Диссертация (1173765), страница 70
Текст из файла (страница 70)
В середине XV в. появляется должность «городчика» — своеобразного военного коменданта города. Он был обязан следить за состояниемгородских укреплений и выполнением населением повинностей, связанных собороной. К концу XV в. городчики (позднее — городовые приказчики) сталииграть серьезную роль в земельной, финансовой и других отраслях управленияв пределах города и прилегающего к нему уезда, подчиняясь великокняжескимказначеям.В этих условиях сдача города-крепости военному противнику великогоЛетописи сообщают, что в продолжение этих событий в 1488 г. новгородский наместниквеликого князя Московского боярин Яков Захарьин «иных думцев много… пересек и перевешал».
В то же время основанием смертных казней «злых советников» явился заговор с целью причинения смерти Якову: «злоумием своим хотеша убити в Нове граде наместников»(см.: Книга Степенная царского родословия // ПСРЛ. Т. 21. 2-я половина. СПб., 1913. С. 551;Продолжение летописи по Воскресенскому списку // ПСРЛ. Т. 8. СПб., 1859. С. 215, 218;Рогов В. А. История уголовного права, террора и репрессий... С. 121).980Российское законодательство Х–ХХ веков: в 9 т. Т. 2... С. 24.311979князя, невыполнение возложенных оборонительных задач нередко по своейсути не соответствовали общему понятию «крамолы». Ведь она не была связана с оспариванием прав московского государя на соответствующий городили выражением сомнений в законности и «правильности» существующегопорядка организации власти.
Сдача города при подобных обстоятельствахпредставляла собой нарушение лицами, ответственными за крепость, взятыхна себя перед великим князем обязательств, несоблюдение верности господарю. А «градской здавец» в этом случае уже не «коромольник», хотя и заслуживает столь же сурового наказания.Прецеденты смертной казни за сдачу города неприятелю или попыткутакой сдачи, вероятно, получают распространение в начале XVI в.
981 в связи своенными действиями между Великим княжеством Московским и Великимкняжеством Литовским. Одним из подобных случаев явились события 1514 г.,связанные со взятием московскими войсками Смоленска. Как отмечалВ. А. Рогов, вскоре после взятия Смоленска, когда к стенам города подошлилитовские войска, «обнаружилась в городе измена». Тогда воевода Шуйский,«не дожидаясь великого князя вести»982, осуществил казни — повесил на стенах города («з города на оследех») перед вражескими войсками смоленскихкнязей и панов, которые планировали сдать город: «Которому князю смоленскому дал князь великии шубу соболью, камкою или бархатом поволочена, итого в шубе и повесил.
А которому князю или пану дан ковш серебрянои иличарка, и он ему на шею звязав, и каково чем князь великии жаловал, а почализменяти, и он с тем и вешал…». Великий князь Московский велел «князюВасилью Шускому владыку и смольнян-изменников к себе прислати... И князьВасилеи послал одного владыку и о том писал, что князеи и панов вешал. И оКак отмечал И. И. Смирнов, одним из важнейших источников Судебника 1550 г. явилосьзаконодательство, охватывавшее 53-летний промежуток времени между первым и вторымСудебниками (Смирнов И. И. Судебник 1550 г. ... С.
276).982Рогов В. А. История уголовного права, террора и репрессий... С. 118.312981том князь великии похвалили его»983. Можно предположить, что необходимость оправдываться перед великим князем была связана с отсутствием общихустоявшихся норм, которые бы прямо предписывали смертную казнь в подобных случаях. В то же время при выборе вида наказания (повешение) воеводаШуйский, вероятно, руководствовался по аналогии нормой Закона градского«Иже к ратным своею волею от нас приходяще и наши советы возвещающеим, на висилицех повешаются…» (грань 39, гл. 17).Зафиксированное в летописи одобрение Василием III репрессивных действий воеводы, вероятно, стало важным прецедентом, закрепившим правиланаказания за умысел сдать город неприятелю.
После того как соответствующая норма стала достаточно устойчивой984, она нашла отражение в статье 61Судебника 1550 г. Правительство царя Ивана IV посчитало возможным непросто подтвердить древние правовые обычаи, но и закрепить относительноновую правовую норму о смертной казни «градского здравца» как фигуры, несовпадающей с «коромолником»985.Для такого решения имелись и зарубежные образцы. Речь идет, в частности, о немецком и венгерском законодательстве. Так, в Бамбергском уголовно-судебном уложении 1507 г. (Мать Каролины) непосредственно вслед застатьями о преступлениях против религии располагались нормы «об оскорблении величества» (ст. 132), «об оскорблении своего господина» (ст.
133) и «овоинской измене и сдаче укреплений» (ст. 135). А утвержденный венгерскимУстюжские и вологодские летописи XVI–XVIII вв. // ПСРЛ. Т. 37. Л., 1982. С. 54, 102.Возможно, упоминаемый в летописях (1537 г.) великокняжеский приговор 30 новгородским помещикам, перешедшим на сторону князя Андрея Старицкого в его военно-политическом конфликте с Москвой – «бити кнутьем на Москве да… вешати по Наугороцкой дорозе не вместе и до Новагорода» (см.: Продолжение летописи по Воскресенскому списку //ПСРЛ. Т. 8. СПб., 1859. С. 295), - мотивировался намерением осужденных передать Новгород под власть князя Андрея.985С. И.
Штамм обоснованно отмечала, что в ст. 61 Судебника 1550 г., перечисляющейнаиболее опасные преступления, вводится новый состав — сдача города неприятелю.Можно согласиться и с ее оценкой как неоправданного предложенного Л. В. Черепнинымотождествления «градского здавца» с зажигальником (см.: Российское законодательство Х–ХХ веков: в 9 т. Т. 2... С. 150).313983984королем в 1514 г. кодекс законов («Трехкнижие» Вербоци) в титуле 15 «О делах, которые касаются преступления измены» признавал изменой, в частности,случаи, «когда предаются замки, принадлежащие господам»986.6.Среди заслуживающих смертной казни преступников, посягаю-щих на основы религиозно-государственного строя, Судебники называют дверазновидности «татей» — «церковного» и «головного».Подобное наказание «татя», посягнувшего на церковное имущество,византийским правом и Законом градским не предусматривалось.
В то жевремя ярлыки ханов говорили именно о смертной казни за нарушение праврусской христианской церкви. Эти ярлыки вполне могли стать основой формирования нормы об ответственности «церковного татя», нашедшей позднееотражение в Судебниках, тем более что смертная казнь лиц, посягающих нацерковное имущество, вытекала из отдельных положений каноническогоправа.Так, отраженное в русских юридических сборниках, приложенных к летописям и в Кормчей книге, «Правило святых отец 165 5-го Собора о обидящих церкви божиа и священныа власти их» предписывало таких лиц «огнемсжещи; домы же их святыим божиим церквам вдати, их же обидешя»987. Вероятно, с учетом этих правил, по сообщению Псковской летописи988 в 1509 г. закражу 400 рублей из хранившихся в Троицком соборе денег («из ларев деньгиимал») был казнен отвечавший за сохранность имущества пономарь: «псковичи его на вечи казнили кнутьем да… на Великой реке огнем сожгли его»989.См.: Каролина.
Уголовно-судебное уложение Карла V. Алма-Ата, 1967. С. 3, 25-26; Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы. М., 1961. С. 705; Савченко Д. А. Обзор русского и литовско-русского законодательства XVI века об ответственности за государственные преступления. Новосибирск, 2013. С. 165-180.987Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.—Л., 1950.
С. 479-480.988Псковские летописи. М., Л., 1941. С. 92.989Сожжение, а также урезание языка и тюремное заключение были установлены для еретиков решением Церковного собора 1504 г., на основании которого в Москве были сожжены Волк Курицын и другие лица, обличенные в ереси жидовствующих (см.: Развитиерусского права в XV — первой половине XVII в. … С. 161–162). Смертная казнь и урезание314986Упоминаемый в судебниках «головной тать» по-разному трактуется висторико-правовой литературе990.
Наиболее убедительным представляетсятолкование, предложенное еще Герберштейном, в соответствии с которым«головной тать» — это plagiarius, т. е. похититель людей (в переводе Малеина)с целью продать их в рабство (в переводе Назаренко)991. По мнению А. А. Зимина, под «головной татьбой» логичнее всего понимать кражу людей для продажи в холопство992. В. А. Рогов видел в «головной татьбе» «кражу людей длялюбых целей, будь то продажа за пределы страны или использование в воровских целях»993. Ю. Г.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
