Реале Дж._ Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. 1_ 2 тома (1184482), страница 50
Текст из файла (страница 50)
Тот, кто проживет всогласии со справедливостью, заслужит лучшую долю, а тот, кто ее нарушит, получит по заслугам —худшую. Туда, откуда душа родом, она не вернется ранее чем через десять тысяч лет: ведь раньшеэтого срока ей не окрылиться. Исключение составляют души тех, кто искренне возлюбил мудрость илюбил юношей философской любовью. Эти души окрыляются за три тысячелетних круговорота, и еслитри раза подряд изберут для себя такой образ жизни, на трехтысячный год отходят. Остальные поокончании своей первой жизни подвергаются суду, а после приговора суда одни отбывают наказание,сошедши в подземные темницы, другие же, кого Дике освободила от груза и подняла на уровень неба,ведут жизнь в соответствии с земной, как они прожили в человеческом облике. На тысячный год и те идругие являются, чтобы получить себе новый удел и выбрать вторую жизнь, какую кто захочет.
Вэтот момент душа человеческая может получить и жизнь животного, а из животного, котороекогда-то было человеком, душа может снова вселиться в человека. Но душа, не видавшая светаистины, никогда не примет форму человеческого образа, ведь человек должен постигать ее всоответствии с идеей, исходящей от многих чувственных восприятий, сводимой разумом воедино. Азнание есть припоминание того, что душа некогда видела, когда она сопутствовала богу, свысокаглядела на то, что мы теперь называем бытием, и поднималась до подлинного бытия.
Поэтому посправедливости окрыляется только разумВеликие мифы 183философа: у него всегда по мере сил память обращена на то, чем божествен бог. Только тот, ктоправильно пользуется такими воспоминаниями, посвящаемый в совершенные таинства становитсяподлинно совершенным.
А так как он стоит вне человеческой суеты и обращен к божественному, тотолпа, разумеется, станет травить его как помешанного, ведь его экстатичность скрыта отбольшинства.Вот к чему пришли мы, рассуждая о четвертом виде неистовства. Взирая на здешнюю красоту,припоминая при этом красоту неземную, подлинную, человек окрыляется, а окрылившись, стремитсявзлететь. Не набрав сил, подобно птенцу, он глядит вверх, не замечая, что происходит внизу, — вотпричина его неистовства. Из всех видов исступленности, экстаза эта — наилучшая по самому своемупроисхождению, как для живущего вне себя, так и для того, кто разделяет с ним экстаз. Причастный кпрекрасному неистовый человек называется влюбленным. Ведь, как мы говорили, всякая человеческаядуша была созерцательницей бытия, иначе она не вселилась бы в живое существо...Допущенные к непорочным, простым, счастливым, неколебимым видениям, мы созерцали их вчистом свете, чистые сами и еще не отмеченные, словно надгробием, оболочкой, называемой телом,которую мы не можем сбросить, как улитка свой домик.
Благодаря памяти возникает тоска по тому,что ушло, вот почему мы подробно об этом говорим. Красота сияла посреди всего, что там было.Когда мы пришли сюда, то стали воспринимать ее сияние посредством самого острого из нашихчувств — зрения. Но разумение недоступно зрению, иначе оно возбудило бы необыкновенную любовь,Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (12) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , илЯнко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru99будь его образ как-то доступен зрению.
Только одной красоте выпало на долю быть наиболее зримой ипривлекательной. Посвященный в таинства или испорченный человек не слишком стремится отсюдатуда, где есть красота как таковая. Здесь он видит то, что носит с ней одинаковое название, и, глядяна ее земной облик, он не испытывает благоговения, но, следуя похоти, как четвероногое животное, онпытается покрыть и оплодотворить ее.
Он не боится своей наглости и не стыдится гнаться запротивоестественным наслаждением. Между тем тот, кто только что посвящен в таинства, многосозерцавший в свете божественного облика, воспроизводящий ту красоту или идею тела, сперваиспытывает трепет, на него находит страх, как это было с ним184 Платонтогда. Затем он смотрит на объект любви с благоговением, как на бога, если не побоялся быпрослыть сумасшедшим, то стал бы совершать жертвоприношения своему любимцу, как богу. Приодном взгляде его бросает в nom и жар, как в лихорадке.Глазами увидев истечение красоты, человек согревается, а этим укрепляется природа крыла:теплом согревается все, ранее затвердевшее от сухости и мешавшее росту.
Благодаря усиленномупитанию корни перьев набухают, крылья начинают быстро расти от корня по всей душе,вспоминающей, что искони она была вся пернатой. Пока все это происходит, душа кипит и рветсянаружу. Когда режутся зубы, бывает раздражение в деснах. Так душа, когда начинают расти крылья,вскипает и при этом испытывает раздражение и зуд.Платон, Федр, 246b — 251сМиф о пещере— После этого, — сказал я,— ты можешь сравнить человеческую природу в отношениипросвещенности и непросвещенности с таким состоянием. Представь, что люди находятся вподземелье наподобие пещеры, во всю длину которой есть широкий просвет. С малых лет на ногах ишеях люди носят оковы, так что им и с места не двинуться, а видят они лишь то, что прямо передглазами, ибо повернуть голову они не могут из-за оков.
Люди обращены спиной к свету, исходящему отогня, горящему далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная,представь себе, невысокой стеной вроде ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников,водящих поверх ширмы кукол.— Это я себе представил, — сказал Главкон.— Так представь же себе и то, что за стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так,что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ,сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, некоторые из несущих разговаривают, а другиемолчат.— Странный рисуешь ты образ и странных узников!— Подобных нам. Разве тебе не кажется, что, находясь в таком положении, люди что-нибудьвидят, свое или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стенупещеры?Великие мифы 185—- Как же им видеть что-то иное, если всю жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?— А предметы, проносимые там, за стеной? Не то же ли самое происходит и с ними?— То есть?— Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали быони, что дают названия именно тому, что видят?— Непременно так.— Далее.
Если бы в их темнице отдавалось эхом все, что бы ни произнес любой из проходящих мимо,думаешь ты, они приписали бы эти звуки чему-нибудь иному, а не проходящей тени?— Клянусь Зевсом, я этого не думаю.— Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов.— Это совершенно неизбежно.— Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как быэто все у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное.Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись,взглянуть вверх, в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будетсмотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. А как ты думаешь, что онскажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись кподлинному бытию, он смог бы обрести верное видение? А если станут указывать на тот или инойнесомый предмет, заставят отвечать на вопрос, что это такое? Не кажется ли тебе, что трудноститак смутят его, что он подумает, будто куда больше правды в видимом раньше, чем в том, что емупоказывают теперь?— Конечно, именно так и подумает.— А если он принужден будет смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза и неотвернется он поспешно к тому, что привык видеть, считая, что это и в самом деле достовернеевещей, которые ему теперь показывают?— Пожалуй, это так.Д.
Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (12) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , илЯнко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru100186 Платон— Ну а если кто-то потянет его по круче вверх, в гору, и не отпустит, пока не извлечет на божийсвет, разве бывший узник не будет страдать и не возмутится таким насилием? А при выходе на светразве его глаза не ослепит такое сияние, что и рассмотреть он не сможет ни одного предмета из тех,о подлинности которых ему теперь говорят?— Да, сразу ему не разглядеть.— Нужна привычка, чтобы узнать все, что есть наверху.
Начинать надо с самого легкого:смотреть сначала на тени, потом на отражения людей и предметов в воде и уж потом — на самивещи. Причем само небо и все, что на нем, ему лучше рассматривать не днем, а ночью, то естьсозерцать звездный свет и Луну, а не Солнце и солнечный свет.— Несомненно.— В конце концов, я думаю, этот человек оказался бы в состоянии видеть самое Солнце,находящееся в зените, понимать его свойства, не ограничиваясь наблюдением обманчивого отраженияв воде или других чуждых ему средах.— Конечно, все это станет доступно.— И тогда он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение лет, что оно ведаетвсем в видимом пространстве, оно же каким-то образом есть причина всего, что он и другие узникивидели раньше в пещере.— Ясно, что он придет к такому выводу после подобных наблюдений.— Так как же? Припомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и собратьев иззаточения, сочтет ли он блаженством перемену своего положения и пожалеет ли своих друзей?— И еще как.— А если они, воздавая какие-то почести и хвалу друг другу, награждали отличившихся самымострым зрением в наблюдениях за проносимыми мимо предметами, в запоминании, что появляетсяраньше, а что позже, в предсказывании грядущего, то, как ты думаешь, хотел бы всего этого тот, ктоуже освободился от уз, завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто из них пользуется влиянием?Или он пожелал бы, как говорит Гомер, "подобно поденщику, работая в поле, службой у бедного пахаряхлеб добывать свой насущный", терпеть что угодно,Великие мифы 187только бы не разделять представлений узников и жить иначе, чем они?— Я-то думаю, он предпочтет стерпеть что угодно, лишь бы жить иначе.— Обдумаем вот что еще: если б такой человек опять спустился в подземелье, что станет с егоглазами с уходом от солнечного света в царство тьмы? Не ослепнет ли снова?— Конечно.— А если снова придется спорить с вечными узниками, разбирая смыслы тех теней? Пока его зрениене притупится и глаза не привыкнут — а на это уйдет немало времени, — разве не покажется оннелепым? О нем станут говорить, что после восхождения вернулся он с испорченным зрением, азначит, другим не стоит стремиться туда.