрости.Но в этом исследовании Монтень применяет общее правило, популярное в эпоху эллинизма, —говорить жизни «да» при любых обстоятельствах.М.
Conch включил это монтеневское обращение в блестящую монографию, основные тезисы которойздесь приводятся. Воля к жизни является основой мудрости. Жизнь нам дана как нечто такое, что независит от нас. Останавливаться на отрицательных аспектах ее (смерти, скорбях, болезнях) — значитподавлять и отрицать жизнь. Мудрец должен стремиться отклонять любые аргументы против жизни идолжен говорить безусловное «да» жизни и всему тому, в чем состоит жизнь, — скорби, болезни исмерти.
В частности, что есть умирание, как не последний акт жизни, и поэтому уметь умирать — эточасть жизни. Уметь жить — значит не испытывать нужды ни в чем, кроме самого присутствия жизни.Мудрец живет в настоящем, и настоящее для него — тотальность времени. «Мудрец сам себя связываетобещанием никогда никого и ничего не клясть, и он живет так, чтобы сдержать клятву. Мудрец — тот,кто последователен, он умеет жить, не противореча своему решению жить».67Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. От Возрождения до Канта - СПетербург, «Пневма», 2002, 880 с, с ил.Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru50Глава 3. ВОЗРОЖДЕНИЕ И ПРОБЛЕМЫ РЕЛИГИИ И ПОЛИТИКИВозрождение и религияЭразм Роттердамский и «философия Христа»Все помыслы гуманистов на протяжении эпохи гуманизма и Ренессанса были полны жаждырелигиозного обновления.
Как мы видели, само понятие «Возрождение» имело глубокие религиозныекорни. Мы также видели, что некоторые гуманисты обладали особого рода религиозностью, истремление создать «научную религию» Фичино и аналогичная позиция Пико тому свидетельство. Норелигиозный бум произошел за пределами Италии. Эразм Роттердамский поставил гуманизм на службуреформе, но не порывал с Католической Церковью. Однако единство Церкви и христианства усилиямиЛютера было безвозвратно утрачено.Дезидерий Эразм (так на латинский манер звучит фламандское имя Герхарда Герхардса) родился вРоттердаме в 1466 году (возможно, дата рождения приходится на 1469 год).
В 1492-м он был возведен всан священника и восемь лет исполнял эти функции. Но его критический настрой от этого не ослаб. Егофилософская позиция, в особенности в том, что касается критики Церкви и духовенства эпохиВозрождения, предваряла, хотя и в смягченной форме и с большим изяществом, некоторые взглядыЛютера, так что его не зря обвиняли в подготовке почвы протестантизма. Но после нашумевшегоразрыва Лютера с Римом Эразм не объединился с ним, а, напротив, выступил против него в трактате «Освободе воли». Не искал он и благосклонности Рима и предпочитал оставаться самим собой, принявдвусмысленную позицию нейтралитета.
После долгих лет изоляции великая слава обрушилась на неговскоре после внезапной смерти, случившейся в 1536 году.68 Гуманизм и ВозрождениеСреди его работ заслуживают особенного упоминания «Оружие христианского воина» (1504) и«Пословицы» (1508), «Похвала глупости» (1509, изд. 1511), трактат «О свободе воли» (1524), изданиебольшого количества работ Отцов Церкви и особенно критическое издание Нового Завета на греческомязыке с соответствующим переводом (1514-1516).Гуманистическая концепция христианской философииЭразм был противником философии как конструкции по аристотелевско-схоластическому типу,которая сосредотачивается на проблемах метафизики, физики и диалектики. К этой форме философииЭразм преисполнен такого презрения, что в «Похвале глупости» даже пишет: «За ними следуютфилософы, почитаемые за длинную бороду и широкий плащ, которые себя одних полагают мудрыми,всех же прочих смертных мнят блуждающими во мраке.
Сколь сладостно бредят они, воздвигаябесчисленные миры, исчисляя размеры солнца, звезд, луны и орбит, словно измерили их собственнойпядью и бечевкой; они толкуют о причинах молний, ветров, затмений и прочих необъяснимых явлений иникогда ни в чем не сомневаются, как будто посвящены во все тайны природы-зиждительницы и толькочто воротились с совета богов. А ведь природа посмеивается свысока над всеми их догадками, и нет в ихнауке ничего достоверного. Тому лучшее доказательство — их нескончаемые споры друг с другом.Ничего в действительности не зная, они воображают, будто познали все и вся, а между тем даже самихсебя не в силах познать и часто по близорукости или по рассеянности не замечают ям и камней у себяпод ногами.
Это. однако, не мешает им объявлять, что они, мол, созерцают идеи, универсалии, формы,отделенные от вещей, первичную материю, сущности, особливости и тому подобные предметы, до такойстепени тонкие, что сам Линкей, как я полагаю, не смог бы их заметить». (цит. по: Эразм Роттердамский.Похвала глупости. М., 1960, с. 70).Философия для Эразма есть знание, каким было оно для Сократа и других античных авторов. Онаесть мудрое понимание жизни, в особенности практическое благоразумие христианской жизни.Христианская мудрость не имеет нужды быть усложненной силлогизмами, и ее можно почерпнуть изЕвангелий и Посланий апостола Павла.
«Что иное есть учение Самого Христа, которое Он сам именовалвозрождением, как не возвращение нашей природе блага творения?» — писал Эразм. Эта философияХриста есть, следовательно,Эразм Роттердамский 69«возрождение». Лучшие книги язычников содержат «все то, что находится в соответствии с учениемХриста».Великая религиозная реформа для Эразма состоит в том, чтобы стряхнуть с себя все, что навязаносилой церковного авторитета, оспаривать схоластов, указующих на простоту евангельской истины,которую сами же запутывают и усложняют.