Реале Дж._ Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. 1_ 2 тома (1184482), страница 60
Текст из файла (страница 60)
Ибо чувственная способность различает тепло и холод, т. е. то, некотороесоотношение чего и является плотью. Другая способность, существующая отдельно от чувственной,— как ломаная линия относится к себе, но выпрямленной, — различает плоть и выделяет сущностьплоти.В случае отвлеченных предметов прямая линия подобна кривой (поскольку это единство внепрерывности). Если же сущностьО душе 231прямой отлична от самой прямой, то в этом случае сущность прямизны воспринимается чем-тоиным: здесь будет двоица. Стало быть, душа различает все это или с помощью другой способности,или той же, но в другом состоянии.
Стало быть, как формы вещей отделимы от материи, так этопроисходит и с умом.Можно спросить: если ум прост и бесстрастен, как утверждает Анаксагор, ни на что не похож,то как он будет мыслить, если само мышление предполагает претерпевание? (В самом деле, вещиимеют нечто общее, когда одна действует, а другая страдает и терпит.) Далее: может ли уммыслить сам себя? Значит, либо и другие существа наделены умом, если разум не обдумывается чем-тодругим, если разумное есть нечто специфически единое; либо ум смешан с чем-то, что делает егомыслимым наподобие других вещей.
Или страдательное состояние ума имеет общий смысл, о которомуже было сказано, что в возможности ум некоторым образом есть то, что он мыслит, но в действиион не совпадает с тем, что мыслится. Здесь все так, как на дощечке для письма, на которой поканичего не написано. Таков же и ум: он мыслим, как и все мыслимое. Действительно, в случае предметовбез материи мыслящий субъект и обдуманный объект суть одно и то же, ибо теоретическое познаниеи его предмет совпадают (почему разум не мыслит постоянно — эту причину надлежит выяснить). Вслучае с материальными предметами каждое мыслимое существо мыслимо лишь в возможности.Следовательно, материальные особи лишены разума (ведь разум — это познавательная способностьнематериальных существ), но все мыслимое ему будет принадлежать.Аристотель, О душе, кн.
3, гл. 4Одушевленное отличается от неодушевленного наличием жизни. Мы считаем, что нечто живет,когда есть хотя бы один из следующих признаков: ум, ощущение, пространственное движение и покой,а также движение в смысле питания, роста и упадка... Из разных чувств животным присуще преждевсего осязание. Как способность питания возможна отдельно от осязания, так осязание возможноотдельно от других чувств...Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней.
Античность и Средневековье (12) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , илЯнко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru119Теперь заметим, что начало указанных способностей — это душа, ее отличают растительноесвойство, способности ощущать, размышлять и двигаться.
Является ли каждая из этих способностейдушой или ее частью, или они лишь мыслимо отделимы,232 Аристотельответить затруднительно. Так, рассеченные части растений продолжают жить отдельно друг отдруга, словно в каждой части есть одна реальная душа (entelecheia), a в возможности их много, чтобывает и у рассеченных на части насекомых. Каждая из частей обладает способностью двигаться ичувствовать, а если есть ощущение, т.
е. и стремление, печаль и радость, а где они, там есть ижелание...Так вот, то, благодаря чему мы прежде всего живем, ощущаем и размышляем, — это душа, так чтоименно в ней есть смысл и форма, а не только материя и субстрат. О сущности мы говорили в трехзначениях: во-первых, это форма; во-вторых, это материя; в-третьих, то, что состоит из одного идругого; из них материя есть возможность, форма — энтелехия. Поскольку одушевленное существосостоит из материи и формы, то не тело — энтелехия души, а душа — энтелехия определенного тела.Поэтому правы те, кто полагает, что нет души без тела и душа не есть тело.
Ведь душа есть не тело,а нечто ему принадлежащее, потому она и пребывает в теле, а именно в определенном теле, и не так,как об этом думали наши предшественники, не уточнявшие, что за тело и какое оно, тогда как мывидим, что не любая вещь воспринимается любой. Ведь энтелехия вещи бывает только в еепотенциальности, т. е.
в возможности, свойственной для ее материи. Следовательно, душа естьэнтелехия и смысл возможности быть одушевленным существом.Аристотель. О душе, кн. 2, гл. 2Никомахова этикаТеперь надо рассмотреть, что такое добродетель. Поскольку в душе бывают три настроя —страсти, способности и устои, — то добродетель, видимо, последняя из них.
Переживанием страсти яназываю влечение, гнев, страх, отвагу, злобу, радость, любовь, ненависть, тоску, зависть, жалость —все, чему сопутствуют удовольствия или страдания. То, как мы подчиняемся страстям, — этоспособности, как, например, нас можно заставить страдать или разжалобить.
Нравственные устои,или склад души — это то, в силу чего мы хорошо или дурно владеем своими страстями, например, еслигневаемся слишком бурно или вяло, то владеем плохо, если держимся середины, то хорошо. Так и сдругими страстями... За страсти мы не заслуживаем ни поЭтика 233хвалы, ни осуждения — не хвалят за страх или гнев вообще, а за что-то конкретное. А вот задобродетели и пороки мы достойны похвалы и осуждения.Страшимся и гневаемся мы спонтанно (aproairetos), a добродетели, напротив, включаютсознательный выбор (proairesis), во всяком случае, его предполагают. В связи со страстями говорят одвижениях души, а в отношении добродетелей и пороков говорят о наклонностях... Способности в насот природы, а добродетельными или порочными от природы мы не бываем.
Поскольку добродетели нестрасти и не способности, выходит, что это устои.Впрочем, недостаточно сказать, что добродетель — это нравственные обычаи поведения, надопоказать, каковы они. Всякая добродетель доводит до совершенства то, благом чего она является, ибодоводит до конца выполняемое дело. Скажем, зоркость доводит до совершенства глаза и зрение, ибоМы все замечаем.
Так же истинные достоинства делают коня пригодным как для бега, так и дляверховой езды и боевого сражения. Поскольку это повсеместно, то равно проявлено и в отношениичеловека, который всегда хорошо выполняет свое дело, поэтому рассмотрим природу его добродетели.Во всем непрерывном и делимом можно увидеть большие, меньшие и равные части либо поотношению друг к другу, либо к нам, а равенство (to hon) — это некая середина (meson ti) междуизбытком и недостатком. Я называю серединой вещи то, что равно удалено от обоих краев, причемона одинаково равна для всех. Серединою по отношению к нам я называю то, что не избыточно и ненедостаточно.
Например, если десять много, а два — мало, то шесть принимают за середину, ибонасколько шесть больше двух, настолько же меньше десяти, а это и есть середина в арифметическойпропорции.Но не следует только так воспринимать середину. Ведь если пища на десять мин — много, а на две— мало, то наставник в гимнастических упражнениях не станет предписывать питание на шесть,ведь этого может быть много или мало для конкретного человека.
Для Милона это мало, а дляначинающего — много. Так обстоит с бегом и борьбой. Поэтому излишка и недостатка знатокизбегает, он ищет середины, причем выбирает середину не ради самой вещи, а ради нас.234 АристотельСтраница из "Никомаховой этики" в переводе Николая Орезма (Королевскаябиблиотека Бельгии, Брюссель)Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (12) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , илЯнко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru120Если всякая наука преуспевает, стремясь к середине, к ней ведя свои результаты, то о совершенновыполненных делах говорят: ни убавить, ни прибавить.
При этом имеют в виду, что избыток инедостаток гибельны для совершенства, а обладание серединой благотворно, причем искусные(agathoi) мастера, как мы утверждаем, работают с оглядкой на это правило. Так добродетель, каки природа, будучи искусностью мастера, стремится попадать в середину.Я имею в виду нравственную добродетель, именно она сказывается в страстях и поступках, где ивозникают избыток, недостаток и середина. Например, в страхе и отваге, влечении, гневе и сожалении,удовольствии и страдании возможны недолет и перелет, а это уже нехорошо. В должныхобстоятельствах, для конкретного предмета, ради определенной цели и нужным способом самоелучшее — найти середину, что и свойственно добродетели.Так и в поступках бывает избыток, недостаток и середина.
В страстях и поступках сказываетсядобродетель, за проступки и бездействие не похвалят, а середина и похвальна и успешна, то и другоеотносят к добродетели. Следовательно, достоинство состоит в обладании серединой, существуетпостольку, поскольку ее достигают.Совершать проступок можно по-разному (зло, как выражались пифагорейцы, принадлежитбеспредельному, а благо — определенному), но поступать правильно можно одним-единственным обЭтика 235разом. Недаром первое легко, а второе трудно, ведь просто — промахнуться, трудно — попасть вцель.
Стало быть, избыток и недостаток присущи порочности (kakia), a обладание серединой —добродетели. Лучшие люди просты, порок многосложен...Аристотель, Никомахова этика, 1106 а — вОднако не всякий поступок и не всякая страсть допускает середину, ибо у некоторых страстей всамом названии заложено дурное качество (phaylo tes), например злорадство, бесстыдство, злоба, а изпроступков — блуд, воровство, человекоубийство. Все это считается дурным само по себе, а не понедостатку или избытку, значит, с этим никогда не поступают правильно. Невозможно блудить пообстоятельствам, ибо любой поступок развратного человека будет порочным.