Новая философская энциклопедия В 4 томах. Том 3 (1184480), страница 90
Текст из файла (страница 90)
Отсюда отождествление общества игосударства, характерное для классической социально-философской мысли древних греков. Сила, практически обеспечивавшая структурную связь людей, нуждавшихся в совместном существовании, мыслилась как собственно политическаяв узком смысле слова: не случайно ее носителем в платоновском проекте идеального государства считалось сословие (каста) воинов-«стражей».Платоновская идея государственно-политическим образоморганизованного общества получила дальнейшее развитиеу Аристотеля, осмыслявшего под углом зрения власти (политического господства) не только его макро-, но и микроструктуру.
Основной тип общественной связи в аристотелевской политике — господство/подчинение, характеризующеенетолькопубличную, ной внутрисемейную жизнь в древнегреческом полисе: отношения мужа и жены, отца и детей, главысемьи и включенных в семью рабов.
От семьи как первичнойячейки собственно человеческого общения Аристотель восходит к более развитым его формам — селению, где в общение привходит сверхродовой принцип соседства, и, наконец,к полису: городу-государству, где политическая природа общения предстает в своей полноте и истинности, выявляя егоизначальную цель. Поэтому полис, представляющий последнюю по времени фазу развития общества, имеет у Аристотеля логический, вернее, онтологический приоритет, предопределяя весь ведущий к нему эволюционный процесс. В этойсхеме находит свое законченное выражение социологическийреализм социальной философии эпохи древнегреческой классики с ее идеей безусловного приоритета конкретно-всеобщего перед единичным (единственным, уникальным и т. д.).Релятивизация и скептическое разложение этого универсалистского принципа, первые симптомы которого прослеживаются уже в древнегреческой софистике, в своем последовательном развитии вели к его замене социологическим номинализмом, означавшим радикальную смену парадигмы социально-философского мышления — процесс, завершившийсяуже в атлинистических теориях общества.Основной сдвиг в понимании общества в эллинистическуюэпоху был связан с переходом от локальной модели сравнительно небольшого и более или менее четко очерченного гре-132ОБЩЕСТВОческого города-государства (полиса) к глобальной модели «мирового города (компрополиса) с колоссальной, по тогдашним масштабам, периферией, контуры которой постоянноменялись в зависимости от военных успехов или неудач метрополии.
В отличие от классического полиса с его вполне прозрачными социальными механизмами, отмеченными печатьюзаранее данных ограничений и меры, эллинистический космополис в своей значительной части оставался необозримыми закрытым для реалистически ориентированного осмысления. Отсюда бросающаяся в глаза отвлеченность эллинистического понимания общества и человека, которое и в первом, и во втором случае сводилось к формально-логическойдедукции из догматически утверждаемого постулата единства(а чаще тождества) божественного разума и естественного закона, рассудочности и общительности (а значит — «социальности»), общительности и добродетели и т. д.
Согласно Цицерону, пытавшемуся модернизировать платоно-аристоте—левское понимание общества с помощью стоицистских новаций, «весь этот мир следует рассматривать уже как единуюгражданскую общину богов и людей» (Цицерон. Диалоги о государстве. О законах. М., 1966, кн. 1, VII, с. 23). По ее образуи подобию он представляет «гражданскую общину» преждевсего Рима как наиболее близкого к этому умопостигаемому образцу, а затем и др. общественных образований, объясняя отступления от него «испорченностью, связанной сдурными наклонностями», которая «так велика, что от неекак бы гаснут огоньки» разумности, «данные нам природой,и возникают и укрепляются враждебные им пороки» (тамже, кн.
1, XII, с. 33). Одним из немногих новшеств, внесенных Цицероном в теоретическое понимание общества, былоего определение государства как «достояния народа», причем последний определялся не как «любое соединение людей, собранных вместе каким бы то ни было образом», но как«соединение многих людей, связанных между собою согласием в вопросах права и общностью интересов» (там же, кн. 1,XXV, с.
39); а народ, объединенный т. о. в государство, — этои есть общество как в платоновском, так и в аристотелевском понимании. Однако и тут не обходится без стоицистскоймодернизации понятия, поскольку утверждается, что «первой причиной такого соединения людей является... врожденная потребность жить вместе» (там же), а не необходимостьразделения труда — первого условия обеспечения растущегомногообразия потребностей людей, как утверждал Платон.В этой апелляции к изначальной «общительности» людей, заложенной в них самой природой, послушной божественномуразуму и лежащей в основании их «естественного права» (вчастности, права на свою «долю» того «достояния», каким,по Цицерону, является общество как государство), явственнообозначился теоретический регресс эллинистического понимания общества по сравнению с классическим.
Хотя само этоновшество не осталось незамеченным: им воспользовался Августин как одним из важнейших собственно теоретическихДоказательств неистинности «земного града» в отличие от «небесного». По его толкованию, цицероновского «гражданского общества» как народного достояния «вообще не существовало», т. е.
задолго до того, как римское общество было разгромлено варварами, и виной крушения Рима была отнюдьне христианская этика, как утверждали гонители христианства, а разложение «древнего уклада» — опоры римскойдержавы (Августин. О граде божием, II, гл. 21). Результатомэтого было отчуждение государства от его естественного собственника — народа, который, утратив реальную связь с ним,утратил и черты социальности — перестал быть обществом.Этот мотив цицероновской, а затем и августиновской трактовки социальной сущности общества получил дальнейшее ив высшей степени оригинальное развитие в Новое время — уТ. Гоббса, одновременно преобразовавшего и концепцию «естественного права», лежавшую в его основании (идею правасобственности народа на государство, благодаря возникновению, которого «соединение многих людей» приобретало значение общества).
Наряду с понятием «естественногоправа» Гоббс ввел понятие «естественного состояния», чтоизменило смысл первого из них, поскольку главное заключалось здесь в его противоположении «общественному», посравнению с которым «естественное состояние», при каковом человек остается целиком во власти законов природы,оказывается гораздо более опасным для него, чем состояние его подчиненности государству, чьи граждане впервыестановятся народом и соответственно членами «гражданскогообщества», или «гражданской общины», как говорили древние.
Общество определяется теперь в совсем иной системекоординат, чем та, под знаком которой развивалась греческаяи эллинистическая мысль. «Естественная» первобытностьчеловеческого сосуществования уже не рассматриваетсякак отмеченная печатью большей близости к «природе», т.е. космическому божественному началу, непосредственновнушавшему людям свой Закон, из которого эллинистические мыслители выводили изначальную «общительность» людей, их потребность объединяться в обществе, — постулат, всилу которого законы «общежития» людей оценивались темвыше, чем они были древнее. Наоборот: самое древнее (и вэтом смысле самое «естественное») состояние человечестварассматривалось — ив этом заключалось радикально новое,внесенное Гоббсом в общественную мысль, — как не тольконе-, а скорее даже антисоциальное, весьма и весьма опасноедля жизни людей.
Да и сам закон самосохранения, которыйстоики рассматривали как фундаментальный закон всего конечного, в том числе и человеческого рода (в чем Гоббс нерасходился с ними), оказывался — в гоббсовском истолковании — прежде всего законом разобщения людей, нейтрализовать разрушительное воздействие которого люди могли, согласно концепции автора «Левиафана», лишь создав такое насквозь искусственное сооружение, как государство, в рамкахкоторого, по его убеждению, только и возможно существование «гражданского общества» и «народа», возможного лишьв качестве сообщества «граждан», доверивших верховнойвласти установление мира между ними. Хотя наряду с новымпо своему содержанию понятием «естественного состояния»Гоббс сохраняет и традиционное понятие «естественного закона» как закона (заповеди), который дает людям сам Бог, божественные заповеди оказываются практически осуществимыми лишь в общественном, а отнюдь не естественном состоянии, т.
е. лишь под эгидой мощной государственной власти. Общество предстает у Гоббса как результат некоторогоосновополагающего социально-правового акта, отказа от «естественного права», осуществление которого передоверяется«суверену», гарантирующему общественный порядок, прекращая «естественное состояние» войны всех со всеми.