Реале Дж._ Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. 1_ 2 тома (1184482), страница 59
Текст из файла (страница 59)
Ведь врач лечит нечеловека вообще, а Каллия, Сократа или кого другого с иным именем, кому случилось быть человеком.Поэтому, если у кого-т.е. отвлеченное знание без опыта, тот знает общее, но не знает имеющегося вналичии особенного, потому часто ошибается, ибо лечить-то нужно индивида. Все же мы полагаем,что знание и понимание относятся больше к искусству, чем к опыту, считаем более мудрымиискушенных в искусстве, чем имеющих опыт. Ведь мудрость зависит от знания, и это потому, чтопервые знают причину, а вторые — нет.
В самом деле, имеющие опыт знают что, но не знают почему.Владеющие же искусством знают почему, т. е. знают первопричину.Поэтому наставников в каждом деле мы ценим больше, считаем, что они знают больше, чемремесленники, что они мудрее их, ибо знают причины того, что создается. А ремесленники подобнынеодушевленным предметам: делая то и другое, они сами не знают, почему именно.
Неодушевленныепредметы перемещаются под действием причины, а ремесленники действуют просто по привычке.Таким образом, наставники мудрее не благодаря умению действовать, а в силу того, что онивооружены концептуальным знанием причин.Метафизика 227Вообще, отличительное качество знатока состоит в способности научать, поэтому мы считаем,что искусство в большей мере есть наука, чем опыт.
В самом деле, обладающие искусством способнынаучить, а имеющие только опыт — не способны.Ни одно из чувственных восприятий мы не считаем мудростью, сколько бы сведений они нисообщали о единичном. Они не в состоянии объяснить, почему, например, огонь горяч, а толькоуказывают, что он горяч.Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней.
Античность и Средневековье (12) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , илЯнко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru117Логично поэтому, что тот, кто первым изобрел какое-то искусство, стал предметом восхищениявсех не столько из-за полезности открытия, сколько как возвысившийся над другими. Логично также,что во всех бесчисленных открытиях и изобретенных искусствах мы ценим как более мудрыхоткрывателей искусства красивой и праведной жизни, так как их знания были обращены не наполучение выгоды и жизненные нужды. Когда все такие искусства были отработаны, люди получиливозможность заняться науками, прямо не связанными с жизненными потребностями и удобствами,прежде всего там, где люди были свободны от практических ежедневных забот.
Поэтомуматематические искусства сначала появились в Египте, ведь у жрецов было немало свободного временидля таких занятий.Аристотель, Метафизика, Кн 1, 980а — 981bО природе божественногоЕсли следовать рассуждениям о божественном как рожденном из Ночи или мнениям рассуждающихо природе, что "все вещи вместе", то получится несообразность.
В самом деле, каким же образомнечто приходит в движение, если нет никакой причины, действительно действующей? Ведь не материяже будет двигать самое себя, а плотническое искусство, не месячные истечения или земля, а зерно имужское семя...Если все происходит не из Ночи, или смеси вещей, или не из небытия, то затруднение можносчитать устраненным. Существует нечто, вечно движущееся непрестанным движением, и этокруговое движение. Из самой сути дела ясно, что первое небо надо считать вечным. Следовательно,существует и нечто, что его движет. Но так как то, что движется и движет, занимаетпромежуточное положение, то имеется нечто, что движет, не будучи само приведено в движение.Оно вечно, и оно есть сущ228 Аристотельностъ и деятельность.
Так движется предмет желания и предмет мысли; они двигают, саминедвижимые. А высшие предметы желания и мысли тождественны друг другу, ибо предмет желания— то, что кажется прекрасным, а высший предмет воли — то, что на деле прекрасно. Мы скореежелаем чего-то потому, что оно кажется благим и прекрасным, а не потому нечто прекрасно, что мыего желаем, ибо начало всего — мысль.
Ум приводится в движение разумно мыслимым, один из двухрядов бытия и позитивная серия противоположностей мыслимы сами по себе. Первая в этой серии —сущность, а из сущностей — сущность простая и действующая (единое и простое не есть одно и тоже: единое означает меру, а простое — способ бытия вещи). Прекрасное и предпочтительное сами посебе также принадлежат к одному ряду, но первое всегда есть наилучшее или равное наилучшему.То, что целевая причина находится среди неподвижного, очевидно из различения: цель бывает длякого-то и бывает самой по себе целью. Во втором случае она находится среди неподвижного, в первом— нет.Таким образом, перводвигатель движет всем как предмет любви, в то время как приведенное им вдвижение движет всем остальным.
Если нечто движется, то, значит, может измениться, стать чемто другим. Первое движение передачи, даже если в действии, может быть отличным от себя,поскольку есть движение, то возможна и перемена в пространстве, если не в сущности. Но так какесть нечто действительно сущее, что движет, само оставаясь неподвижным, то в отношении егоперемена никоим образом не возможна. Первый вид изменения — это перемещение, а первый видперемещения — круговое движение. Именно круговое движение производит перводвигатель.Следовательно, это перводвижущее бытие есть необходимо сущее. Поскольку оно существует понеобходимости, то бытует надлежащим образом как благо, в этом смысле оно есть начало.(Необходимое имеет следующие значения.
Во-первых, нечто необходимо по принуждению вопрекисобственному стремлению; во-вторых, необходимо то, без чего нет блага; в-третьих, то, чтосуществует так, а может существовать иначе.)От этого начала зависят небо и природа. Его жизнь великолепна, какая у нас бывает оченькороткое время. В таком состоянии оно находится постоянно (как у нас не бывает), ибо его жизО душе 229ненное действо — одно наслаждение. Так и для нас бодрствование, восприятие, мышление какдействия более приятны, а через них — надежды и воспоминания.Мышление, взятое само по себе, имеет предметом само по себе лучшее, а высшее мышлениеобращено на самое возвышенное.
Ум через причастность предмету мыслит сам себя: он становитсяпредметом мысли, соприкасаясь с ним и мысля его, так что ум и предмет ума — одно и то же. То, чтоспособно принимать в себя предмет мысли и сущность, есть ум. Деятелен он, когда обладаетпредметом мысли, так что божественное в нем — это само обладание знанием, а не способность кнему, а умозрение есть самое лучшее и приятное из всего. Если же богу всегда так хорошо, как наминогда, то это достойно удивления, если еще лучше, то достойно еще большего удивления. Именно такпребывает он. Он есть еще сама Жизнь, поскольку именно разумная деятельность — это жизнь, а богесть деятельность.
Его активность сама по себе есть лучшая и вечная жизнь. Мы говорим поэтому,что бог есть вечная великолепная жизнь, ибо ему присуща непрерывная вечная жизнь, именно это иесть бог.Аристотель, Метафизика, Кн I, гл 7Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (12) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , илЯнко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru118О душеЧто касается части души, которая познает и разумеет (отделима она или нераздельнапространственно, важен логический аспект — kata logon), то необходимо рассмотреть ееспецифические характеристики, то, как функционирует мышление. Если мышление сходно сощущением, то оно испытывает что-то умопостигаемое или нечто в этом роде.
Эта часть душидолжна быть бесстрастной, способной воспринимать формы, т. е. по возможности уподоблятьсяформе, но не совпадать с ней; подобно тому как чувственная способность относится к ощущаемому,так разум — к умопостигаемому.Поскольку ум способен обдумывать все, то, как говорил Анаксагор, ему нельзя быть смешанным;чтобы познавать и властвовать надо всем, ему надобно быть чистым. Ведь чуждое, напримеринтуиция, будучи рядом, мешают действиям ума и заслоняют его. Таким образом, ум по природе своейявляется способностью души.
То, что мы называем умом в душе до того, как он начинает мыслить, неесть нечто актуально существу230 Аристотельющее. Поэтому неразумно и необоснованно говорить, что ум смешан с телом. Ведь в этом случае оноказался бы наделенным неким качеством, стал бы холодным или теплым, имел бы какой-то орган, какимеет его чувственная способность. Но ничего такого нет, поэтому правы те, кто полагает, что душаявляется обителью всех форм с той лишь оговоркой, что это не вся душа, а лишь мыслящая ее частьсодержит формы, и не в действительности, а в возможности.Чтобы понять, насколько неодинакова бесстрастность чувственной души и умопостигающей ееспособности, нужно рассмотреть органы чувств и восприятия. Чувствами мы не в состояниивоспринимать более слабые звуки на фоне ощущаемых громких шумов, как нельзя ни слышать, нивидеть, ни обонять слабые цвета и запахи среди слишком ярких цветов и резких запахов. Ум же,напротив, когда мыслит нечто с большим напряжением, обдумывает и то, что требует меньшегонапряжения, не хуже, а еще и лучше.
Дело в том, что способность к чувственным восприятиямневозможна без тела, ум же существует отдельно и независимо от него.Когда ум становится одним из своих объектов в том смысле, в каком говорят о действительнознающем и мудром (а это бывает, когда ум способен действовать, опираясь на самого себя), то итогда он есть нечто в возможности, но не так, как прежде, до обретения знания, ведь теперь онможет мыслить самого себя.Так как не одно и то же величина и сущность ('to einai) величины, вода и сущность воды (так и спрочими, но не со всеми вещами, ибо у некоторых предметов они совпадают), то, спрашивается,может ли душа отличить плоть от существа плоти с помощью чего-то, находящегося в иных условияхи ином состоянии? Ведь плоти нет без материи, подобно приплюснутости как определенной формыопределенной материи.